Офицером Советской армии он встретил Победу в Германии на Эльбе, пройдя долгий и очень трудный путь дорогами войны. Армейскую службу продолжал в Белоруссии и на дальневосточных Курильских островах.
Потом была снова Белоруссии и двадцать лет работы председателем колхоза в Чашникском районе Витебской области.
А начинался его путь в Киеве на улице Тургеневской, где жили родители.
Сейчас Исаак Эммануилович Прицкер живёт в Лепеле, где и состоялась наша встреча и интересная беседа с 96-летним ветераном войны. Началась она с воспоминаний о довоенных годах.
– Исаак Эммануилович, расскажите про Ваших родителей.
– Отец был рабочий-металлист, мать – домохозяйка. Их в Киеве расстреляли в 1941 году.
– Большая семья была?
– У нас была семья небольшая. Родители, брат и сестра.
– Родители даже не пытались эвакуироваться или не успели?
– Зять приехал, он был военный летчик, забрать их хотел, а я в это время находился в военных лагерях.
– Вы уже поступили в военное училище?
– В спецшколу. Меня нет – они не поехали. Зять взял других: двоюродную сестру с мужем и увёз. Мои остались.
– Как звали отца?
– Мендель Абрамович.
– А маму как звали?
– Клара Моисеевна Аранштейн.
– После войны вы приехали в Киев, вам кто-то рассказал, как это произошло?
– Рассказывали, как их погнали в Бабий Яр. По улице гнали, кругом стояла полиция, никого не пропускали. Что в руках могли унести, то и взяли. Якобы их куда-то будут вывозить немцы. И в Бабьем Яру расстреляли.
– Отец уже был в возрасте? Сколько лет ему было?
– Лет пятьдесят с лишним.
– А мама была моложе?
– Да, моложе.
Война изменила жизнь всего поколения, родившегося в начале двадцатых годов. Они мечтали, строили планы. А потом война навсегда разъединила их с родителями, закружила в страшную круговерть. Исаак Эммануилович продолжает свой рассказ.
– Я в Киеве окончил 7 классов общей школы. До войны были специальные военные школы: артиллерийские, авиационные и морские. В Киеве были две артиллерийские школы: 13-я и 14-я.
– Это как обычные школы, только ещё было дополнительно введено военное обучение.
– Да, обычные занятия. Мы в форме. Пришёл я, выдали мне форму военную и я вместо своей школы – украинской №91, пошёл учиться в 8-й класс спецшколы.
На лето мы выезжали в лагеря. За Киев, Святошино. Километров тридцать от Киева.
– А как вы узнали о начале войны?
– Ночью слышали разрывы. Не знали, что это. Думали, военные учения, маневры. Утром построили нас на завтрак. Нас обслуживали гражданские: повара, официантки. Разговор уже пошёл, что-то случилось – война. Позавтракали, выстроил комиссар школу и объявил, что немцы напали на Советский Союз. А мы находимся по-прежнему в лагерях.
– Домой не отпустили, в Киев к родителям?
– Никого, никуда не отпускали и не собирались отпускать. Никто не думал, что могут Киев отдать. Буденный клялся своими орденами, что Киев не сдадим. Мы были в лагерях до первой бомбежки. Пока немцы нас не обнаружили. Это уже где-то в июле. Нас по тревоге собирают и грузят на пароход на Днепре в Киеве. Везут в Днепропетровск. Ночью – тревога. Подгоняют машины и нас в Харьков. Это уже где-то конец июля.
– Полтора месяца, связь с родителями какая-то была?
– Никакой связи, ничего не знали. Не было писем, ничего не было…
С Харькова чуть выскочили, по радио передают «Оставили Харьков» и нас везут на Урал.
– Сколько вам лет было? Вы ещё не были военнообязанным?
– Всего семнадцать… На Урале продолжали учиться в городе Чкалов казацкая станица Илек. Я оканчиваю школу – 10 классов. Это 1942 год.
Нас без экзаменов отправляют в Рязанское артиллерийское училище. Оно было эвакуировано, находилось не в Рязани. В этом училище я уже, как военный был. Отучился – получил звание младший лейтенант. Это 1943 год. И на Западный фронт, под Смоленск. Командиром артиллерийского взвода.
– Вы участвовали в боях за освобождение Беларуси? Где воевали?
– Могилёв, Минск. 3-й Белорусский фронт. Освобождали Минск. Бои были тяжёлые. Мы от Смолевичей наступали. Немцы бросили танки. Я уже был командиром батареи. Присвоили лейтенанта, потом – старшего лейтенанта. Батарею развернули, танк один подбили, они ушли, и мы ворвались в Минск. Особенно тяжелые бои были у Дома Офицеров. Уличные бои. Где огневая точка, разворачиваем пушку, подавляем. И опять на прицеп, на машинах были. Я был награждён за Минск орденом Красной Звезды.
