Витебск – город моих предков по материнской линии. Здесь ещё в начале ХIХ века зарождался род Шмерлингов, предки которых поселились в витебских землях, по-видимому, после Третьего раздела Польши. Известным нам корнем нынешнего обширного семейного древа со стволами и ветвями в России, США, Израиле, Германии и Австралии является витебский приказчик Гирш Шмерлинг.

Гирш работал прорабом на дровяном складе, принадлежавшем богатому витебскому лесопромышленнику Левинсону. В его обязанности входило следить за отгрузкой и загрузкой дров, организовывать их хранение, обработку и продажу. Гирш был крепким мужчиной, породил от двух жен 11 детей – семерых сыновей и четырёх дочерей, всех их вырастил, поставил на ноги, и сам прожил долгую по тем временам жизнь. Большая семья Гирша жила в деревянном флигеле, включавшем три комнатушки, из которых две были проходными. Непроходная комната была спальней родителей и совсем маленьких детей, а в двух проходных комнатах протекала вся жизнь семьи, в них же спали взрослые дети. Число детей росло и на рубеже ХIХ–ХХ веков в квартире обитало до 13-и человек. Жизнь семьи была нелегкой. Поэтому, как только старший сын Исай достиг возраста бар-мицвы, отец устроил его работать подручным на свой дровяной склад.

Исай Шмерлинг – талантливый и энергичный юноша – на лету схватывал азы лесопромышленного дела и через 9 лет Левинсон назначил его управляющим своего огромного хозяйства. Вплоть до революции Исай руководил заготовкой леса и его обработкой во всей Витебской губернии. Он много работал, обеспечил своей семье вполне пристойную жизнь, хороший дом, достаток, домашнее образование для дочерей. У Исая Шмерлинга было две дочери и сын, и младшая дочь Бетти Шмерлинг стала моей мамой – такова связь автора с городом Витебском.

Много лет я собирал материалы о семейной истории рода Шмерлингов – воспоминания, письма, документы, фотографии... Задача осложнялась тем, что члены этого семейного древа живут в разных странах и даже на разных континентах, говорят на разных языках. Ныне этот труд завершен: издательство СЛОВО/WORD, США, выпустило в свет книгу «Неторопливые размышления вокруг семейного древа – очерки семейной истории», (см. www.amazon.com, YuriOkunev).
Очерки семейной истории рода Шмерлингов представлены на широком историческом фоне событий и трагедий ХХ века – это даёт надежду на то, что книга окажется интересной не только родственникам, но и более широкому кругу читателей, интересующихся историей и судьбами людей прошлого. Ряд очерков относится к жанру художественной эссеистики и, возможно, будет интересен любителям литературного чтения.

Друг мой, я вырос в чужбине холодной
Сыном неволи и скорби народной.
Два достоянья дала мне судьба –
Жажду свободы и долю раба.

