Ксению Михайловну Канцепольскую приглашают в школы и институты, она выступает перед молодёжью и своими ровесниками. Считает это необходимым – люди должны знать об ужасах, которые приносит война. Ксении Михайловне есть, о чём рассказать. Ещё ребёнком, она увидела и поняла столько, что для многих этого хватило бы на всю жизнь.

– Я родилась в 1935 году, – начала свой рассказ Ксения Михайловна Канцепольская, – в Бобруйской области (раньше была такая), в деревне Проточная (сейчас это Кировский район Могилёвской области). Деревня находится в 40 километрах от Бобруйска.

Когда началась война, мне было шесть с половиной лет. Я всё от начала и до конца помню.

Тогда не было ни телефонов, ни телевизоров. И вдруг в деревню приезжают, и начинается мобилизация парней, мужчин, тех кто подлежит по возрасту службе в армии. И объявили, что началась война.

В армию забрали родного брата моего отца. Отца не забрали, у него было рожистое воспаление голени, опухшие ноги и он лежащий был.

После мобилизации прошло, наверное, пару дней и налетел самолёт. Он летел очень низко и бросал на каждую деревню одну бомбу. У нас недалеко от деревни луг, с самолёта не на деревню сбросили бомбу, а на луг. Мы поняли, что дела плохие. А ещё через несколько дней уже пришли немцы. Они сразу в деревнях назначили старост. Когда им надо было узнать что-то о жителях деревни, они обращались к старосте. В соседней деревне была комендатура, там находилось всё оккупационное начальство. Но почти ежедневно в нашу деревню приходили немцы, они ходили из хаты в хату и просили еду: «Матка, яйки, млеко». И давали им. Хозяйство было у каждого. И коровы были, и живность всякая. Кто хотел связываться с немцами? Лучше дать и пускай отстанут.

Мы жили недалеко от Бобруйска. В народе про этот город говорили – еврейская столица. Чуть ли не половина населения до войны – евреи. Причём, много ремесленников: швей, сапожников и других. В городе среди евреев возникла конкуренция, и они подались в деревни, которые примыкали к Бобруйску. Евреи покупали или строили сами дома.  В нашей деревне тоже была швея-еврейка, она обшивала всех. И были другие евреи, которые обустроились и жили в нашей деревне.

В начале зверств никаких не было, но пошли слухи, какие страшные вещи творили немцы в Польше. Но бежать было некуда. Беженцы уже ушли, линия фронта была на востоке.

Однажды приезжает машина к старосте. А люди, если машина немецкая, тут же убегают прятаться – рядом лес. А эта семья осталась дома. Хозяин – его звали Янкель, его жена – Лея, и дочка Маша, 17 лет, красавица, и старший сын привёз из Ленинграда внучку на лето. И всем команда: «Садись в машину». А водитель-немец знал уже, что в Быхове выкопали огромную траншею и со всех деревень привозили к ней евреев. Ставили на обочину, выстрел и человек падал в траншею. И водитель уже не одну семью туда завёз, и когда он увидел красавицу Машу, он её посадил рядом в кабину. Ехать надо было 25 километров по лесу, от нашего села до Быхова. Водитель знал место, где можно было Машу выбросить из кабины, чтобы никто не видел. И он это сделал. Весь день она просидела в лесу, а ночью пришла в деревню. Мы были дружны с семьей Янкеля. Лея мою маму научила шить. Она старую «зингеровскую» машинку отдала нам, или мы её купили.

И вот Маша стучится к нам в окно, открываем дверь, и она родителям всё рассказала. И тогда мои родители сказали: «Сейчас мы тебя в первую очередь переоденем». Из маминой одежды сделали ей длинную юбку, одели, как старуху и отец с больными ногами повёл её в лес, искать партизанский отряд.

Моего отца звали Михаил Иванович Сиваков, а маму – Елизавета Киреевна Сивакова (Тимощенко), она с 1903 года. Так что к началу войны ей было всего 38 лет.

