Фаина Георгиевна Раневская была женщиной, острой на язык. В словесные дуэли с ней было лучше не вступать. Многие её слова, фразы стали афоризмами, их произносят даже не зная авторства. Одно из таких выражений стало заголовком очерка о Ф.Г. Раневской.

Начнём с исходных анкетных данных: Фаина Георгиевна (Гиршевна, Григорьевна) Раневская (Фельдман), даты жизни: 27.08.1896 (95) – 19.07.1984.

Кроме имени и даты смерти всё у неё зыбкое: отчество, фамилия, год рождения, дважды по-разному указанный ею – что ж, на то и лицедейка!

Кроме братьев и сестёр моих бабушек и дедушек, она первая знакомая, родившаяся в ХІХ веке, а после названия города, где родилась Таганрог, уточняю страну Российская империя.

Город знаменитостей и памятников

Явилась на свет в городе, где родились или были связаны с ним деяниями десятки знаменитостей: императоры Пётр І, основавший Таганрог, и Александр І, навещавший его и почивший тут: «Всю жизнь в дороге и умер в Таганроге» – язвил Пушкин; Джузеппе Гарибальди; литераторы Антон Чехов, Нестор Кукольник, Валентин Овечкин, Михаил Танич; кинематографисты Иван Перестиани – режиссёр фильма «Красные дьяволята», артисты Павел Деревянко – незабываемый Махно, Фёдор Добронравов – «Сваты»; родоначальник советского джаза Валентин Парнах; атаман Платов, адмиралы Витус Беринг, Фёдор Ушаков, Дмитрий Сенявин; выдающиеся авиаконструкторы – Петляков, Бартини, Бериев; художники Архип Куинджи, Савицкий; основатель цирковой династии Анатолий Дуров; изобретатель миномёта Гобято; учёные, спортивные чемпионы!
Всем в городе установлены памятники или, по крайней мере, бюсты.
Но «подробней» всех увековечен, конечно, Антон Павлович Чехов: кроме нескольких памятников и досок в разных местах города выразительные, остроумные скульптуры персонажей его рассказов: «Роман с контрабасом», «Каштанка», «Человек в футляре», «Толстый и тонкий».
В сентябре 2016 года я был приглашён в Таганрог на фестиваль искусств. Из четырёх дней пребывания там два дня весь город гулял: юбилей Чехова – там четыре квартиры, где жила семья, да магазин-аптека отца, – празднуют все даты заселения и выселения, – и ещё праздничный день в честь кого-то из многочисленных знаменитых земляков.

Призрак «Мули»

16 мая 2008 года в Таганроге у дома № 12 по бывшей Николаевской улице (ныне Фрунзе, 10), где прошли детство и юность Фаины, открыли памятник землячке – великой актрисе. Из Театра имени Моссовета, где Раневская служила последние 20 лет, приехали её партнёры по сцене Евгений Стеблов и Ирина Карташова.
Дата открытия была приурочена к старту 1-го театрального марафона «Великая провинция».
Победителем открытого конкурса на лучший проект памятника актрисе стал скульптор из недалёкого Ростова-на-Дону Давид Бегалов.
Что же в предпочтённом проекте было такого необычного, привлекательного?

* * *

Раневская, заостряя характерность своих киноперсонажей, придумывала им смешные реплики. В довоенном детективе «Дело инженера Кочина» она в окошко кричала уходящему мужу (артист Борис Петкер): «Абрам, ты забыл галоши!». Фраза запомнилась народу и повторялась. Даже мы мальчику Абраше Зельдину, вызванному к доске, её с каждой парты в младших классах шептали вслед.
Но крылатой стала другая придумка актрисы.

* * *

В 1939 году на экраны вышла лирическая комедия режиссёра Татьяны Лукашевич «Подкидыш». Редко кто из 220 миллионов граждан СССР не посмотрел этот трогательный фильм.
Главную роль Ляли, готовой стать приёмной матерью потерявшейся девочки, сыграла Фаина Раневская. Ляля, бездетная, демонстрирует свои жалкие и смешные представления о материнстве: заботливость, умение вступать в детские игры, сюсюкая, предвидеть желания и порывы ребёнка.
И когда муж – актёр-резонёр Пётр Репнин – пытается ей что-то подсказать, она одёргивает его единственной фразой: «Муля, не нервируй меня!». Фраза, придуманная Раневской на беду себе, стала в стране крылатой. Актрисе, узнавая её, не давали прохода, повторяли слова, дразнили. Однажды она не выдержала и послала ватагу: «Пошли вы в жопу, пионэры!»
Рефрен не забылся и после войны. Генсек Леонид Брежнев, вручая Раневской орден Ленина, с улыбкой повторил: «Поздравляю. Муля, не нервируй меня!»