Семён Фруг

НАБАТНЫЙ ЗОВ НА БАРРИКАДЫ

Судя по всему, предки Гирша Шмерлинга строго придерживались национальных традиций и религиозных предписаний иудаизма, как говорят, соблюдали Закон. В быту они говорили на языке идиш, а в синагоге молились на иврите; они уже владели и русским языком – во всяком случае, достоверно известно, что и Гирш, и все его дети свободно говорили, читали и писали по-русски.
Однако в семье Гирша Шмерлинга еврейские национально-религиозные традиции соблюдались не столь ревностно, как у предыдущего поколения. Дети Гирша получили светское образование и, судя по всему, уже в ранней молодости склонялись к атеизму. Впрочем, почти мгновенный переход от религии к атеизму при смене предреволюционного поколения послереволюционным вообще типичен для российской истории ХХ века – и для христиан, и для иудеев, и для мусульман. Этот переход отнюдь не свидетельствует стопроцентно об ослаблении национально-религиозных традиций у предреволюционного поколения. Например, мой дед по отцовской линии Исаак Окунев был резником и глубоко религиозным человеком, а все его дети стали убеждёнными атеистами и коммунистами.
Постоянная нужда в сочетании с беспросветным прозябанием в черте оседлости вдали от столичных культурных центров, в опасении погромов и новых унижений от ненавистного царского режима толкала молодых людей к мучительным поискам новых путей. Это мироощущение еврейской молодёжи тех лет лаконично и мощно выразил известный поэт конца ХIХ – начала ХХ века Семён Фруг. Поэтому, когда буревестник революции Максим Горький воскликнул: «Буря, скоро грянет буря!», все дети Гирша Шмерлинга, за исключением старшего – Исая, не просто, как говорят, приняли революцию, а буквально ринулись в неё с восторгом и энтузиазмом. Владимир Жаботинский – очевидец и участник общественных движений предреволюционной России – писал в романе «Пятеро» о настроениях еврейской молодежи в Одессе:
«Во всём рокотала крамола. Чеховская тоска воспринималась как протест против строя и династии; выдуманные босяки Горького, вплоть до Мальвы, – как набатный зов на баррикады... (Молодые люди) наезжали из местечек близких и далеких... днём читали Тургенева и Туган-Барановского, а по вечерам разносили по городу – одни революцию, другие сионизм».
В Витебске происходили аналогичные процессы вовлечения молодых евреев в революцию. Царское самодержавие загнало их в угол и не оставило никакого выбора, кроме революции или сионизма. В революции они увидели выход из бесправия и унижения. Русская революция с идеями интернационала и бесклассового коммунистического общества показалась им долгожданным выходом из тюремного подвала прежней жизни, немыслимым прорывом к свету знаний, равенству и братству, воплощенным полётом мечты. Абстрактные библейские идеалы добра и справедливости, которым их учили родители и учителя, внезапно были поставлены в повестку текущего дня новыми пророками – атеистическими лидерами Российской социал-демократической рабочей партии. Кто мог тогда подумать, что пророки окажутся лжепророками, что вместо справедливого общества без эксплуатации человека человеком будет выпестован тоталитарный монстр в виде концлагеря рабского труда, а великий Интернационал скукожится до примитивного государственного антисемитизма.
Революция драматически преломила судьбы детей Гирша Шмерлинга. Тем, кто присоединился и поддержал революцию, она принесла поначалу жгучую радость победы, чувство свободы и счастье самоутверждения, но всех – кого в большей степени, кого в меньшей – привела впоследствии к тяжёлым испытаниям подчас с трагическим исходом.
судьба сыновей Гирша Шмерлинга сложилась особенно трагично.

Исай Шмерлинг

Старший сын Гирша Шмерлинга от первого брака по имени Исай был, кажется единственным, кто не принял революцию за благо. Он был ко времени революции уже взрослым, самодостаточным человеком (в 1917 году ему исполнилось 38 лет), занимал в Витебске престижное положение управляющего лесоторговым делом, имел свой дом, красавицу-жену и троих детей – дочерей Иду (1906), Бетти (1911) и сына Марка (1920).
Юношеские бунтарские настроения давно растворились в повседневности тяжёлого труда с 13 лет и сменились здоровым житейским консерватизмом. От революции он не ждал ничего хорошего и не ошибся – сначала Исай лишился стабильной и прибыльной работы, а затем в 1926-м году был арестован, помещён в Бутырку и провёл несколько лет в ссылке в Сибири. Вся остальная его жизнь после ссылки, вплоть до внезапной смерти в 1946 году, прошла в отчаянной борьбе за выживание своей семьи в условиях политических и экономических ломок, войны, немецкой оккупации, эвакуации, бездомности, голода, разрухи... Вечером накануне смерти Исай узнал, что его единственный сын Марк Шмерлинг, служивший старшим инженер-лейтенантом ВВС в далёком Хабаровске, погиб. Мечта Исая о продолжении родовой фамилии рухнула, страшная мысль о гибели сына не оставляла его все последние часы жизни, и сердце не выдержало...

Исаак Шмерлинг

Совсем ничего не известно о младшем сыне Гирша от первого брака Исааке. Какой-то рок тяготел над мужской ветвью детей Гирша Шмерлинга. Знаете ли вы ещё какую-нибудь страну, в которой люди исчезали абсолютно бесследно, не оставляя памяти даже у ближайших родственников? Я не знаю...

