Наум Сандомирский – человек знаменитый в Глуске. Как, впрочем, и его отец Борис Наумович, выпускник Еврейского театрального училища Соломона Михоэлса, фронтовик, работавший здесь директором районного Дома культуры, руководителем народного театра.

У Наума Борисовича два высших образования – педагога и журналиста. Более двадцати лет был редактором глусской районной газеты «Радзiма». Лауреат премии «Золотое перо» Союза журналистов Беларуси, государственный стипендиат в сфере культуры и искусства, Почётный гражданин Глуска.

Автор более двадцати книг прозы.

Мне кажется, в своё время Бог от Лоты потребовал невозможного: не оглядываться назад. Человеку такое просто не под силу. В принципе, такое оглядывание и есть наш опыт. И трудно найти для него кладовую лучше, чем музейное место, где опыт этот как бы сконцентрирован.
Совсем недавно убедился в этом в очередной раз. И что интересно: рядом с одним из небольших, совсем простым на вид деревообрабатывающим станком. Оказалось, за ним стоял целый исторический период. А главное, людские биографии и судьбы. Скажем, того же Соломона Синделя. Прежде чем он стал для земляков «мистером спарти», факты, как созвездия на небесах, должны были расположиться определённым образом. И они это сделали.
Однако всё по порядку. В такой последовательности и понятнее, и убедительнее. Более прозрачной становится и историческая, и человеческая логика.
Число 1905 довольно «точечное» не только для российской летописи. Весьма специфически отметилась она и в нашей местечковой «пошехоний».
Бог знает какими орбитами, но всё же прописался в Глуске некий немецкий эмигрант. Эдакий до мозга костей бизнесмен с деловой хваткой хрестоматийного Штольца. Немец он и есть немец, со всеми присущими ему ментальными характеристиками. Едва приехал – и давай сразу шастать, думать да гадать, чем бы это таким выгодным заняться.
Сфокусировался на том, чего прежде никто и в упор не видел. Объект коммерческого интереса – осина. Да-да, самая что ни на есть обыкновенная осина. У нас дальше кола из этого дерева фантазия не шла. «Не стоит слов взгляни – и мимо».
А «немчура» такое развернул! Стартовал с депеши в Берлин. Дескать, так вот и так, «геноссен», а нужен мне станочек такого вот профиля. В общих чертах и схему «на гора» выдал, и с прикладной спецификой познакомил. Откликнулись, прислали… Тоже небось германцы, уже по определению деловые люди.
Не откладывая в долгий ящик, установил. Более того, местный «левша» нашёлся: ещё несколько по готовому образцу смастерил.
Выпускали «Спарти». В немецком переводе – полотно из основной стружки. Из него, как из полуфабриката, можно и циновочку, и шляпу, с коей не стыдно и в город Анапу. Даже у Ильфа с Петровым определение «встречается». Такая вот неожиданная «классическая» рекламная поддержка.
Чуть позже сработал эстафетный вариант: кустарное производство перекупает некий еврей Кушнер. Хуже другое: для деловых хватких людей потенциальные возможности оказались временными. Согласитесь, 1917 год – не самое лучшее время для «гешефта». А через четыре года и вовсе национализация, заставившая коммерсанта «капитулировать». Но, к счастью для региона, не само дело в целом.
Вот тут-то на условной сцене появляется тот, кто уже упомянут в роли «левши». То бишь Соломон Айзикович Синдель. Его дальнейшее решение оказалось явно «соломоновым», в полной гармонии с именем.
Если раньше разработанный промысел, как некогда наполеоновские солдаты, ютился по частным квартирам, то теперь, по предложению мастера, в рамках социалистического манёвра всё становится производственным цехом. Да ещё с существенными техническими усовершенствованиями того же мудрого технаря – рационализатора Соломона Синделя. Созданное государством предприятие становится деревообрабатывающим с названием «КИМ» – коммунистический интернационал молодёжи. Вполне в духе социально окрашенной стилистики времени. Позже уже были более прозаические ориентиры: промкомбинат, мебельная фабрика.
