А
ЖУРНАЛ "МИШПОХА" №10 2001год
Журнал Мишпоха
№ 10 (2) 2001 год
© Журнал "МИШПОХА"
Наш человек в Америке © журнал Мишпоха
Илья Куксин
В Америке сотрудничаю в ряде русскоязычных газет: “Еврейский мир” в Нью-Йорке, газеты “Шалом”, “Реклама” и “Моя Америка” в Чикаго. До сих пор публикуюсь в России: статьи в “Неве”, “Вокруг света”, “Вестнике Российской Академии наук”, отдельные заметки в “Огоньке”, “Новом времени”, “Родина”.
Пишу о русско-американских связях, о выходцах из Российской империи, принесших мировую славу Америке.
С этим именем я впервые встретился в начале 60-х годов, когда в СССР осуществлялась подготовка и издание Водного Кадастра страны – всеобъемлющего справочника по водным ресурсам, который и до сих пор не имеет аналогов в мировой практике. Одним из разделов этого Кадастра были порайонные справочники гидрологической изученности, где среди прочих сведений приводились данные обо всех изданиях, содержащих информацию о водных объектах рассматриваемой территории. Нас, составителей этого раздела, поразил материал о двух регионах бывшей Российской империи – Забайкалье и Средней Азии, содержащийся в трех книгах: “Забайкалье”, “Сведения, касающиеся стран, сопредельных с Туркестанским военным округом” и “Амур-Дарья. Очерки Бухары и Туркмении”. В этих книгах, вышедших в свет в конце ХIХ века, содержались сведения о водных объектах, заметно отличающиеся от стандартных “Материалов для географии и статистики России, собранные офицерами Генерального штаба”. Автором этих трех книг был поручик Михаил Грулев. Имя это мне ничего не говорило.
О том, что М.Грулев стал впоследствии генералом, военным писателем, героем русско-японской войны, я узнал позднее от советского историка П.А.Заончковского. В одной из монографий он сослался на книгу М.Грулева “Записки генерала–еврея”. У меня был случай спросить: тот забайкальский поручик и генерал-еврей одно и то же лицо? Получив утвердительный ответ, я спросил у Заончковского, где можно найти эту книгу. Оказалось, что единственный экземпляр книги в СССР был в военном отделе Ленинской библиотеки в составе известной коллекции Макарова. Припоминаю, сколько усилий и бумаг потребовалось, чтобы получить доступ к книге. Открыв первую ее страницу, я понял, где зарыта собака. Во-первых, книга Грулева была издана в Париже в 1929 году; во-вторых, на обороте титульного листа значилось, что чистый доход от издания книги автор жертвует в пользу сионизма – многолетнего жупела советских пропагандистов; а в-третьих, книге предшествовало посвящение: “Последние мои думы и слова посвящаю памяти моих незабвенных родителей и многострадальному еврейскому народу”. Эта книга оказалась последним печатным произведением генерала Генерального штаба русской армии Михаила Грулева.
Несколько лет назад мне предложили прорецензировать репринт книги М. Грулева, который выпустило американское издательство “Антиквариат”. Создал и руководил этим издательством необычайно талантливый человек, недавно ушедший из жизни, Эдуард Штейн. От него я узнал, что генерал Грулев скончался во Франции в начале сороковых годов. Штейн писал, что видел его могилу на русском кладбище в Ницце, но, к сожалению, запамятовал дату смерти Грулева. Обещал уточнить, но не успел...
Еще в СССР под влиянием книги Грулева я отыскал двухтомник его воспоминаний о русско-японской войне, ряд статей, опубликованных в российских дореволюционных военных журналах. Эти материалы и дают возможность рассказать об этом человеке. Грулев был единственным генералом Генерального штаба русской армии еврейского происхождения. Были ли генералы-евреи до него? Были. Это были бывшие кантонисты, насильно вырванные из семей еврейские мальчики 12-14 лет, их забирали и учили в специальных школах, заставляли креститься, и некоторые из них дослужились до генеральских чинов. Так, например, в книге И.Каверина “Освещенные окна” упоминается отставной генерал Розенштейн из бывших кантонистов. Однако ни офицеров, ни генералов Генерального штаба еврейского происхождения ни до Грулева, ни после него не было.
Михаил Грулев родился 20 августа 1857 года в городе Режица Витебской губернии (ныне - Резекне Латвийской республики). Когда ему исполнилось 12 лет, семья переехала в другой город той же Витебской губернии – Себеж. Свою чисто русскую фамилию он унаследовал от отца. Грулев вспоминал, что он не знает фамилий своего деда и прадеда, но знал, что его отец принял эту фамилию под влиянием знакомых русских офицеров. Именно эта русская фамилия в значительной степени способствовала его удачной военной карьере. Грулев вспоминал, что будь он Рабиновичем или Янкилевичем, не только генеральских, но и офицерских погон бы не увидел.