* * *

Вот скульптор Давид Бегалов и представил актрису в образе Ляли под зонтиком.
Отрадно, что большие деньги на отливку и установку памятника землячке дал завод «Красный котельщик», работающий в Таганроге с конца ХІХ века, и тогда, при царе, непременно имел деловые связи-гешефты с её отцом. Наверняка к заводчанам относился один из афоризмов: – «Помню время, когда встречались приличные люди».

* * *

Из особняка уже выселили жильцов, готовились открыть Дом-музей Раневской, договорились с Москвой о приобретении Таганрогом личных вещей и мебели из последней московской квартиры Раневской.
Позже я узнаю, что земляки Раневской зимой прислали в Москву за мебелью крытый грузовик. По дороге, в обратном рейсе на юг, тяжёлая машина соскользнула в кювет. Водитель сам разгрузил мебель, облегчённую машину вывел на трассу, загрузил и всё благополучно доставил в Таганрог.
А пока мне отперли двери, из уважения разрешили подняться на второй этаж – осмотреть всю квартиру Фельдманов, выйти на балкон.
Здесь с куклами и Петрушкой, подаренным папой Гиршем, разыгрывала театральные импровизации будущая актриса.
Началось это с представления бродячего кукольника во дворе у её дома. Именно тогда в девочку, незримо и неощутимо для неё, вселился вирус лицедейства: она с пяти лет стала подмечать в людях и ситуациях комичное: водрузив на нос очки и цокая, щёлкая косточками на воображаемых счётах, Фаня смешно копировала управляющего отцовским бизнесом.

* * *

Правда, первое посещение театра – это была опера Верстовского «Аскольдова могила» – окончилось конфузом: напуганная грохотом оркестра и воплями вокалистов, девочка попросила маму: «Пойдём лучше в оперу, где не поют».
А ещё в её скупых воспоминаниях упоминались виды с балкона: тополя вдоль Никольской улицы, базар в её конце, Успенский собор…

* * *

Мой прощальный полдник с таганрожцами проходил в кафе «Фрекен Бок» с фото персонажа из мультика «Карлсон возвращается», где старуху Фрекен Бок озвучивала Раневская.
Разгорожен зал кафе сквозными книжными полками. Книги можно брать с собой, но с обязательством непременно их вернуть. Люди здесь совестливы: возвращали, опять присев, конечно, что-то заказывали из исторического меню.

* * *

Перед отъездом мне вручили два экземпляра журнала «Вехи Таганрога» № 61 – август 2015 года один мне, второй попросили передать в Минске сотруднице Президентской библиотеки Татьяне Лычагиной, что я, конечно, исполнил.
А в поезде стал журнал перелистывать. На материале Лычагиной споткнулся: «Белорусские корни Фаины Раневской».
Да неужели?! Зацепило – не оторваться!
Не ссылаясь на все фильмы с участием Раневской, я ведь был у неё в квартире – в высоком доме-башне, слышал её, рождённое при мне острое выражение, почти афоризм, видел её в знаменитом уникальном спектакле, последнем в её жизни.
Но это всё как бы ожидаемо.
А вот неизвестное, совершенно неожиданное, имеющее отношение ко всем нам, живущим в Беларуси, узнал о ней из этого журнала, как наверняка нежданно узнают это и читатели.

Раневская – и Лепель, Смиловичи

Библиотекарь Татьяна Лычагина подробно описывает свои долгие кропотливые поиски.
В Историческом архиве в ноябрьском за 1874 год «Регистре списков евреев мужеского населения м. Смиловичи» упоминались сыновья Хаима Ицковича Фельдмана: Ицка, Шмуйль и 11-летний Гирш – будущий отец – «татэ» Фаины!
В местечке Смиловичи – слышите, земляки? – функционировали православные церкви, синагоги, костёл, мечеть. Такая толерантность и поныне характерна для Беларуси.
Клубок исторических «нитей» разматывался.