В лесу уже были люди, в основном те, кто по возрасту не попал под мобилизации, кто-то из окруженцев примкнул к ним. Правда, оружия у этих людей еще практически не было, или было очень мало, но в лесу они уже обосновались. Отец отвёл Машу к ним, и никому об этом не говорил. Потому что, если узнает староста, он предаст нас.

Дальнейшую судьбу Маши я не знаю. Никаких связей у нас с ней не было. Когда война уже закончилась, и отец уже вернулся домой, приезжали к нам в деревню её братья из Ленинграда и пришли к нам поблагодарить, за то что спасли Машу. Она всю войну была в партизанском отряде, вышла замуж и жила после войны в Рогачёве. Это 30 километров от нашего села. Но в наше село она никогда не приходила, видно очень больно было вспоминать о том, что произошло.

Время шло… Партизаны стали вооружаться, взрывать мосты через реку Друть, взрывать железную дорогу. И немцы стали окружать деревни, и в отместку сжигать их одну за другой. Пока они пришли к нам, они уже две деревни сожгли. Пришли к нам рано-рано утром. Кто их увидел, тот сразу в лес побежал, а мы с мамой не успели в лес убежать. Недалеко от нас речушка протекала, и мы спрятались в осоке, они проходили цепью и мы слышали, как они разговаривают, но лежали в траве. Мамина мама, бабушка, тоже не успела в лес и решила спрятаться в сарае.  Немцы видели, как она побежала в сарай и зажигательной пулей зажгли его. Сарай загорелся со стороны двери, она выйти не могла и сгорела там. Когда мы прятались у реки, даже не знали, что в сарае сгорела бабушка. Немцы несколько человек убили, несколько домов подожгли, но испугались чего-то и ушли. И когда все вернулись в деревню, мама спрашивает: «Где наша бабушка?». А её сестра говорит: «Сгорел сарай, и сгорела её корова, так я собрала там косточки». Мама удивилась: «Корова сгореть не могла. Покажите эти косточки».  Она уже в ведёрко их собрала. Мама говорит: «Так это же наша бабушка сгорела». И мы побежали к сараю. Подобрали оставшиеся косточки и отнесли ящик с ними на кладбище и похоронили. И ушли на ночь из деревни. Смотрим, зарево. Немцы снова пришли поздно вечером и всю деревню сожгли. Один лежащий был мужчина, они его вынесли из дома и оставили во дворе, а глухонемую застрелили.

Жить стало негде, и мы все пошли в лес, стали строить землянки. Стали собирать грибы, ягоды на зиму, собирать урожай, то что весной посадили. И так мы обосновались в лесу. Трудно было очень, потому что не было ни тёплой одежды, ни запасов еды. Коров и свиней наших партизаны забрали. Им тоже надо было питаться, приходили ночью – забирали. И так жили, пока немцы нас не обнаружили. И это уже прошла зима 41-го, 42-го года и в начале 43-го немцы нас окружили и забрали, как партизанские семьи. Повели по лесу в деревню Чичевичи. Она на дороге, если ехать из Бобруйска в Могилёв. Привели в эту деревню, загнали в дом и староста этой деревни сказал: «Вас будут сжигать».

Кругом сразу крики, плач. Часа три или больше это продолжалось. Наконец двери открываются и староста говорит: «Вам повезло. Ветер дует в сторону комендатуры». Через три дома находилась немецкая комендатура, и они испугались, что она может загореться, и дома могут – немцы в них тоже жили. Они вывели нас на шоссе, детей поставили лицом к сараю. Моя мама стала просить, чтобы меня отдали. В конце концов, отдали родителям всех детей. Нас погрузили в машины и привезли в Быхов. А там со всех деревень собирают народ и загоняют нас в товарные вагоны. Закрыли, везут. Ничего не знаем, никто не объяснил, еды никакой…

 Первая остановка. Белосток. Мы же жили в лесу. Ни мыла, ни стрижки волос. Все вшивые. В Белостоке нас вывели из вагонов, и началась дезобработка: и одежды, и мытьё. Раздевали догола. И мужчин, и женщин.