Шефтель Шмерлинг

Старший сын Гирша от второго брака Шефтель Шмерлинг родился в Витебске в 1889 году и с конца 1920-х годов жил с семьей в Ленинграде. Мне удалось найти фотографию сына Шефтеля Бориса вместе с моей мамой Бетти Шмерлинг, на обороте надпись, сделанная Шефтелем: «Дорогим родным! От сына Бори и племянницы Бетти».
По воспоминаниям родственников Шефтель и вся его семья, включая сына Бориса, погибли в Ленинградскую блокаду в 1942-м году. Почему Шефтель вместе с близкими не покинул своевременно обречённый город, и была ли у них такая возможность, мы не знаем. Можно предположить, что сын Шефтеля Борис был мобилизован в первые же дни войны и погиб на Лужском рубеже под немецкими танками. О гибели солдат и ополченцев в те дни, конечно, никто родственникам не сообщал, вероятно, Шефтель с женой ждали известий от сына и упустили тот момент, когда из города ещё можно было эвакуироваться.
Почти трехлетняя блокада Ленинграда не имеет аналогов в мировой истории ни по масштабам человеческих потерь, ни по жестокости того мученичества, на которое были обречены жители этого важнейшего культурного центра Европы. История умерщвления более чем миллиона ленинградцев многие годы тщательно замазывалась. Ответственность гитлеровского режима за преднамеренное уничтожение мирного населения города не вызывает сомнений, но в ленинградской трагедии повинно и советское руководство во главе со Сталиным. Большевики в Кремле не предусмотрели угловое географическое положение Ленинграда, не провели своевременно эвакуацию детей, стариков и всех других, не связанных с обороной города, хотя времени для этого было достаточно, не обеспечили окружённый город элементарными запасами продуктов питания, хотя времени и транспортных средств для этого было предостаточно... Более миллиона погибших мученической смертью ленинградцев на совести не только гитлеровцев, но и сталинского режима – это неоспоримый факт.

Максим Шмерлинг

Трагически сложилась судьба и другого сына Гирша – Максима Шмерлинга. Он родился в 1893 году в Витебске, учился в Витебском коммерческом училище и одновременно давал уроки, зарабатывая на оплату обучения. Из воспоминаний родственников известно, что в 1930-е годы Максим работал в Ленинграде экономистом, что у него была дочь Лиза, и что он и вся его семья погибли в блокадном Ленинграде в 1942 году – в год гибели Максиму было около 50 лет. Нам неизвестны подробности их смерти – от голода и холода или под немецкими снарядами и бомбами, а может быть от того и другого... Эта ветвь семьи Гирша Шмерлинга просто исчезла на ленинградских братских кладбищах вместе с миллионом ленинградцев.

Зиновий Шмерлинг

В противоположность своему старшему сводному брату Исаю Шмерлингу, Зиновий Шмерлинг искренне поверил в коммунистическую идею с ранних лет. Зиновий учился в городском ремесленном училище Витебска и по его окончании, в возрасте 14 лет, уехал в Лодзь, где работал на фабрике и учился в Варшавском университете. Видимо, именно там, в студенческой и рабочей среде, он стал профессиональным революционером под фамилией Зангвиль. Возможны несколько версий происхождения партийного имени Зангвиль: первая – от фамилии весьма популярного в то время английского писателя Израиля Зангвиля (1864–1926), выходца из Польши; вторая – от ивритского слова «зангвиль», обозначающего «имбирь» – специя с терпким ароматом и жгучим вкусом.
Ко времени революции 1917 года Зиновий был уже зрелым партийцем, членом РСДРП. Он поначалу примыкал к меньшевикам, но в 1917 году перешёл в большевистскую фракцию – во всяком случае его партийный стаж в ВКП(б) впоследствии исчислялся с 1917 года. В справочнике по истории Коммунистической партии СССР приводится следующий «Послужной список» Зиновия Григорьевича Зангвиля в советское время:

1918 – заместитель секретаря Центрального сельскохозяйственного Совета;
1919-1921 – заведующий Главным управлением принудительных работ НКВД РСФСР;
1921-1930 – в Управлении финансовой инспекции Народного комиссариата рабоче-
крестьянской инспекции;
1927-1934 – член Центральной Контрольной Комиссии (ЦКК) ВКП(б);
1930-1938 – начальник Финансового сектора Народного комиссариата тяжёлой
промышленности СССР, член Арбитража Народного комиссариата
тяжёлой промышленности СССР;
1938-1955 – бухгалтер приискового управления треста «Енисей золото»;
1956 – на пенсии.