* * *

Мать будущей актрисы Милка Рафаиловна Заговайлова родилась и жила тоже в Беларуси: в уездном городке Лепель – слышите, земляки?
И вот один из старших братьев Милки вёл дела в Таганроге.
Не пересказывая подробности, «раскопанные» в документах Лычагиной, лишь сообщу: Гирш Фельдман из Смиловичей и красавица Милка Заговайлова из Лепеля оказались в Таганроге – поначалу под «крылом» её брата.
Земляки из Беларуси поженились в начале 1890 года. Рождались дети: Фаина – в 1896-м (или в 95-м), Лазарь, Яков, затем Рудольф – офицер белой армии, погибший в Гражданскую войну, – и Бейла. В конце жизни она, как Изабелла Аллен, из Парижа переедет в Москву, к старшей сестре, ужасаясь советскими порядками и тотальным в СССР дефицитом. В 63-м она упокоится на Донском кладбище.
А через 21 год рядом с ней ляжет и старшая сестра: лауреат, орденоносец, Народная артистка СССР Фаина, урождённая Фельдман.

Актёрский псевдоним

Гирш Хаимович Фельдман – староста таганрогской хоральной синагоги, купец
1-й гильдии, у него двухэтажный дом в центре города, фабрика, склады, магазины, он торговец стройматериалами, в частности, железной арматурой, наверняка и котлами – уважаемая в городе почтенная зажиточная личность!
Все дети Фельдманов как дети, а вот старшая в 20 лет сменила родовую фамилию, назвавшись Раневской! – персонаж пьесы Чехова – и покинула обжитое семейное гнездо, став – кем бы вы думали? – актрисой!
Раневская вспоминала: в те годы в СССР при выдаче паспортов можно было назваться как угодно и сообщить о себе что угодно! Так, одессит, разбитной хохмач Лазарь Вайсбейн записался Леонидом Утёсовым; Любовь Орлова «помолодела» лет на десять, а сама Фаина Фельдман записалась Раневской.

* * *

Мелькали: Летний театр в Подмосковье, 1-й советский театр в Крыму, драмтеатры Смоленска, Архангельска, Сталинграда, Баку – играла острохарактерные роли в пьесах Чехова, Островского, Горького, новых советских драматургов Киршона, Афиногенова, Тренёва, Шкваркина… Наконец, Москва.

* * *

Таганрог, где родилась и прожила первые 20 лет, Фаина любила и помнила, всю жизнь вела переписку с земляками, но никогда в Таганрог больше не наезжала. Да и хорошо – не узнала бы свою Никольскую улицу: спилены тополя, ликвидирован базар, взорвали большевики в 30-е величественный Никольский собор с росписями самого Карла Брюллова…
Исключением стал её очень краткий визит, когда вся мишпоха навсегда покидала родину.
Прозорливый папа Гирш сообразил, что с большевиками дело не сладишь, потому перевёл за границу капитал, как мог пристроил или ликвидировал здесь собственность.
И в 1919-м загрузил пароход «Николай ІІ» – собственный, конечно, – дорогими вещами с намерением с семьёй выскользнуть из-под власти рабочих и крестьян. Зай гезунд!
Приехавшая в Таганрог прощаться с родными Фаня – уже Раневская – наотрез отказалась эмигрировать!
Советская гражданка и советская актриса осталась в Стране Советов по собственному выбору – поступок ранней юности! Единственная из всех Фельдманов осталась.
Больше они никогда не увидятся, – разве что через много лет вернётся после войны в СССР, реэмигрирует младшая сестра Бейла.

Судьбы великих – в мусорке

В центре Москвы, в здании Союза кинематографистов на Васильевской освобождали подсобные помещения в цокольном этаже для предоставления посторонним(!) организациям. Оплата за аренду освободившихся комнат должна пойти на оплату нужд Союза кинематографистов. Куча выброшенных бумаг, высившаяся на межэтажной площадке, предназначалась для утилизации, ожидала погрузки в мусоровоз.
Некий В. Чернов поднял верхние папки – оказались личные дела умерших кинематографистов с учётными карточками – перечнем созданных работ, заполненными ими лично. Среди них – случайно! – папка Ф.Г. Раневской.

* * *

Там решение президиума Союза кинематографистов от 25 ноября 1958 года о приёме её в члены Союза с вручением членского билета за № 22. То есть Раневская – в числе первых членов Союза!
Размашистым крупным почерком записала она роли, эпизоды и фильмы со своим участием.
В 5-й графе – «Национальность» – указала: русская. Так же крупными буквами сообщила о дате рождения (в другой анкете – другой год).
В графе № 19 «Семейное положение» размашисто написала: «Одинокая».
Невольно вспоминаю её Маньку-спекулянтку из 2-го акта спектакля «Шторм», где она, укутанная платками и тряпьём бабка, на такой же вопрос следователя как бы смущённо, «потупя взор», отвечает:
– Баришня я… Шо грыце?
Уморительно смешной эпизод! А в антракте перед 3-м актом зрители из театра Моссовета уходили. Это хорошо инсценировано в сериале «Раневская», где её играет Мариэтта Цигаль-Полещук.
При возобновлении спектакля режиссёр Юрий Завадский убрал сцену с Манькой-спекулянткой, а ведь только ради этой сцены с участием Раневской народ и валил на идейно-революционный спектакль.