Немцы всё осматривали, и рот заставляли открывать, и, буквально, всё. Больных задерживали. У них уже было решение, везти нас дальше, в другую страну. Постригли всех, мы даже не узнавали друг друга: и мужчин, и женщин. И опять в вагон.

Вторая остановка – Варшава.  Раннее утро, хорошее солнышко. Всех нас опять вывели из вагонов, и повели на питание. Был какой-то супчик и маленький кусочек хлеба, намазанный маргарином. Такой вкусный маргарин, что до сих пор помню этот кусочек хлеба. Или мы такие голодные были тогда?

И опять в вагон. И опять везут. Куда? Никто не знает. Едем, едем. И одна женщина говорит: «Давайте мне на плечи кто-нибудь моложе заберётся и посмотрит, где мы едем». В товарных вагонах под самой крышей есть маленькие окошечки. Так и сделали. И та, что посмотрела в окошечко, говорит: «Ой, слушайте, кругом, горы, снег». А нас уже везут по Австрии. И в Вену. И там нас высадили, потом на грузовых машинах привезли в город Грац, в концлагерь.

В концлагере были длинные бараки на определённое количество мест. Эти бараки были окружены колючей проволокой. При входе на вышке круглосуточно дежурил часовой. Наш барак находился у самого входа в концлагерь. Нам разрешали ходить по территории. Кроме бараков, там находилась высокая, большая труба, сложенная из красного кирпича – самое страшное место в лагере.  От этой трубы всё время шёл какой-то неприятный, удушающий запах.

Это был крематорий. Если кто-то умер, его тут же забирали из барака и сжигали, если больной – тоже забирали. Их никто не лечил, а сразу в крематорий.

Мы все находились в одном бараке: я, мама и отец.

В нашем бараке были женщины из Украины, России. Одна учительница из Киева научила меня считать, читать и писать. На работы гоняли не всех, тех, кто помоложе, покрепче. Мы практически целый день находились в бараке.

И вот, когда уже был конец 1944 года, нас почти каждый день отправляли в бомбоубежище. И очень часто выла сирена тревоги. На Грац стали налетать самолёты и бомбить город. И в один день выходим из бомбоубежища, а вместо Граца – одни руины.

Немцы во время этого налёта разбежались, но мы были закрыты в лагере. Нас освободили французы. Мы спрашиваем: «Русские есть?» Французы ответили: «Есть, только не здесь».

Когда нас выпустили из лагеря, сказали: «Ищите русских солдат сами». Мы трое суток шли. Мама уже серьёзно болела. Повезло, что она заболела, когда немцы уже не проверяли бараки. А так бы сожгли её тоже. Она заболела туберкулёзом: кашляет, температура, слабость. Идти она не могла. Нашли лошадь, повозку, положили её на эту повозку и везли. И я сидела вместе с ней. Мы, спустя трое суток нашли русских солдат. Когда увидели, что наши, все побежали к ним. А они спрашивают:

– А кто вы такие?

– Мы из концлагеря.

– А документы у вас  есть?

Немцы же забрали все документы, а французы нам ничего не выдали. И мы оказались «никто». Нам говорят: «Так не пойдёт дело».

Папу сразу забрали в армию, он служил до конца войны. А я с мамой – нас посадили на машину и привезли в Венгрию. Высадили в селе возле Будапешта. Разместили по домам. Нам дали комнатушку. А мама уже совсем лежала. Хозяйка давала ей стакан молока утром, и стакан – вечером. Кормили нас солдаты на полевой кухне. Я лазила по садам и собирала фрукты: маму кормила. Она стала немного лучше себя чувствовать.

