о Холокосте в моей семье
14 февраля 1942 года в белорусском городке Чашники было расстреляно гетто. Две тысячи евреев – и в том числе Хаим и Белла Плавники. Это – родители моей мамы. Ещё раньше погиб их младший сын Афроим. В июне 1941-го он окончил школу и собирался, как и два его брата, в военное училище.
От них не осталось фотографий, материализованной памяти. Только документ в музее ЯД-ВАШЕМ, подтверждающий дату и место гибели. И наша память – внуков, правнуков и уже праправнуков. Ведь Хаим в переводе с иврита – Жизнь. А она, по Шекспиру, времён связующая нить.
Трое из шести миллионов, исчезнувших в Шоах – Бездне.
* * *
В Чашники мотопехота вермахта вкатила на тринадцатый день войны. Городок лежал вдали от шоссе и железной дороги. Красная Армия, согласно пропагандистскому фильму "Если завтра война", шедшему в местном Доме культуры, должна была в первый день разгромить врага и уже брать его логово – Берлин. Но она, Армия, опрокинутая и разгромленная на земле и в воздухе, исчезла – с её танками, кавалерией и краснозвездными соколами.
Немцы уже неделю назад заняли Минск, но уходить из Чашников в эти тринадцать дней после начала войны было запрещено. Неисполнение приказа каралось по законам военного времени.
Чашники достались немцам целехонькими. В том числе, с двумя тысячами евреев – стариками, женщинами, детьми. Тотчас появилось гетто, жёлтые звезды, казни. И, как из преисподней, как персонажи "Капричос" Гойя – свои бесы, полицаи.
Погиб, спасая одноклассницу, сын – младший из семи сыновей Хаима и Беллы. Выдал сосед, заработав награду – две пачки не то папирос, не то махорки.
Чашники были, как сейчас принято определять, мультикультурным пространством из старой "черты оседлости". Здесь говорили на белорусском, идише, русском, польском. Поздравляли друг друга с Песахом и Пасхой, угощали куличами и мацой. Женились на славянках и выходили замуж за евреев.
Но уже в августе 41-го появились местные каратели – 30 человек с местным же начальником полиции. Они и немецкая зондеркоманда из Бешенковичей и сотворили местный Холокост.
14 февраля – это была суббота, Шаббат – финал. Последняя ликвидация.
Немцы и местные зачистили улицы, дома и погнали колонну в Заречную Слободу. Впереди шла детский врач Либерман – она и прочитала Кадиш, поминальную молитву. И начался этот марш смерти – по дороге, той, что на снимке – к карьеру, который углубили взрывчаткой. Со всеми сюрреалистическими реалиями чашникского холокоста – 20-градусным морозом, исчезающими в яме нагими людьми, деловитыми немцами и рогочущими полицаями, пулемётными очередями...
После акции бронетранспортер укатал землю. Вещи свезли в специальный магазинчик, из которого одаривали заслуживших исполнителей.
В 1978 году там поставили этот памятник (на снимке), перепутав на доске дату, число жертв. Их нейтрально назвали "местными жителями".
После освобождения Беларуси и поимки, двух местных командиров карателей повесили. Были и сюжеты, словно из Дантова ада... Один из новоиспеченных коллаборантов был женат на еврейской девушке. Вполне счастливая довоенная советская семья. Но, согласно приказу, муж сдал жену в гетто. Сам нанялся в полицию. И – по логике предательства – участвовал в расстреле своей жены и почти сразу обзавёлся новой женой. Венчание происходило в местной церкви. Бог эту божью тварь не наказал, но свою пулю от простых смертных полицай получил...
Кого-то из местных карателей настиг самосуд. С. Бляхман, выходя из окружения, воевал в партизанах. Жену и старшую дочь расстреляли в Чашниках. Младшую она успела отдать соседской семье, и здесь её выследил тоже сосед, один из чашникских полицаев. Он же и убил еврейское дитя.
Вернувшийся в 44-м в местечко отец, узнав имя не успевшего сбежать убийцы, сам вынес приговор. И – исполнил его.
За самосуд военный трибунал отправил его в штрафбат. В Польше или Германии он погиб, искупая согласно вердикта военно-полевой юстиции, свою вину.
***
Есть библейская история о Иове и его семи сыновьях. У Хаима и Беллы из Чашников их тоже было семеро.
Старший, Яков, погиб на фронте. Младший, Афроим, погиб, спасая одноклассницу, в родном местечке. А остальные пятеро прошли войну: мои дядья Плавники – Захар, Борис, Александр, Михаил, Константин – фронтовые офицеры, которые, как в песне Окуджавы, "шрамами покрыты, только не убиты". И моя мама, их единственная сестра, говорила, глядя на них: "из вас всех можно одного целого Плавника сложить"...
22 июня они собирались у нас на улице Комсомольской в Минске. Это не было поминальным застольем. Гитара, анекдоты, наркомовские "по сто грамм". И воспоминания...
***
Даша Плавник, одна из семнадцати правнучек и правнуков Хаима и Беллы, перед отъездом на треннинги в Израиль, побывала в Чашниках, на месте расстрела гетто. Уже в Иерусалиме, в мемориале ЯД-ВАШЕМ, она вдруг услышала имена Хаима и Беллы Плавников со звуковой "ленты Мёбиуса". Она увидела эти тысячи фотографий на стене памяти, уходящей спиралью вверх, в небеса... Там она и приняла решение о репатриации.
Леонид МИНДЛИН