* * *

Она в анкете перечислила столичные сцены, где играла. В беседах посмеивалась:
– Я переспала со всеми театрами Москвы!
В «Деле» указала три Сталинских премии, ордена Ленина, «Знак Почёта», Трудового Красного Знамени.

* * *

Заинтересовавшийся Чернов сделал своё грустное «открытие» только в отношении кино – «Дело» Раневской, переслав его в Таганрог, в Дом-музей актрисы.
А гора папок – глав истории советского кино! – осталась на межэтажной площадке Дома кинематографистов(!) на Васильевской в ожидании приезда мусоровоза и утилизации!

Спасительный грипп

Москва, жутко-холодная весна 1970 года. На «Мосфильме» снимаем «Всю королевскую рать». В понедельник утренним минским поездом должна приехать Стефания Станюта. Два дня снимаем её в роли мисс Литлпо. Пожилая забитая женщина открывает журналисту Джеку – Михаил Козаков – давнюю аферу, в которой обвинили её невиновного брата, от обиды и безысходности покончившего с собой.
У Стефании Михайловны эти страницы сценария больше месяца, заверила по телефону, что замечательную роль хочет сыграть, текст – я даже не спрашивал, – конечно, знает наизусть…
Но вечером в субботу Станюта звонит мне в панике, с извинениями: режиссёр театра Валерий Раевский назначил на понедельник репетицию, не отпускает её в Москву.
Я уже усвоил порядки «Мосфильма»: там неявка актёра, болезнь – не причина отмены съёмки. Положено по метражу режиссёрского сценария две смены – значит, две, а в ночь на 3-й день декорацию ломают, чтобы строить новую.
Я сразу первому позвонил Ростиславу Яновичу Плятту: «Посоветуйте актрису на мисс Литтлпо». Он играл раз в два месяца спектакль «Дальше – тишина» с Фаиной Раневской. Он её и назвал, дав мне телефон и адрес.
Выдрал я из сценария текст сцены, вызвал машину, заехал за Козаковым: «Миша! К Раневской!»
Помчались.

* * *

Встретила Раневская нас, что называется, в «разобранном виде»: красный опухший нос, надсадный грудной кашель, укутанная шарфами, волочащимся пледом. В те дни пол-Москвы – в гриппе.
Дымя папиросой, пояснила: «Симулирую здоровье», – пригласила пройти в комнаты. Сели.
Конечно, она сразу поняла, что приглашение на съёмку послезавтра – это срочная замена ею – Ею! – кого-то, использование её – Её! – великой актрисы, в качестве «скорой помощи». Но виду не подала, внимательно, кашляя, дымя папиросой, выслушала убедительный Мишин монолог о мисс Литтлпо, несколько сыгранных им реплик за обоих; сказал, что у Володи – она милостиво кивнула мне, сидевшему молча, – есть сценарий, вся его, Джека Бёрдена, дуэтная сцена с Литтлпо.
Раневская, кашляя, не выпуская папиросу, похвалила Мишин показ, восхитилась текстом, приговаривая: «Какая симпатичная женщина – эта Литтлпо!»
Но играть вежливо отказалась, сославшись на скверное самочувствие, что было очевидно: «Ты же видишь, Мишенька!»
Она порасспрашивала Козакова о его дальнейшей актёрской судьбе – знала, что ради роли в «Королевской рати» ушёл он из «Современника», – передавала приветы кому-то из молодых театральных лидеров, приятелей Миши: Ефремову, Евстигнееву…
Но я ничего этого уже не воспринимал, желание было одно: не теряя времени, скорее уйти, искать актрису. Одержимость одним вопросом: «Кто? Кто? Актёрский отдел «Мосфильма» закрыт. Кто сыграет Литтлпо? Кто?»

* * *

Мы откланялись, пожелав ей скорейшего выздоровления.
И уже у самой двери она просипела жалостливо: «Оно и хорошо, Мишенька, что я не смогу сыграть эту симпатичную женщину. – И выдала, если не афоризм, то образное выражение, родившееся при мне: – Сцена дуэтная, тебя там, Мишенька, рядом со мной и видно бы не было».
Слышали бы, как вычурно материл себя и меня Козаков, что попытались свести его с Раневской! И радовался, что старуха больна и отказалась.