Сделали запрос в Белоруссию. Кто мы и откуда? Ответ пришёл только в августе 1945 года. Когда пришёл ответ, нас привезли на огромное поле, это рядом с Будапештом. Когда называли твоё имя и фамилию – садишься на машину. Нас привезли в Польшу на товарный вокзал и сказали: «Ходят товарные составы с углём. Идите, узнавайте у машиниста. Если на Беларусь, садитесь и езжайте. Мы ждали довольно долго, пока сели в такой состав, который шёл на Белоруссию. Так мы вернулись на Родину в Быхов. А из Быхова уже шли 25 километров до своего села.

Дом маминой сестры не сгорел. Мы пришли под крышу.

Зиму 1945 года мы пережили в этом доме. Отец вернулся из армии к зиме. Из всех мобилизованных из нашей деревни, в живых он остался один.  Брат его погиб. А жена брата умерла в лесу от туберкулёза, двое детей осталось.

В этом доме нас собралось 13 человек, всех родственников, оказавшихся без крыши над головой.

Как жить? Что кушать? Мы капали картошку, которую сажали ещё в 1945 году. Заготавливали траву сны. Из этой картошки делали крахмал и пекли большой блин, а потом резали его на 13 кусочков.

Я читать умела, а мои сверстники уже год учились. Меня отправили сразу во второй класс.

Денег нет, мама себя плохо чувствует. Папа пошёл к родственникам в Быхов, они дали ему денег и мы купили козу. Стали лечить маму козьим молоком.

Я в четвёртом классе сказала: «Буду хорошо учиться, чтобы стать медиком и вылечить маму». В седьмом классе я поступила в Гомельское медучилище, а после его окончания (я окончила с одной четвёркой, остальные предметы – на отлично) получила право учиться дальше. Приехала в Витебск, в медицинский институт. На третьем курсе вышла замуж, на четвертом – родила дочку. Когда было распределение в институте, я сказала: «Посылайте меня фтизиатром. Хочу лечить людей больных туберкулёзом». Сорок лет я проработала в медицине.

Беседовал Аркадий ШУЛЬМАН

Историческая справка

В 1940 г. на окраине г. Грац (Австрия),  на берегу реки Мур, был построен Лагерь «Либенау» (или «Lager V»). Первоначально он предназначался для размещения этнических германцев, проживавших за пределами рейха.

К февралю 1941 г. на территории концлагеря располагалось 190 бараков, в которые были заселены около 5 тысяч военнопленных и угнанных на принудительные работы из различных стран. После начала войны с СССР основную группу узников составили советские граждане. Кроме того, там находились граждане Франции, Италии, Хорватии, Германии, Греции, Венгрии. Около 70% зарегистрированных составляли лица мужского пола, основную часть из которых составляли лица в возрасте от 15 – 30 лет.

Большинство заключенных работало на предприятиях военной промышленности: на заводе «Штайр-Даймлер-Пух», занимавшемся производством огнестрельного оружия, военной техники, автомобилей, велосипедов, мотоциклов и самолетов, и на металлопрокатном производстве фирмы «Трайбер».

По некоторым подсчётам, непосредственно в «Либенау» умерли 116 человек. Основными причинами смерти являлись несчастные случаи на производстве, гибель при налётах авиации и от болезней, а также расстрелы. При этом не были учтены узники, зарегистрированные в «Либенау», но умершие в гестапо, переведённые в другие лагеря.

По примерным данным, за всю историю существования в лагере «Либенау» были зарегистрированы в общей сложности более 9 тыс. человек.

В 1947 г. было проведено расследование по делу о преступлениях фашистов на территории Граца. Были эксгумированыостанки 53-х погибших (по результатам экспертизы оказалось, что среди них было значительное число венгерских евреев и советских граждан). Последующие расследования были возобновлены только в 2011 г., когда на территории лагеря были проведены подготовительные работы для строительства гидроэлектростанции.

Историческую справку подготовил Константин Карпекин