Он идёт по тропинке… Как держится прямо!
И живёт точно так же он: стойко, упрямо,
Гордо, но без желанья обидеть другого:
Словом можно убить, может вылечить слово.
И я долго гляжу ему вслед, забывая,
Что всю жизнь его вижу, а стало быть, знаю.
Словно день этот новый – для нового взгляда,
И мне снова узнать и понять его надо.
Эти стихи поэт и журналист Владимир Добин посвятил светлой памяти своего отца – писателя Гирша Израилевича Добина, прожившего долгую, насыщенную событиями жизнь, творившего на языке идиш.
Гирш Добин – талантливый литератор, оставшийся еврейским писателем даже тогда, когда в Советском Союзе по идиш-культуре был нанесён удар, от которого она не оправилась за минувшие с той поры десятилетия.
На свет появился Гирш в белорусском Жлобине. Рос в нужде. Учился в хедере, а точнее – в бесплатной школе для детей из бедных семей. Еврейская жизнь запомнилась Гиршу в период его отрочества пятью синагогами в городке, национальным клубом и библиотекой, где собраны были книги и на иврите, и на языке идиш – на нём говорили местные евреи. Всё это просуществовало и в послереволюционный период, до той поры, пока религия не была объявлена «опиумом для народа». Что же касается идиша, то уместно напомнить: вплоть до 1936 года в Белоруссии было четыре государственных языка: белорусский, русский, польский и еврейский (идиш). При этом, печатные издания выходили в свет на всех государственных языках. Юный Гирш приобщился к чтению – оно увлекало его настолько, что он забывал обо всём остальном. Особенно нравились ему выпускавшиеся в ту пору сериями брошюрки под общей рубрикой «Гешихтес» («Истории»). Когда по субботам в дом Добиных приходили гости, Гирш читал им вслух эти, пересказанные авторами весёлые (а порою совсем наоборот) эпизоды из жизни народа, к которому принадлежал он сам, а слушавшие вставляли свои комментарии, и реплики их были Гиршу не менее интересны, чем сами короткие рассказы из книжек. С 15-летнего возраста подросток начал трудиться, чтобы помочь семье, и занимался самообразованием – эта возможность, в силу сложившихся обстоятельств, была для него единственной дорогой к знаниям. Начал писать и сам. Перебравшись в Харьков, устроился работать на обувную фабрику.
В 1928 году в местной еврейской газете появилась первая его литературная публикация. По воспоминаниям Добина, он увидел своё произведение на уличном стенде, где вывешивалась на всеобщее обозрение газета, и Гирша тогда охватило не передаваемое словами чувство удивления и восторга. Позднее Добин сообразил: его рассказ попал в редакцию в нужное время (а редактором этого издания был Генех Казакевич – отец не нуждающегося в особом представлении Эммануила Казакевича). Тогда приближался Международный женский праздник, а героиней добинского повествования была женщина, ведущая борьбу за свои права. К тому же, автором рассказа являлся фабричный паренёк. Как бы мы сказали сегодня, пазл сложился. Ну и к тому же, Казакевич-старший увидел в Гирше задатки писательского таланта. Это привело к личному их знакомству, а далее Добин вошёл в круг творческих людей, чьи имена узнала вскоре вся страна – Эммануил Казакевич, Бузи Миллер, Гершл Диамант… Познакомился Гирш и с приезжавшим в Харьков из Киева Давидом Гофштейном. Еврейские литераторы слепо верили, что советская власть обеспечит расцвет национальных культур, в том числе – и культуры идиш с богатыми ее традициями. Забегая вперёд, отметим: для цвета еврейской интеллигенции в бывшем СССР это заблуждение обернулось трагическими последствиями. Но когда рождается надежда, то трудно разувериться в том, что так хотелось бы видеть, – до тех пор, пока жизнь не расставит всё по своим местам. Но в определённый период времени еврейская литература была на взлёте. Генех Казакевич помог Гиршу Добину собрать и выстроить под одной обложкой рассказы для первого сборника. Из печати он вышел в 1931 году под названием «Арум а мил» («Возле мельницы»).
В 1932 году Казакевичи переехали в Биробиджан, где проводился своего рода эксперимент по созданию еврейского национального образования – на земле, к которой народ не был привязан исторически. Автономия трудом и талантом тысяч переселенцев была образована, но изначально не имея будущего. Однако, в начале тридцатых годов прошлого века этот край преобразили небывалый энтузиазм и творческая энергия людей, веривших, что родились, чтоб сказку сделать былью. А Гирш Добин, который уже обзавёлся семьёй, отправился с женой и родившимся сыном в родной Жлобин, задумав написать повесть. В один из дней нежданно-негаданно получил телеграмму из Биробиджана: «Приезжайте тоже». И, оставив в Жлобине родных, Гирш отправился в дальний путь. Он проехал и прошёл по земле автономии вдоль и поперёк. Его впечатления составили содержание книги «Меж ульев», после чего Добин приступил к работе над романом, который решил посвятить созидательному труду соплеменников на Дальнем Востоке. В те годы Гирш работал в редакции газеты «Биробиджанер штерн» и в радиокомитете. Журналистика подпитывала писательский труд. Первые главы романа были опубликованы в Хабаровске в переводе с языка идиш на русский язык, но продолжения не последовало – судьба внесла в творческий процесс суровые коррективы.