* * *

В воскресенье я нашёл некогда знаменитую актрису: погасшую давно красавицу-звезду ещё немого кино Аду Игнатьевну Войцик. Я созвонился, пригласил, ей привезли сценарий, и в понедельник она прекрасно сыграла дуэтную сцену с Козаковым.
Видно было обоих.

Странная мисс... Раневская

В театре Моссовета выбирали пьесы «под Раневскую». Так, в 1966-м появилась в репертуаре «Странная миссис Сэвидж» Джона Патрика, перевод с английского.
После смерти богатого мужа вдова Этель Сэвидж основывает фонд: средства идут на удовлетворение желаний людей, делая их, хоть кого-то, счастливыми.
Но, желая получить наследство, дети от первого брака мужа помещают мачеху в клинику для душевнобольных.
Такими же странными поступками славится и исполнительница заглавной роли.
Как и персонаж пьесы Чехова, чью фамилию она носит, Фаина Раневская расточительна. Она неплохо обеспечена: зарплата Народной артистки, три Сталинских премии, но всегда без денег: раздаёт, одалживает, не в меру тратит, получив зарплату, в конвертах рассылает по почте суммы тем, кто просит.

* * *

Женщину, обслуживающую её, посылает за хлебом и молоком, но ещё просит у директора магазина под её имя купить две коробки дорогих дефицитных конфет: одну – женщине за доставку молока, другую – медсестре, которая завтра придёт делать укол. Это, разумеется, помимо оплаты услуг.
Вообще, за актрисой тянется «хвост» описаний её странных эксцентричных поступков и достоверных высказываний.

* * *

Драматург Иосиф Прут рассказывал при мне: он начинает читку своей новой пьесы труппе Театра Моссовета. Он ещё не дошёл до диалогов, читает ещё только первую ремарку, описание декорации, погоды, времени дня, а сидящая среди актёров Раневская после каждой его фразы хихикает, тихо посмеивается. Смех её заразителен – уже смеётся, давясь, еле сдерживаясь, вся труппа.
Драматург не выдерживает и, хлопнув ладонью по рукописи, сердито упрекает:
– Фаина, это же драма!
Та наивно, по-детски, недоумевает:
– Да? – и из глаз её тут же хлынули слёзы.
Артисты хохочут неудержимо! Продолжать бесполезно. Читку отложили. Раневской в пьесе роли не было, потому на следующую читку её не пригласили.

* * *

Вот достоверно её наблюдение: «Женщины несомненно умнее мужчин! Ну скажите, разве женщина стала бы сходить с ума при виде мужских ног?»
А художественный руководитель театра при виде женских ног сходил с ума. Его актрис-любовниц Раневская называла откровенно: «Гарем». А его самого – «Перпетуум кобеле».

* * *

Она с этим режиссёром много лет и успешно работала. Но случались стычки. Об одной из них рассказал мне режиссёр этого театра, в начале 60-х работавший в Минске, Борис Никифорович Докутович.
Однажды страсти накалились до того, что она на репетиции обозвала худрука мощным нецензурным ругательством.
А утончённый эстет-интеллигент матерной терминологией не владел: не зная матерщины, был безоружен – и, оскорблённый, убежал со сцены. Но за кулисами режиссёр вспомнил одно, как ему казалось, страшное ругательство и, вернувшись, выдавил из себя:
– А вы, Фаина Георгиевна, вы… вы ка-каш-ка! – и, не в силах пережить такое «моральное падение», убежал.

* * *

Театральный критик берёт у неё интервью, спрашивает:
– Вы, меняя театры, искали высокое искусство. Нашли?
– Нашла.
– В каком театре?
– В Третьяковской галерее.

* * *

Её писательница Мурашкина в киноновелле «Драма» – партнёр Борис Тенин – уморительно смешна! Её слёзы при чтении собственной пьесы и пояснения: «Простите… это – личное» – виртуозное актёрское мастерство!

* * *

Но могла и над собой посмеяться.
Сергей Юрский говорит ей, что читает в концертах стихи.
– Кого? – спрашивает Раневская.
– Мандельштама, Цветаеву, Пастернака.
Раневская вздыхает, вспоминая:
– Ося, Марина, Боря… А ещё кого?
– Шекспира, – называет Юрский и ожидает, что она сейчас вспомнит: Виля.
Раневская, словно ухватила его мысль, захохотала первой.

