Фотография папиной семьи, сделанная в уже очень далёком 1933 году, для меня самая ценная. Помню её с детства, помню, как папа рассказывал о своих родителях, о родном городе Витебске, о братьях и сестре, их жизни, полной тяжёлых испытаний. Сейчас остаётся только сожалеть, что не всё сохранилось в памяти.
Попробую коротко рассказать о тех, кто запечатлён на этом снимке, об их судьбах, о детях их и внуках.
Начну с дяди Лёни – самого старшего папиного брата (да и на снимке он выше всех – положил руку на плечо сестры). Родился Леонид Наумович Гиршов в 1899 г. недалеко от Витебска, в местечке Яновичи. Окончил в Витебске реальное училище и вскоре уехал в Петроград. Во время Гражданской войны служил в Красной Армии, воевал где-то на Украине. Там и встретил свою будущую жену – Марию (Мусю). В январе 22-го у них родился сын Михаил. Моя бабушка, Сара Исааковна Вильниц, решила сама поехать за семьей сына (наверное, для того, чтобы быстрее увидеть своего первого внука), но в пути они разминулись… После возвращения в Петроград бабушка заболела сыпным тифом и в апреле умерла (ей было всего 47 лет). Я из её 15 внуков и внучек – самая младшая.
Дядя Лёня в 1930-м окончил Ленинградский технологический институт, работал начальником производства на заводе «Русский дизель». 5 июля 1937 г. его арестовали. Как «врага народа» приговорили к «высшей мере» – расстрелу. Приговор был приведён в исполнение в тот же день – 29 ноября 1937-го. Эти даты я узнала из ленинградской Книги памяти. А папа мне рассказывал, что когда одного за другим арестовывали однокурсников дяди Лёни, брат сам пошёл заступиться за кого-то из своих друзей, но домой уже не вернулся – опередил неумолимые события!
У дяди Лёни тогда было трое сыновей: Михаил (1922 г.р.), Владимир (1932), Борис (1934). Долгожданную дочь Людмилу ему увидеть не довелось – она родилась в октябре 1937-го, а в марте 38-го вместе со своей мамой оказалась… в заключении – тётя Муся, как жена «врага народа», была приговорена к 8 годам лагерей. И только благодаря родным все младшие дети дяди Лёни и тети Муси не попали в детские дома – выросли хорошими людьми, все четверо получили высшее образование.
Крошечную дочку удочерил брат тёти Муси – вывез из лагеря и вырастил в своей семье. Люся встретилась со своей родной мамой, когда была уже взрослой. Тётя Муся после лагеря, из которого вышла в конце войны совершенно истощённой физически и морально, сначала жила на Украине. В Ленинград она смогла вернуться только в 56-м, после реабилитации мужа. Здесь её ждали сыновья…
К тому времени старший, Михаил, воевавший на фронте, стал инженером-металлургом; такую же профессию получил Владимир; после службы в армии поступил учиться в Военмех Боря. Его и Владимира спасла папина сестра тётя Нина – они были с ней и в блокаду, и во время эвакуации. Причём именно их там считали родными детьми, поскольку у тёти с племянниками была одна фамилия – Гиршовы, а сын и дочь носили фамилию отца – Вильницы.
Миша много лет работал на заводе «Металлист» и до преклонных лет занимался парусным спортом, даже написал учебник для яхтсменов по навигации. Умер Михаил Леонидович Гиршов в 2009 г.
Владимир – профессор Политехнического института, много лет работал в ЦНИИ материалов и по сей день не оставляет научную работу. Второй сын дяди Лёни – Борис, кандидат технических наук. Людмила, дочь дяди Лёни, жила с семьёй в Новороссийске… Я с ней не раз виделась во время её приездов в Ленинград. Людмила скончалась в том же году, что и Михаил – её самый старший брат.