По воспоминаниям родственников, после революции Зиновий Зангвиль упорно учился и получил высшее финансово-экономическое образование. В 1927 году Зиновий получает должность старшего инспектора наркомата Рабоче-крестьянской инспекции – об этом свидетельствует, в частности, нижеследующий пассаж из того раздела книги Александра Солженицына «Двести лет вместе», в котором он «ненавязчиво» рассказывает читателям о «засилье евреев» в экономической жизни СССР:
«В ноябре 1927 происходит юбилейное заседание правления Госбанка СССР (5-летие введения червонца), в газете Известия — статья З. Зангвиля. [Зиновий Г. Зангвиль (Шмерлинг) стал к тому времени старшим инспектором НК РКИ СССР] о значении червонца и групповой снимок...»
В годы первых пятилеток Зиновий занимал высокие партийно-государственные посты: член ЦКК ВКП(б), начальник Финансового сектора Народного комиссариата тяжёлой промышленности СССР, член Арбитража Наркомтяжпрома СССР. Чтобы оценить уровень служебного взлета Зиновия Зангвиля, следует напомнить, что Наркомат тяжёлой промышленности был в те годы главным мозговым центром индустриализации страны, средоточием гигантских усилий по созданию военной промышленности и перевооружению армии. В 1930-е годы Зиновий стал близким сподвижником наркома тяжпрома и члена Политбюро ЦК ВКП(б) Серго Орджоникидзе, вошёл в высший круг советской номенклатуры со всеми её привилегиями, получил автомобиль с шофёром и квартиру в знаменитом «Доме на набережной».
Пришли, однако, годы сталинского террора, и старые большевики, хорошо знавшие со времен революции и Гражданской войны цену «кавказскому горцу», один за другим стали исчезать. В 1937 году неожиданно и загадочно «кончает самоубийством» Серго Орджоникидзе, мешавший Сталину в окончательном истреблении ленинской партийной гвардии. Сталин приказал репрессировать всех бывших соратников Орджоникидзе, и НКВД тут же начало копать под Зангвиля. Сначала организуется донос, что, мол, отец Зиновия был богачом и крупным домовладельцем в Витебске. Из Москвы в Витебск выехала специальная партийная комиссия по проверке «обнаружившихся фактов». Осмотрев бывшие «хоромы» Гирша Шмерлинга, комиссия была вынуждена снять выдвинутое против Зиновия обвинение в сокрытии непролетарского происхождения. Тем не менее, к июлю 1938 года НКВД сфабриковало против Зиновия новое, более серьёзное обвинение в экономическом вредительстве. Для доказательства уже не требовалось ни фактов, ни проверки – достаточно было «подлинного» признания обвиняемого, полученного путем битья кнутом «по длине», т.е. вдоль тела. 29 сентября 1938 года Зиновий был осужден на 20 лет лагерей и сослан – о, жуткая, издевательская гримаса истории – в тот самый ГУЛАГ, который он помогал создавать на заре советской власти.
Зиновий отсидел в лагерях Гулага 17 лет. Судя по «деликатной» записи в «послужном списке», его каторжная участь не была столь тяжёлой и изнурительной, как, например, у Варлама Шаламова – лагерное начальство разумно использовало профессиональные знания бывшего начальника финансового отдела наркомата тяжпрома и определило его бухгалтером в управление треста «Енисей золото» Красноярского края Восточной Сибири. Работа поваром, санитаром или бухгалтером считалась самой желанной среди узников советских лагерей. Впрочем, легко рассуждать на эту тему, сидя в мягком кресле уютного кабинета за компьютером. Я просмотрел информацию о каторжных золотодобывающих приисках севера Красноярского края, входивших в трест «Енисей золото». Управление треста, в котором работал заключенный Зиновий Зангвиль, размещалось в барачном лагерном посёлке Северо-Енисейский, что в безлюдной сибирской тайге в междуречье Енисея и Подкаменной Тунгуски в полутысяче километров севернее Красноярска. Климат здесь резко континентальный, жестокие морозы с температурой до – 40°С, с затяжными метелями и снегопадами, длятся до 180 дней в году (именно в этих краях зафиксирован чудовищный рекорд минусовой температуры воздуха −67°C). Зиновий, насколько помнится, никогда не рассказывал о своей долгой жизни в этом отнюдь не первом круге гулаговского ада, но можно себе представить беспросветный ужас этой жизни...