Потом участвовал в штурме Кенигсберга. Это 1944 год. Вот тут были страшные бои. Меня уже выдвинули начальником штаба дивизиона. Я капитан. 3-й дивизион, 916-й артиллерийский полк, 348-я дивизия. Помню я всё.
– Бои за Кенигсберг. Там было кровавое месиво.
– Да, страшно. Пополнения не было. С артиллерии у нас забрали половину в пехоту. Почти все наши офицеры погибли. Наградили медалью «За взятие Кенигсберга».
– А вас бог миловал, никаких ранений?
– Я молодой был, не боялся ничего. Мне 20 лет. Ни о чём не думал, что могут меня убить или что-то…
– Ни разу на переформирование не отправляли? Всё время на фронте?
– Всё время. От Кенигсберга коса шла Фрише-Нерунг. Немцы утекли на неё и через неё дальше в Пруссию.
А отсюда я уже на Берлин, на Зееловские высоты. Там Жуков был командующий. Дал команду, если кто-то будет пойман за мародерство, будет разжалован в рядовые и на штурм Берлина отправлен. А сами… Магазины работали. Они всё позакрывали, часовых поставили. Хорошо обеспечили себя. Всё начальство. Ну, а я что, холостяк, мне ничего не надо. Орденоносец был там, набрал барахла разного на машину…
– Вы по-прежнему начальник штаба?
– Да, начальником штаба был. Тут уже разрешили отправлять посылки домой раз в месяц. И солдатам разрешили.
– Что в посылке было обычно?
– А что хочешь… Отрез на костюм или костюм. Мы когда заняли Германию, всё было открыто, заходи, бери, жителей не было…
– Вы с местным население не соприкасались лично? Контакты были?
– Когда в Пруссию вступили, гражданские отступали с военными. Деревни уходили с войсками. Но до конца же не могли все уйти. Уходят, а мы идём и идём. Интересно и мне, и людям, всем было гражданского немца увидеть. Беру «Виллис», водителя, разведчиков… Посмотрел по карте, деревня в лесу. Думаю, должны быть люди. Подъехали, дым идёт, бельё висит, значит, живут люди…
Я зашёл в дом, немцы сразу: «Пан, забирай, что хочешь. Выпить надо – берите, только не убивайте». Все разбрелись по хатам. Как началась стрельба. Где были наши разведчики – всех убили. Остались живые только хозяева, где я был.
– За что? Или просто месть была?
– Просто месть была. В Пруссии было разрешено всё. Идёт немец, увидел солдат и он уже метров за 10 или 20 кланяется. Наш солдат имел право любого на улице застрелить. Никто не возражал. Пустили на самотёк, делай что хочешь. Всё уничтожили, в домах всё побили, громили всё вокруг. Дошло до того, что наш госпиталь негде было разместить. Всё побито. Тогда приказ уже пришёл – запретить это делать.
Когда война закончилась, я был на Эльбе.
– Вы с американцами встретились?
– Подошли к Эльбе. Смотрим, американцы купаются там, на лодках катаются.
– Разрешено было общаться с американцами?
– Никто там не спрашивал разрешения. Командир полка собрал офицеров, пригласил американцев, и они нас приглашали, были встречи. Я участвовал. Американцы очень хорошо относились к нам.
– Война закончили на Эльбе. Дальше, оставили в Германии?
– Побыли в Германии немного и своим ходом в Заслоново. Дивизион был, две батареи на машинах, одна батарея – конная. Конная даст километров пятьдесят. Кони хорошие, шестеро лошадей, асфальт. Рысью идут и всё. Дивизион расположился в Заслоново. А наш полк в Межецах.
Исааку Эммануиловичу всего 21 год. Закончилась война, и столько было видано-перевидано, что на всю жизнь хватит. Надо было начинать новую жизнь, заводить семью. Но он был военный человек, офицер, и не распоряжался своей жизнью. Приказы как говорится в армии, не обсуждают. Вспоминает Исаак Прицкер.
– Служил везде по Белоруссии. Последняя служба в Старых Дорогах. И оттуда меня на Дальний Восток, на Курильские острова. 50-е годы. Я там в 53-м служил на острове Итуруп. Это самый большой остров.
В 52-м на Курилах вулкан рванул. На острове Парамушир и остров опустился на 12 метров под воду. Никого там не эвакуировали, все погибли. Там же гражданских почти и не было. Там и на нашем острове только был китокомбинат один, китов ловили и разделывали. Всё, что было ниже 12 метров, ушло под воду.
– Все ушло под воду в один момент?
– Ночью, и всё.
– Много людей погибло?
– Людей там море было. Там стоял танковый корпус – три дивизии, воинские части – артиллерийские, связи, две авиадивизии – авиационная и техническая. Всё на одном острове. Там же и райцентр был.
– И всё ушло под воду?
– Всё, что было выше 12 метров на сопках осталось. Нас на Итурупе сразу перевели на сопки. У нас на Итурупе вода поднялась на пирсе. Это далеко было.
– Одни Курильские острова.