Дядя Лёня, по рассказам папы и тёти Нины, был очень умным и талантливым человеком. По-моему, эти качества в полной мере унаследовали его дети и внуки. Его жена дожила до 80 лет – умерла в 1977-м году, и последние годы жизни тёти Муси можно назвать счастливыми – рядом были заботливые сыновья, хорошие невестки, и она ещё смогла помочь им растить детей. Однако до конца жизни тётя Муся жила памятью о прошлом – именно из её рассказов я ещё девочкой узнала об ужасах ГУЛАГа и, признаюсь, после всего услышанного от неё «…Иван Денисович» Солженицына не произвёл на меня особого впечатления…
Дядя Израиль (1903 г. р.), второй папин старший брат, тоже учился в Витебском реальном училище. Вслед за Леонидом он переехал в Петроград, где после революции был одним из организаторов комсомола… Свою будущую жену Лизу (Лея-Хася Нагинская) он тоже нашёл на Украине, куда его, больного сыпным тифом, перевезла из Питера тётя Нина (туда, на Полтавщину, ещё раньше, то ли в конце 1918-го, то ли в начале 1919-го года уехал на время из Питера мой дедушка Нахман/Наум Меерович Гиршов с тремя младшими сыновьями, чтобы спасти их от голода). Дяде Израилю продолжить образование не удалось, он почти всю жизнь проработал на заводе, сначала рабочим, потом мастером. Но от своих коллег он заметно отличался воспитанием, культурой: играл на пианино, был отличным шахматистом и, несмотря на небольшой рост, – сильным, закалённым человеком (купался, чуть ли не до зимы!) На фронт его не взяли – перенёс тяжёлую операцию (рак горла), вместе с тётей Лизой и единственной дочерью (1925 г.р.) после блокады оказался в эвакуации в Иркутской области, чуть ли не колхозом там руководил. Почти до конца жизни дядя Израиль работал на заводе «Электрик» на Петроградской стороне, и если бы не несчастный случай на производстве, то прожил бы, наверное, гораздо дольше. (Во время отпуска его, как опытного специалиста, «отозвали» на испытание нового станка, который разлетелся на части – осколок попал дяде в голову). После трепанации черепа, я помню, он жил летом у нас на даче на Рижском взморье, и всем тогда казалось, что самое страшное позади. Но вскоре у него обнаружили рак лёгкого... Я его очень хорошо помню, его тихий и хриплый голос; храню подаренную им к моему 10-летию красивую книгу. Папа и мама очень его любили, смерть дяди Израиля была большим горем для нашей семьи.
Дочь дяди Израиля Софья (точнее, Сара – так её в честь бабушки назвали!) окончила Ленинградский мединститут, а замуж вышла за рижанина. Я помню их свадьбу, шумную весёлую, помню, как танцевал дядя Израиль… Звуки еврейской музыки, услышанные мною тогда, наверное, впервые в жизни, спустя много лет как будто ожили в душе, когда я, уже много лет спустя, начала интересоваться еврейской историей, культурой, начала составлять генеалогическое древо нашей семьи. Когда Саня (таким было «домашнее» имя моей старшей кузины) ждала ребёнка, дядя Израиль был уже тяжело болен, и от дочери это скрывали, как могли. Внучка дяди Израиля родилась 29 декабря 1955-го, и Саня, как только вышла из роддома, поехала с грудной Ирочкой в Ленинград, чтобы успеть увидеть отца. Дядя Израиль умер 16 января 1956-го, ему было 53 года.
Муж Софьи Николай (Копол Лейбович Минкин) умер от инсульта приблизительно в таком же возрасте (1972). Через четыре года после его кончины Софья решила уехать из Риги к его родственникам в Израиль, вместе с двумя детьми и мамой. Но разрешение получили только два года спустя, в 1978-м. Этот отъезд можно было тогда считать в чём-то даже смелым поступком, но мой папа его не одобрял, а тётя Лиза вообще была в отчаянии… Дочке Софьи Ирине тогда было 23 года, а сыну Мише – 18. Почти три десятилетия мы почти ничего о них не знали! Какие-то путаные сведения моя другая кузина, тоже Софья (Саня маленькая – 1927 г. р., на два года моложе Сани большой), иногда получала от питерских родственников тёти Лизы. И только 30 лет спустя, через сайт «Одноклассники», уже после того, как в мае 2006-го я впервые побывала в Израиле, мне удалось найти двоюродных племянников, которых я хорошо помнила по Риге. От Миши узнала, что тёти Лизы не стало в 93-м, а моя самая старшая кузина Софья Минкина-Гиршова умерла в Тель-Авиве в декабре 2005 года (В 2012-м я посетила их могилы, когда была в Тель-Авиве в гостях у Иры Минкиной. Ей я очень благодарна за то, что она сохранила фотоархив своих бабушки и мамы, в котором много не знакомых мне снимков папиных родных).