После ареста Зиновия его жена Вера и новорождённая дочь Анечка были выселены из квартиры в «Доме на набережной», жили в коммуналке, а в октябре 1941 года, когда немецкие танки подошли к Волоколамску, бежали вместе с родителями Веры из Москвы в Сорочинск Оренбургской области. Родители Веры умерли в Сорочинске от инфекционной дизентерии, а она сама с дочерью вернулась в 1942 году в Москву.
В пору хрущевской оттепели, в 1955 году, Зиновий был освобождён, реабилитирован и вернулся в Москву. Вера не дожила до возвращения мужа из лагеря – она скончалась от инсульта в 1952 году, а осиротевшая дочь Аня жила до возвращения отца у Вериного брата. Зиновий впервые увидел свою дочь, родившуюся через 2 недели после его ареста, уже семнадцатилетней девушкой. Вот как описывали родственники этот эпизод:
«Когда Аня перешла в 10-й класс (т.е. в 1954 году – Ю.О.), мы организовали ей поездку к отцу в Северо-Енисейск. Тогда она впервые увидела отца. Приехав в Москву, она привезла заявление Зиновия о пересмотре дела. Ходила в комиссию по этим делам, там были люди, которые его знали. В начале 55-го он вернулся...»
В Москве Зиновия встретили с почётом, он был восстановлен в партии, которая за время его отсидки успела сменить название с ВКП(б) на КПСС, получил трёхкомнатную квартиру в престижном новом доме на Университетском проспекте и должность старшего научного сотрудника в Институте Маркса-Энгельса-Ленина. Последние 25 лет своей жизни Зиновий прожил очень счастливо вместе со своей новой женой Рашелью и дочерью Аней, к тому же у него была любимая работа, соответствовавшая новой линии КПСС на придание ей доминирующей роли во всех сферах жизни советского общества... Зиновий умер осенью 1981-го на 86 году жизни вследствие врачебной ошибки во время рутинной глазной операции. Сотни людей провожали Зиновия Зангвиля (Шмерлинга) в последний путь. Он не дожил ровно 10 лет до распада СССР, ликвидации и запрета КПСС...
Я эпизодически встречался с Зиновием Зангвилем во времена хрущевской оттепели и взлета движения «шестидесятников». В те незабываемые годы мы словно вырвались из затхлого тёмного подвала «советского единомыслия», жадно вслушивались в звуки новой свободной поэзии и бардовской песни, спорили о социализме, о КПСС, Сталине и Ленине... В тех спорах Зиновий всегда занимал строго партийную позицию, никогда не отклонялся от текущей линии партии. Он был, как помнится, очень спокойным, рассудительным, по родственному добрым и даже мягким человеком, но как бы затвердевал, когда разговор касался коммунистической партии и советской власти. Однажды, вероятно это было в самом начале 1970-х годов, мне посчастливилось встретиться с ним с глазу на глаз. Зиновию было тогда уже сильно за 70, но выглядел он здоровым, крепким мужчиной. Я был очень взволнован – передо мной сидел человек необыкновенной судьбы, старый большевик, делавший революцию и строивший социализм, а потом чудом переживший сталинский террор. У меня была гора вопросов, и главный из них – как бывший профессиональный революционер, своими руками сделавший русскую революцию и утвердивший советскую власть, затем преданный и оклеветанный этой властью и прошедший через советскую каторгу, как он ныне оценивает всё происшедшее? Большой и откровенной беседы, однако, не получилось. Зиновий Григорьевич отвечал цитатами из газеты «Правда» – бесклассовое коммунистическое общество на основах интернационализма, безусловно, будет построено в СССР; КПСС всё делала и делает правильно за исключением отдельных нарушений социалистической законности и ленинских норм партийной жизни, которые самой же КПСС вскрыты и устранены; государственного антисемитизма в СССР не было и нет, а отдельные его проявления являются пережитками прошлого, которые постепенно будут изжиты. Я деликатно пытался напомнить Зиновию Григорьевичу о несправедливых репрессиях, которым он подвергался. Он не принял вызова и ответил в том смысле, что, мол, в отношении лично его это была ошибка органов, которая ныне исправлена.