– Парамушир от Итурупа – это шесть часов плыть на пароходе. А потом остров на место стал. Поднялся опять. Туда надо было много людей. Начали нас шевелить. Мы отказались. У меня было двое детей, и я отказался ехать туда. Тогда стали решили меня демобилизовать.
– Это уже хрущевские времена?
– Да, хрущевские.
Хотелось вернуться в родной Киев. Там жили родственники. Но в большом городе были проблемы с жильем. А Исаак Эммануилович научился воевать, честно служить, а вот как решать жизненные проблемы опыта не было. Исаак Эммануилович рассказывает о послевоенных годах.
– Я хотел в Киев. Но были проблемы с жильем. Собрался и приехал к жене. Сразу в райком партии Чашникский меня взяли, инструктором. Пробыл я года два на этой должности. А тут 30 тысяч коммунистов отправили председателями колхозов. Кого в Чашникском районе – меня, я ж молодой был тогда.
– В каком колхозе были?
– Колхоз «Заря». Деревни Паулье, Двор, Иконки, Бузово, Васьковщина.
– Сколько проработали председателем колхоза?
– Немного. (улыбается) Двадцать лет. Потом меня назначили государственным инспектором по Чашникскому району по закупкам и качеству сельхозпродукции.
Исааку Эммануиловичу 96 лет. И хотя он еще достаточно крепкий человек, с прекрасной памятью, с ним приятно разговаривать. Но какие-то итоги уже подводить можно.
Более 65 лет прожил с женой Валентиной Ефимовной. Она умерла восемь лет назад. Вырастили троих сыновей, у него пять внуков и десять правнуков.
Двое сыновей живут рядом в Лепеле, один – в Полоцке.
Исаак Эммануилович заслужил почет и уважение. А когда надевает военный китель, говорит «Тяжелый стал». Это от наград: орденов, медалей, почётных знаков.
– Чем занимаетесь сейчас? – спрашиваю у Исаака Эммануиловича.
– Когда здоровей был, огородом занимался. Теперь книги, шахматы. Сын приезжает ко мне. Он же тут был чемпионом Лепеля. А я до войны имел 1-ю категорию по шахматам. Тогда были 1-я, 2-я, 3-я категории по шахматам. Играем.
– Дай Бог вам здоровья и до 120!
Аркадий ШУЛЬМАН
Историческая справка
В 1939 г. в Киеве проживало около 175 тысяч евреев (20% от общего количества населения). 21 сентября 1941 г. город был захвачен немецко-фашистскими войсками, и именно здесь была осуществлена первая на территории СССР массовая акция уничтожения евреев нацистами. Казни производились в овраге на окраине города, который именовался Бабьим Яром.
26 сентября – в скором времени после захвата Киева – оккупационные власти собрали совещание, на котором обсуждался вопрос уничтожения еврейского населения. Именно тогда было определено место для расстрелов – Бабий Яр, территория которого могла вместить десятки тысяч трупов (овраг имел длину свыше 2,5 км и глубину около 50 м). Было учтено и наличие железнодорожной станции Киев – Лукьяновка вблизи от него, которая могла бы использоваться для перевозки евреев.
По всему городу было расклеено более 2 тысяч объявлений и листовок, в которых евреям предписывалось собраться утром 29 сентября на пересечении ул. Мельника и ул. Доктеривской. Одновременно был распущен слух, будто евреи будут эвакуированы, вероятно, в Палестину. В итоге в указанный день десятки тысяч людей начали собираться возле назначенного места.
В результате первый массовый расстрел произошёл 29 – 30 сентября 1941 г. 29 сентября нацисты расстреляли около 22 тысяч евреев, а тех, кого не успели уничтожить, затолкали на ночь в гаражи танкоремонтного завода на ул. Лагерной (их убили в Бабьем Яру на следующий день). Всего, согласно рапорту командования специального подразделения СС, участвовавшего в казни, за 2 дня был убит 33 771 еврей.
Многие евреи не пошли в Бабий Яр, скрываясь у знакомых, поэтому в начале октября 1941 г. оккупанты организовали массовый обход квартир. Найденных евреев свозили в те же гаражи, потом на грузовиках отправляли в Бабий Яр и убивали.
По состоянию на 12 октября, по подсчётам нацистов, число жертв превысило 51 тысячу человек. 14 октября в Бабьем Яру расстреляли 308 евреев из числа пациентов психоневрологической больницы им. Павлова. Первая волна расстрелов, начатая 29 сентября, длилась непрерывно полтора месяца – до середины ноября 1941 г.
Уничтожение евреев стало началом других массовых убийств. После этого в Бабьем Яру в течение двух лет были уничтожены люди разного этнического происхождения и возраста. В общей сложности здесь было уничтожено более 100 тысяч человек.
В августе 1943 г. – перед освобождением Киева советскими войсками – нацисты попытались скрыть следы преступлений и сжечь останки убитых мирных жителей.
Историческую справку подготовил Константин КАРПЕКИН