Теперь пора рассказать о поистине святом человеке – о папиной сестре тёте Нине. Она родилась на год позже дяди Израиля. До переезда семьи в Питер из Витебска успела там поучиться в прогимназии… Замуж тётя Нина вышла, как это было принято в еврейских семьях, по сватовству, за своего троюродного брата Льва Вильница. Они прожили вместе более 40 лет, вырастив двух детей – дочь Софью (1927–2007) и сына Евгения (1937 г. р.), таких же добрых и внимательных, как их родители. Дети тёти Нины закончили Ленинградский технологический институт, стали химиками. А самой тёте Нине много учиться не довелось – в 18 лет, после преждевременной смерти мамы, ей пришлось взять на себя все заботы о братьях, трое из которых, в том числе и мой папа, были ещё совсем детьми. Благодаря старшей сестре все они получили хорошее по тем временам образование, женились на достойных женщинах…
И я уже упоминала о том, что в то время, когда многие отрекались от своих репрессированных родных, моя тётя не побоялась взять в свою семью двух племянников, оставшихся фактически сиротами. Какая бы судьба их ждала, если бы не тётя Нина и дядя Лёва, согласившийся с её смелым решением?! После войны в их семье жил какое-то время и Валя – сын дяди Серёжи, погибшего на фронте в сентябре 41-го года. Его жена, тётя Надя, потеряв и мужа, и младшего мальчика (двухлетний Геша умер во время блокады), решила продолжить работу в пароходстве, пойти в плавание, чтобы накопить какие-то средства на дальнейшую жизнь.
В общем, для всех племянников у тёти Нины всегда «был готов и стол, и дом», обо всех она переживала, обо всех заботилась и называла всех родных только ласковыми именами (мой папа до седых волос оставался для неё Симочкой). Тётя Нина освоила хорошую профессию – медсестры, которая очень соответствовала её благородной натуре.
…Моя мама умерла в 1959 году, когда мне было 14 лет, и, конечно же, часть забот обо мне разделила вместе с папой и моими старшими сестрами тётя Нина. Летом я жила у них на даче под Ленинградом в Мельничном Ручье и Ольгино, её сын Женя опекал меня во время вступительных экзаменов в университет, да и все годы учёбы в Ленинграде тоже. Стараниями дяди Лёвы была собрана отличная домашняя библиотека, и перед экзаменами по русской и зарубежной литературе я обычно ехала к ним в переулок Ильича, где они занимали две комнаты в коммуналке (у меня был даже ключ от этой квартиры). Никогда, в отличие от однокурсниц, не возникало у меня проблемы, как дожить до стипендии, – тётя Нина и тётя Лиза, двоюродные братья всегда были готовы накормить, выручить деньгами, посоветовать…
Дядя Лёва не дожил буквально несколько дней до своего 70-летия… На заводе Энгельса («Светлана»), где он был начальником планового отдела, о нём и годы спустя многие вспоминали как о прекрасном специалисте и хорошем человеке. Тётя Нина пережила мужа на 12 лет. До преклонных лет она была неутомима, никогда не жаловалась на здоровье, а всё хлопотала о других, заботилась о внучке и младшем внуке, который родился, когда ей было уже за 70… Дочка тёти Нины Софья Львовна скончалась в мае 2007 года (не дожив менее полугода до 80-летия), как и её мама – скоропостижно, во время телефонного разговора со школьной подругой. Мне её очень не хватает – Саня маленькая постоянно интересовалась моими делами, вместе мы ездили на Еврейское кладбище. Теперь я бываю там вместе с сыном и внучками – могилы родных не должны зарасти «травой забвения»! А 9 мая мы ежегодно приходим на Пискаревское мемориальное кладбище, участвуем в шествии «Бессмертного полка».
…Настала очередь рассказать о моём папе – Соломоне Наумовиче Гиршеве (1907–1992) и о нашей семье. (Так записали фамилию папы ещё до войны в каких-то важных документах, исправлять ошибку потом не стали).