Семён Шмерлинг

Трагическая судьба Семёна Шмерлинга и его семьи типична для времён кровавого сталинского режима. Мы уже привыкли спокойно, без эмоций обсуждать репрессии 1930–1950-х годов, вошедших в историю и литературу под названием Большого террора. Наследники Сталина убеждают нас вообще забыть об этом – мол, дескать, старые могилы зарастают, а «великие свершения» остаются на века. Нельзя, невозможно быть спокойным, непростительно расслабляться добропорядочным людям «покуда наследники Сталина живы ещё на земле», а они, равно как и наследники Гитлера, судя по всему, будут среди нас всегда.
В Ленинградском мартирологе жертв сталинских репрессий о Семёне Шмерлинге есть вот такая страшная канцелярская справка:
«Шмерлинг Семён Григорьевич
Родился в 1899 г., г. Витебск; еврей; член ВКП(б) в 1919-1937 гг.; профессор, директор НИИ охраны труда. Проживал: г. Ленинград, ул. Ракова, д. 21, кв. 21.
Арестован 2 сентября 1937 г.
Приговорен: Выездной сессией Военной коллегии Верховного суда СССР в г. Ленинград 17 февраля 1938 г.
Приговор: ВМН (высшая мера наказания – Ю.О.) Расстрелян 17 февраля 1938 г. Место захоронения – г. Ленинград».

Семён, может быть, был самым одаренным из детей Гирша Шмерлинга. Он учился в приходской начальной школе, потом в Витебской гимназии. По-видимому, ещё до революции 1917 года участвовал в левом социалистическом рабочем движении Витебска, возможно, был членом Бунда, во время Гражданской войны в возрасте 20 лет был принят в члены ВКП(б). В конце 1920-х он блестяще окончил знаменитую Военно-медицинскую академию в Ленинграде, был оставлен в академии для научной работы, защитил диссертацию, стал профессором академии. Ещё в годы учёбы в академии Семён женился на девушке по имени Ольга, а в 1934 году у них родился сын Лева.
Где-то в середине 1930-х годов, по-видимому, уже после «загадочного» убийства Первого секретаря Ленинградского обкома и члена Политбюро ЦК ВКП(б) Сергея Кирова, Семён Шмерлинг назначается директором Всесоюзного научно-исследовательского института охраны труда в Ленинграде – очень высокая по тем временам партийно-административная должность. Следует упомянуть, что в те годы, после убийства Кирова, по Ленинграду прокатилась волна жестоких репрессий под надуманным предлогом борьбы с «троцкизмом» – Сталин закручивал гайки перед решающим истреблением своих подлинных и мнимых противников. Назначение Семёна на пост директора института в такой обстановке свидетельствует о полном доверии к нему со стороны высших партийных кругов и органов госбезопасности в то время.
Тем не менее, в 1937 году Семён попал под арест в одной из первых волн Большого террора, сразу вслед за уничтожением командного состава Красной Армии. Он был обвинён в самом тяжком по разнарядке тех лет преступлении – контрреволюционной троцкистской деятельности (КРТД). Обвинявшиеся в КРТД становились жертвами звериной ненависти Сталина к своему старому сопернику Троцкому, их подвергали самым изощрённым пыткам и суровым наказаниям, как правило, ВМН (высшая мера наказания – расстрел), им давали самую тяжелую работу в лагерях, их планомерно гноили в карцерах и доводили до скорой смерти. Александр Солженицын упоминал в «Архипелаге Гулаг», что «эта буквочка "Т" очень потом утяжеляла жизнь зэка в лагере». Многие участники процессов Большого террора вспоминают, что осуждённые за контрреволюционную деятельность без буквы «Т», т.е. за КРД, были просто счастливы – у них оставался шанс выжить.
У Семёна Шмерлинга, осужденного за КРТД, шансов выжить не было. Как следует из справки, Семён был расстрелян немедленно после вынесения приговора (обычно палачи вели обвиненных в КРТД из зала заседания Военной коллегии прямо в расстрельный подвал) – ему было 39 лет.
Жена Семёна Ольга также была репрессирована и отсидела в лагерях 17 лет, все эти годы она ничего не знала ни о судьбе мужа, ни о судьбе сына. Тем временем осиротевший Лева Шмерлинг, которому в 1937 году было 3–4 года, остался у тётки по линии матери – он умер от голода в блокадном Ленинграде в 1942 году. Так революция и советская власть расправились с семьей Семёна Шмерлинга...
Я не знаю, был ли Семён Григорьевич Шмерлинг реабилитирован посмертно. Когда его жена Ольга Исаковна Шмерлинг, отбыв 17-летнее наказание без преступления, вернулась из лагерей, в КГБ ей продолжали врать, что, якобы, её муж умер от рака. Несмотря на «хрущевскую оттепель», она сама ещё несколько лет была поражена в правах и вынуждена была жить, как говорили, «на 101-м километре» от Ленинграда – вот такие жизнь и судьба...