10 июля 1938 года Гирша Добина арестовали. «Брали тогда всех, – свидетельствовал он, – писателей, журналистов, потом – партийных деятелей». Добин проходил по сфабрикованному делу вместе с редактором областной газеты и руководителем радиокомитета. Этой тройке инкриминировали шпионаж в пользу Японии, намерение подорвать мост неподалёку от станции Михайло-Семёновская (это сооружение было шириной, можно сказать, в ладонь). Про абсурдность предъявлявшихся обвинений и без того известно. Много писалось и про то, что подследственные после систематических пыток и истязаний готовы были подписать любую бумагу. Добин провёл в тюрьме – в Биробиджане, затем в Хабаровске – в общей сложности, 18 месяцев. После того как был арестован главный чекист Ежов, волна репрессий начала спадать, и немало заключённых обрело свободу. В их числе оказался и Гирш Добин. В марте 1940-го у него появилась возможность вернуться к семье, в Белоруссию. В Минске Гиршу предложили стать собкором в Белостоке газеты «Октобер» на языке идиш.
Война застала Гирша в редакционной командировке в Волковыске. Выбираясь с оккупированной немцами территории, Добин добрался до Минска и оказался в гетто. Был членом подпольной парторганизации, а с 14 марта
1942 года по 16 июля 1944-го, бежав в леса, партизанил в составе сформировавшегося отряда «Мститель». Помимо боевых операций партизаны издавали журнал, выпускали книжечки с антифашистскими карикатурами. По воспоминаниям Добина, в составе отряда был поначалу создан еврейский взвод, но когда что-то шло не так, то неудачи валили на это подразделение, превращая его, по сути, в козла отпущения. И командование решило распределить еврейских бойцов по разным взводам. В Минском гетто погибли жена и сын Гирша Добина. Спасти их не было никакой возможности. В отряде Гирш вёл дневниковые записи, на основе которых им были написаны произведения, связанные, в частности, с темой Катастрофы европейского еврейства. На базе его дневников, а также воспоминаний других очевидцев трагических и героических событий литератор Давид Гай написал и издал книгу «Десятый круг».
После освобождения Минской области от фашистской оккупации и расформирования партизанской бригады Добин был направлен в распоряжение Союза писателей СССР в Москву. Ни журналов, ни газет на языке идиш в Белоруссии тогда не оставалось. В столице Гирш был мобилизован в ряды Красной Армии, где оставался до
6 августа 1945 года. После демобилизации он контактировал с теми еврейскими литераторами, которых знал с довоенных времён – с Самуилом Галкиным, Давидом Гофштейном, Давидом Бергельсоном. Ну а потом начались аресты видных деятелей еврейской культуры. «Я был уверен, – рассказывал Добин, – что заберут и меня, ведь я уже сидел, а таких брали чуть ли ни в первую очередь. Собрал чемоданчик с самыми необходимыми вещами и ждал – каждый день и час». Но дело для Гирша ограничилось запретом издавать готовившуюся к печати новую его книгу, на которую дал одобрительный отзыв Казакевич. Рукопись похоронили с примечательным «приговором»: «Книга об одном народе».
У Добина появилась новая семья, родились сын и дочь. «Утрат у меня было больше, чем обретений, – с сожалением говорил Гирш Добин, – но я жил честно и никогда не пел дифирамбов властям». Основной темой вышедших в послевоенные годы сборника рассказов «На белорусской земле» («Аф дер вайсрусишер эрд», 1947), сборника «Рассказы» (1956) и романа «Сила жизни» (1965), изданного на русском языке, а в 1969 году – на идиш, а также сборников «В потоке времени» (1976) и «Рассказы» (1977) стало правдивое отображение автором партизанской борьбы с фашистскими захватчиками, героизма и мужества узников гетто. Произведения Гирша Добина публиковались в журнале «Советиш геймланд», а также в зарубежной еврейской прессе. В 1983 году увидела свет его книга на идиш «Эрдише вегн» («Пути земные») в издательстве «Советский писатель».
В 87-летнем возрасте Гирш Добин репатриировался в Израиль, поселившись в городе Ришон ле Цион, вступил в Союз израильских писателей, продолжая публиковаться на идиш и в переводах на русский язык. Еврейскую страну он принял душой и сердцем, заявив в одном из интервью: «Другого дома у евреев нет и никогда не будет».
Из жизни он ушёл 13 июня 2001 года, когда ему было 96. Был награждён орденами Красной звезды, Отечественной войны II степени, многими медалями, в том числе и израильскими – за победу над нацизмом. В некрологе, подписанном группой известных литераторов, пишущих на идиш, Гирш Добин был назван одним из патриархов идиш-литературы, внесшим значительный вклад в её развитие.
Личность писателя и его творчество оказали большое влияние на сына Гирша Добина – Владимира, получившего известность в качестве журналиста и талантливого поэта, что можно назвать достойным примером преемственности поколений. Причём унаследовал Володя не только литературный дар, но и лучшие черты отцовского характера – высокую требовательность к себе, принципиальность и в то же время дружелюбие, готовность помочь словом и делом каждому, кому необходима поддержка. К большому сожалению, Владимир Добин безвременно ушёл из жизни, и творческое его наследие ещё по достоинству не оценено. В преподнесённую Володей в дар мне в далёком уже 1997 году книгу «Горькое вино» вошли и строки, посвящённые отцу – Гиршу Добину. В одном из стихотворений под названием «Имена» (оно прозвучало ещё до выхода в свет упомянутого сборника – когда было написано, в 1994-ом, в моей поэтической рубрике на израильском радио, где я тогда работал), Владимир, оглядываясь на прежнюю жизнь, обратился к своему сыну Михаилу:
Но кто бы там ни управлял страной
(Веками не разгаданная тайна),
Мы, только мы всему виной –
Все эти – маны, – кляйны, – штайны.
Что за фамилии? Какие имена!
Не потому ли там их многие сменили?
А у тебя, мой сын, своя страна.
И помни, кем фамилия дана:
Ты Гирша внук, и правнук Израиля.
