Посвящается Драбкиной Зинаиде Львовне (1938–2016)

I

Я вижу тебя молодой во сне.
Невесомая стая
парила над быстрой водой, и ветер,
подол раздувая,
притягивал чувственный взгляд
прохожего парня-растяпы.
Вдруг – время качнулось назад,
где нет ни меня и ни папы,
ни капелек пота со щёк
от утренних стирок воскресных,
где всё не уже, а ещё,
где ты – не жена, не невеста –
под парковый аккордеон
в немыслимом кружишь наряде,
где нет и намёка на сон
над стопками детских тетрадей,
где светом по юной судьбе
рисуют счастливые лица,
где ангел, живущий в тебе,
ещё умирать не боится...

II

Горда, отчаянна и упряма,
рука молитвенно на груди:
я на тебя быть похожей,
мама, хочу, ещё раз меня роди
такой, не прячущей глаз под чёлкой,
смешной, ведущейся на слова,
чтоб не мальчишкою,
а девчонкой – оборки, бантики, кружева.
Чтобы движенья легки и
зыбки и не натянуты удила,
чтоб хоть кусочек твоей улыбки
увидеть в зеркале я могла.
Попробуй, мама, так будет лучше, ведь я –
всего лишь бездарный стиш,
я твой несчастный счастливый случай
(но ты, конечно, меня простишь),
я твой иван-дурачок-мавродий,
простой обманщик, бесстыжий плут,
но даже я привыкаю, вроде,
к твоим рукам, к твоему теплу.
А кто-то хитрый, бедняк ли,
вор ли, разграбил душу мою тайком:
слова любви застревают в горле и
разрастаются в нежный ком,
как будто бьётся немая птица
набатом в сердце. Весны колосс опять
апрелит, шумит, резвится,
цветёт копною твоих волос и рвёт мою
лягушачью кожу, на идиш тихо с тобой шепчась.
Роди меня на тебя похожей,
пускай на месяц, на день, на час.

III

Там, где память устала и в гости не ждёт человека,
там, где воздух замешан
на запахе скошенных трав,
я ищу своё детство вне рамок контекста и века,
аналитику текста судьбы беспардонно поправ.
Там родительский дом, и балкон,
и фонарные пятна
желтизной опадают на двор, где гудит ребятня,
там структура простых
предложений легка и понятна.
Незатейливый синтаксис прошлого
странно храня,
там пространству потворствует время.
Там я, черноброва, черноглаза, чумаза,
чрезмерна, смешна и боса,
под балконом кричу своё самое первое слово,
попадая – минуя балкон – прямиком в небеса.
Я пойду туда снова, к подножию первого храма,
и опять, заглушив на мгновение уличный гам,
словно тысячу лет не прошло,
полнозвучное «Ма-ма!»
прокричу, прохриплю, прошепчу,
промолчу по слогам…
И мелькнёт постаревшая мама
в проёме оконном,
посылая обратный сигнал за земной окоём:
там мой голос живёт, как и прежде,
под синим балконом
на фонемы рассыпав бесхозное детство моё.

IV

А жизнь как после стирки – наизнанку,
наружу детством: драки, раны, йод,
и мама отвратительную манку
который день на завтрак подаёт.
Тимуровский отряд, рогатки, прятки,
и невдомёк, пока считал до ста,
что время отыграло на трёхрядке,
что сорок лет слетело, как с куста.
Мой дом, моя мифическая крепость,
избушка на ходуле костяной,
куда теперь нести свою нелепость,
приправленную лёгкой сединой?
Вот мама наклонилася над книжкой,
на час отгородясь от бытия.
Как девочка – вмещается под мышкой,
сутулая, хорошая моя...
Кого просить, чтобы подольше с нею?
Какого вызвать мудрого врача?
Прижмись ко мне, прижмись ко мне сильнее,
кудряшками своими щекоча.
Напой мне, мама, детства острый запах,
а я тебе тихонько подпою.
Как будто услыхав, на задних лапах
ретривер наш запрыгает в раю.
Мой добрый Бог, подай нам на удачу,
я раб твой – то изгой, то фаворит,
прости, что, словно маленькая, плачу.
«Ну, полно, полно!» – мама говорит
и, вопреки законам, спозаранку
в мой взрослый мир, в мой каменный альков
приносит восхитительную манку,
горячую, с вареньем, без комков.

V

Зима оплетает узорным шитьём.
В безвременье бело-берёзовом
в обнимку на саночках едем втроём,
и колет в носу от мороза нам.
Ты видишь, как дети твои проросли,
к тебе черенками привитые?
Вот так и живём: не касаясь земли,
твоей проплывая орбитою.
Продрогшая, жизнь поджимает края.
Заполнена болью и ласкою,
тебя, замыкая кольцо бытия,
везу в инвалидной коляске я.
Как быстро по жизни ведёт борозда,
покорна её скоротечности.
Как страшно тебя отдавать навсегда
чужой неизведанной вечности...
Проститься б, но стынет прощанье внутри
словами ненужными, лишними.
Мы рядом, не бойся, назад не смотри:
неспешно, шагами неслышными
втроём за тобою идём без сапог
по лестнице в небо Иакова,
где «мама» звучит, как всесильное «Бог» –
на всех языках одинаково.

2005–2017

Юлия Драбкина родилась в г. Гомеле в 1977 году. Окончила филологический факультет Гомельского государственного университета. В 2000 году переехала с семьёй в Израиль. Преподаёт английский язык в средних и старших классах общеобразовательной школы. Автор нескольких десятков публикаций в печатных и интернет-журналах. Лауреат международного поэтического конкурса «Ветер странствий» (Рим, 2010) и конкурса имени Иосифа Бродского «Критерии свободы» (СПб, 2014).
Автор поэтической книги «Сквозь вешалку пальто» (изд. «Водолей», 2016).