Закончив в Ленинграде «мореходку», он получил диплом штурмана дальнего плавания. Совсем молодым моряком, в 1930 году, он участвовал в Карской экспедиции, до войны побывал во многих зарубежных странах. Но в 1937 году его дальние плавания закончились, потому что старший брат Леонид объявлен врагом народа и расстрелян… В 1940 году, окончив курсы при заводе штурманских приборов, папа приобрёл ещё одну, довольно редкую морскую специальность – девиатора. Он занимался установкой магнитных компасов и проведением девиации на судах морского флота – готовил их к выходу в море. Война застала папу на Дальнем Востоке, куда он был направлен в марте 1941-го года на приёмку военных кораблей, а закончилась в Латвии, где он оказался в октябре 1944 года после Ленинградского фронта. Старший лейтенант С.Н. Гиршев участвовал в разминировании Рижского залива, реки Даугавы (Западной Двины), Вентспилского порта, за что был награжден орденом Красной звезды. После демобилизации более четверти века он работал штурманом-девиатором Латвийского морского пароходства. Оставшись в 52 года вдовцом, папа до конца своей жизни (ещё 33 года!) заботился о нас – троих дочерях, внуках, о своей единственной сестре, сохраняя верность нашей маме, с которой он прожил в мире и согласии 30 лет. Когда папе было уже около 80, он по моей просьбе стал писать воспоминания о своей жизни, первые страницы которых посвящены родному Витебску. В 2016 году мне удалось осуществить свою давнюю мечту – побывать в городе, где жили мои предки, где прошло детство папы… Витебск теперь навсегда в моём сердце.
О папиных младших братьях я, к сожалению, знаю мало. Дядя Федя родился в 1909 году. Учился в военном училище (тогда, наверное, и пришлось сменить еврейское имя Фрид на русское). Арест старшего брата Леонида повлиял и на его судьбу, но дяде удалось добиться возвращения в армию… Он, воентехник 1-го ранга, погиб в 1941-м – папа говорил, что брат сгорел в танке под Смоленском, но в документах на сайте «Мемориал» написано, что «пропал без вести».
Как дядя Лёня и мой папа, дядя Федя, вопреки еврейским традициям, тоже женился на русской женщине – она была лётчицей! В 1938-м у них родилась дочка Тамара. Жена дяди после войны вышла вторично замуж, и много лет о ней и дочери никто из наших родных не знал. Но где-то в конце 1960-х годов папа получил письмо от Тамары, которая сообщила, что уже окончила институт (оказалось, она специалист по… взрывчатым веществам!), собирается поступать в Москве в аспирантуру, а её мама с отчимом живут в Ельце. Нашла Тамара и тётю Нину (вот что значит голос крови!) – и на свадьбе Жени Вильница все мы смогли познакомиться с ещё одной нашей кузиной, приехавшей в свой родной Ленинград, из которого её увезли совсем маленькой…
Самый младший папин брат – дядя Серёжа (Самуил) тоже был моряком, они вместе занимались в яхт-клубе на Крестовском острове. В начале 1930-х годов он закончил училище морских лётчиков. Как и папа, Сергей работал в Балтийском морском пароходстве, ходил в дальние плавания. Но в 1937-м загранвизы братьям «врага народа» закрыли… Дядя Серёжа участвовал в советско-финской войне (1939–1940), а потом в Великой Отечественной… Погиб в сентябре 1941 года под Ленинградом. Ни тёте Нине, ни папе не довелось узнать точное место гибели младшего брата. И только в 2006 году сын дяди Серёжи – Валентин нашёл место, где установлены памятный знак и плита, на которой среди множества имён защитников города – имя и воинское звание его отца – воентехник 2-го ранга.
Добавлю, что сын Сергея Наумовича, Валентин (1937 г. р.), – доктор наук, много лет преподавал в Институте связи им. Бонч-Бруевича, который сам окончил с «красным дипломом» в 1966-м. А в 16 лет, после окончания техникума связи, он уехал в Магадан и работал там шесть лет, чтобы обеспечить себе дальнейшую учёбу в вузе на дневном отделении, а своей маме Надежде Ивановне – спокойную старость. Диплом защитил на отлично, причём в очень сложный для него момент: надо было ухаживать за смертельно больной мамой, а жена ждала второго ребёнка. У Вали, как и у всех моих кузенов, очень хорошая семья, две замечательных дочки и внучка…
Благодаря папе и тёте Нине, которая объединяла всех Гиршовых – старших и младших, двоюродные (и даже троюродные братья и сестры) всегда дружили между собой, и до сих пор мы не теряем связи, а собираясь вместе, всегда вспоминаем наших дорогих родных.
Анна Гиршева, Санкт-Петербург