«Кимовского Кулибина» запомнил уже в роли благостно-умиротворённого пенсионера, летними вечерами сидевшего на лавочке перед домом. Рядом – добрая тихая Сейна, имевшая от него всю жизнь только «нахес» (счастье – идиш). У кого ещё такой передовой муж, имеющий столько грамот. Причём не только от местной администрации, но и бери выше – областного объединения. В такой дом и зайти не стыдно – есть что показать.
У этого коренастого, плотно «сконструированного» человека был очень уж интересный интернациональный критерий оценки людей. Если уж Соломон Синдель говорил, что тому или иному человеку можно доверить ключи от всего Советского Союза, то это действительно стоящий, честный человек. Такое вот оригинальное нравственное ОТК.
В таком аспекте у него почему-то особое доверие вызывал заведующий производством артели Мотул Эпштейн. Про него он и вовсе говорил:
– Мотулу я бы доверил всю связку ключей от СССР.
Словом, был он человеком очень последовательным, принципиальным. При этом неизменно вежливым, интеллигентным, корректным.
А когда ты таков и сидишь на лавочке, то поговорить с тобой хотят многие. Даже не очень «умные». Но всё равно отвечать приходится всем.
Как-то один местечковый «Спиноза» поинтересовался у него:
– Ви мине усё-таки скажите, Соломон: за какие такие заслуги вашего сына Гришу уже не первый год делают уважаемым депутатом поселкового Совета? Нет, я ничего не скажу… он хороший человек, прекрасный токарь. Но депутат, как мине здаецца, – это всё-таки немножечко из другой песни.
– Хорошо… Вы поставили вопрос, и я вам, как смогу, на него отвечу. Во-первых, не «делают», а выбирают. Если его кто и сделал, так это мы с Сейной.
Выдержав паузу, смачно продолжает:
– Теперь подумайте, что из этого следует?
Опять не менее многозначительная пауза.
– А следует из этого только то, что депутаты, хотите вы этого или не хотите, – народ избранный. Надеюсь, хоть тут вы не возражаете?
– Пока нет… Только как вы себе хотите, но пока не вижу здесь связи.
– Следите за моей мыслью, и вы её скоро увидите.
– Я вас очень внимательно слушаю.
– Тогда дам вам наводящий вопрос: «Библию» читаем? Или хотя бы, надеюсь, слышали о ней?
– Да, представление о ней у меня есть.
– Очень советую почитать. Это одна из тех немногих книг, где положительный герой – еврей. Но сейчас о другом…
– О чём?
– О том, что там сказано: евреи – народ избранный.
– Мне остаётся вам только поверить.
– Ну вот и выходит, что все депутаты – евреи. Хотя далеко не все евреи – депутаты. И теперь скажите: вам очень жалко, если моему Грише повезло немножечко больше?
Вопрос в его устах звучал уже чисто риторически, ибо ему самому всё здесь давно было понятно.
Примеров подобного сократического подхода к оценке ситуаций было множество. Но именно «было», ибо осталось в далёком прошлом.
…Когда хоронят человека, то говорят о нём только хорошие слова. Иногда, будем откровенны, это настолько не по адресу, будто перепутали тела и хоронят другого человека.
В день же похорон Соломона Синделя всё доброе говорилось и по адресу, и по справедливости. И теперь его памятник в первом кладбищенском ряду уже несколько десятилетий смотрит через дорогу на родное деревообрабатывающее предприятие. То самое, которому отдано столько лет профессиональной творческой жизни. Для меня в таком случайном соседстве тоже видится что-то закономерное, симпатичное.
И, наконец, вот ещё что. По-моему, интересно в любой истории даже не столько начало, сколько конец. Что его олицетворяет в нашем конкретном случае? А вот как раз скромный экспонат в краеведческом музее.
Опять же, это одновременно и просто, и грустно. Главное же – неоспоримый исторический факт. Факт. За которым столько действий, людей, ассоциаций...

Автор благодарит внучку Соломона Синделя Инну и директора Глусского краеведческого музея Наталью Акулич за помощь, оказанную при подготовке материала.