* * *

Как в фильме «Александров и Орлова» замечательно молодую Раневскую сыграла Юлия Рутберг!
Когда её вызывают на Лубянку и склоняют к стукачеству, Раневская-Рутберг включает дурочку: требует, чтобы ей дали «рэвольвэр» для борьбы с «врагами народа» – тоже высокое актёрское мастерство Юлии Ильиничны! А выгнанная, покидая кабинет, уже в дверях, Рутберг, прощаясь, делает некий полу-книксен.
Эта импровизация актрисы наверняка подсказана ей в то мгновение её героиней с небес.

Дальше… «Вечность на двоих»

Через три года после миссис Сэвидж в 1969-м Раневская играет Люси Купер в спектакле «Дальше – тишина» Вины Дельмар, тоже перевод с английского. Но пьеса – инсценировка романа Жозефины Лоуренс. Тут три женщины вынашивали-вымучивали материал! Режиссёр-постановщик спектакля в Театре Моссовета Анатолий Эфрос, мужа Люси – по роли Барт – играет Ростислав Плятт. Чувствуете уровень?
До этого я уже посмотрел дуэтный спектакль «Милый лжец»: Любовь Орлова – Ростислав Плятт.
И вот на этой же сцене другая его «звёздная» партнёрша: Фаина Раневская!

* * *

Вся семья Куперов – родители и дети – в сборе, выясняется ситуация.
Старики оказываются бездомными: пятеро взрослых семейных детей не имеют возможности приютить обоих. Их, неразлучных полвека семейной жизни, разлучают: Барта – отца, отправляют в приют для престарелых, а мать – Люси, как эстафетную палочку, будут передавать дети из семьи в семью, из дома в дом.
Она поначалу, как-то даже не вникая в простую, по её мнению, ситуацию, копошится где-то в глубине сцены. Но когда, осознав разлуку, уяснив, что они никому не нужны, она выдвигается в центр сцены…
Зал-амфитеатр, опознав Раневскую, взрывается нескончаемо долгой овацией.
Актриса пережидает затянувшуюся паузу, заполняя её мелкими несуразными движениями: Люси как бы недоумевает, никак не осознаёт, что они с Бартом – обуза для детей…
И только дождавшись тишины, Раневская начинает говорить.
– Дорогой, дорогой, я была счастлива все пятьдесят лет нашей жизни!
В финале все зрители, и я, – в слезах: одной рукой утираем их, другой как-то аплодируем.

* * *

По окончании спектакля «Милый лжец» за кулисами на этаже с гримёрками было темновато и тихо – всего два актёра. Старушки тихо ожидали у гримёрки Раневской её выхода.
Я почтительно обошёл группу поклонниц и постучал в комнату Ростислава Яновича – партнёра великой актрисы.

* * *

Какое счастье, что этот спектакль отснят и существует уже как документ истории, как артефакт высокого искусства!
Счастье, что прямо во время спектакля его записало радио – с реакцией зрителей – для программы «Театр у микрофона».
Несколько лет спустя, после съёмочного дня, долгий вечер в гостинице Гомеля я провёл неотрывно у радиоточки, слушал знакомые голоса Плятта и Раневской, и вновь вспоминал мизансцены, опять ощущал себя в зале, опять переживал за несчастных стариков.
Какие таланты! Сумели мелодраму поднять до уровня человеческой трагедии!

* * *

P. S.

Неужели в районных музеях Смиловичей и Лепеля нет стендов с информацией о родителях великой актрисы?! Есть же материалы Лычагиной, документы, фото… Кто прочитает это, сообщите «музейщикам»: где, у кого искать.

* * *

Я видел все кинороли Раневской, сидя перед киноэкранами молча.
Я молча, с влажными глазами, два часа внимал в Театре Моссовета беспомощным сетованиям её Люси Купер.
Я молча около часа восторженно смотрел на неё, как она слушала уговоры Миши Козакова сниматься в роли мисс Литтлпо.
А сейчас могу подать голос, сказать без опасения, что отправит меня она, куда посылала назойливых приставучих «пионэров» после их: «Муля, не нервируй меня!»
А ведь нервирует, правда?
Нервирует! Вот потому, вот за это её все помнят и любят. Лэхаим! (За жизнь!)
А я – ещё теплее, узнав о происхождении её родителей из Беларуси, а посетив Таганрог, вместо неё навестил её родной дом.

Владимир ОРЛОВ