Борис Шмерлинг

Самый младший из детей Гирша Борис Шмерлинг прожил самую короткую жизнь – всего 16 лет. Борис был одним из первых комсомольцев города Витебска, активным, энергичным революционным вожаком – как рано взрослели дети в те годы. В 1919-м он поехал в Казань по каким-то комсомольским делам, попал в эпицентр эпидемии, заразился и умер. В Витебске Борису устроили торжественные похороны как герою революции...
Мне не удалось найти ни фотографии Бориса, ни подробностей его драматической судьбы. Возможно, все это есть в витебских архивах времен большевистской революции.

Не осталось ни одного наследника Гирша Шмерлинга по мужской линии

Какая, однако, жуткая вырисовывается картина жизни и судьбы семи сыновей Гирша Шмерлинга при советской власти.
Старший сын Гирша безвинно арестован, провёл несколько лет в ссылке и скоропостижно скончался, узнав о гибели своего единственного сына; второй по старшинству сын Гирша пропал без вести; третий сын умер в блокадном Ленинграде вместе с женой и сыном; четвёртый сын Гирша также умер в блокадном Ленинграде вместе с женой и дочерью; пятый сын провёл 17 лет в концлагерях по ложному обвинению; шестой сын Гирша расстрелян по ложному доносу, его жена отсидела 17 лет в концлагере, а малолетний сын умер от голода в блокадном Ленинграде; седьмой, младший сын Гирша умер в юности во время Гражданской войны.
Эта жуткая картина является, тем не менее, типичной, едва ли не рядовой историей жизни большой семьи в Советском Союзе времён построения социализма. Это одна их миллионов историй в длинной цепи преступлений большевиков во времена кровавого сталинского режима!
Семь сыновей Гирша Шмерлинга совместно дали жизнь только семи детям, из них четверо погибли, не оставив наследников. В поколении правнуков Гирша Шмерлинга уже не было ни одного наследника по мужской линии, ни одного человека с фамилией Шмерлинг – эта шмерлинговская линия нашего семейного древа прервалась навсегда...
Не есть ли этот скорбный итог ответом на вопрос: «Что дала социалистическая революция тем простым людям, которые мечтали о ней и пошли путем Интернационала?» Не лучше ли было бы этим простым людям избрать для себя и своих детей какой-нибудь другой путь?
Говорят – история не знает сослагательного наклонения, но мартиролог судеб сыновей Гирша Шмерлинга вынуждает нас задуматься о той роковой ошибке, которую они совершили 100 лет тому назад...

Юрий ОКУНЕВ