Михаил получил еврейское образование, прошел бармицву. В 17 лет он хорошо знал иврит, древнееврейскую литературу, пробовал силы в стихах и прозе на иврите. Под влиянием среды, в которой вращался его отец, а это были офицеры стрелкового батальона, Михаила решили отдать в русское уездное училище. Он стал первым еврейским юношей с отличием закончившим русскую школу. Ему нравилась военная служба, Михаил мечтал стать офицером, но тернистым оказался путь к этой мечте. В царской России евреи не допускались в состав офицерского корпуса. Это касалось тех, кто исповедывал иудаизм. В России тогда не существовало понятие национальности, она определялась вероисповеданием. При введении в 1874 году Закона о всеобщей воинской повинности вопрос о допущении евреев в состав офицерского корпуса был решен положительно. В решении Государственного совета, подписанного его председателем, великим князем Константином Николаевичем, говорилось: “Предоставить евреям право быть офицерами”. Но вскоре вышло высочайшее повеление царя Александра III, отменяющее этот закон. Основанием для него стал следующий случай. Сын известного российского банкира барона Гинцбурга сдал экзамен на эстандарт-юнкера и возбудил ходатайство о производстве его в первый офицерский чин корнета. Даже в то время цари не желали ссориться с банкирами. На этом прошении была резолюция царя: “Эстандарт-юнкера Гинцбурга согласно представлению начальства произвести в корнеты, а затем не допускать более вольноопределяющихся из евреев к держанию экзамена на офицерский чин ни в юнкерских училищах, ни в особых комиссиях”. Знал или не знал Грулев об этой царской резолюции, неизвестно. По своему образовательному цензу он имел право служить в армии вольноопределяющимся, а затем поступить в юнкерское училище. Михаил подает прошение на зачисление его в Царицынский полк, где уже служил друг его детства, но получил ответ, что евреи в полку нежелательны, хотя по существующему закону ограничений по вероисповеданию для армии не было и никаких высочайших повелений по этому вопросу не существовало. Но это не обескуражило Грулева. Он поступает в другой полк, с рвением овладевает основами армейской службы, и из него вскоре вырабатывается “глубокий армиют”, так характеризовал впоследствии поручика Грулева уважаемый в армии генерал Драгомиров. Грулева производят в унтер-офицеры, и дважды он пытается поступить в юнкерское училище. Но как только его спрашивали о вероисповедании, сразу отправляли обратно в полк. Ротный командир Грулева видел, что из юноши несомненно получится хороший офицер, и советовал ему объявить себя христианином. Но такой шаг мог рассматриваться, как страшный грех. Таких людей публично проклинали, и долго не мог решиться унтер-офицер Грулев перейти этот рубикон. Но решился, и был принят в Варшавское юнкерское училище. Во время учебы Грулев, узнав о еврейском погроме в Варшаве, как он впоследствии писал: “...схватил свою казенную винтовку и совершенно одинокий, если угодно, - донкихотствующим рыцарем, бросился на улицу Налевки призывать евреев к самообороне, не отдавая себе отчета в весьма печальных последствиях, к которым могло привести мое никем не понятое, незамеченное и даже бесполезное самопожертвование”. Грулев оканчивает училище, производится в офицеры и, отслужив положенные три года в строю, решает поступить в академию Генерального штаба. За всю 200-летнюю историю полка это был первый случай, и никто не верил в успех Грулева. Но он лучше всех сдает предварительный экзамен в штабе Варшавского военного округа и едет в Петербург. В академию поступало 415 человек, выдержало экзамены 387, а приняли всего 70 человек, а среди них был и подпоручик Грулев. Он успешно заканчивает академию, но нескольких сотых балла ему не хватило для того, чтобы окончить по первому разряду. Эти несколько сотых срезал Грулеву зоологический юдофоб профессор академии полковник Кублицкий. А дело было так. Однажды Грулев вместе с женой брата ехал на концерт в Павловск, и ей вдруг захотелось поговорить с ним на еврейском языке, хотя дома они говорили исключительно на русском. Полковник Кублицкий с удивлением смотрел на слушателя, бойко говорящего на еврейском. Во время учебы Грулев с Кублицким не сталкивался. Но надо же беде случиться: после окончания академии Грулев попадает в группу для сдачи полевых поездок, которой руководил Кублицкий. Тот придирался к нему. Товарищи по группе, которые знали всю подноготную Грулева, всячески защищали его от несправедливых нападок и не дали Кублицкому возможности испортить карьеру Грулева. А профессор академии генерал Драгомиров, видя рвение и успехи Грулева, дал ему блестящую аттестацию и рекомендовал поручика Грулева на штаб-офицерскую должность в далекое Забайкалье. Так началась его служба в Забайкалье и Сибири. Грулев оказался первым офицером Генерального штаба в этих гигантских по размеру регионах. Начальство обратило внимание на компетентность, добросовестность и служебное рвение молодого офицера, и ему поручают руководство исследованиями этих практически не изученных мест. Затем его переводят в Приморье. Одна за другой появляются статьи Грулева, в которых излагаются результаты его многочисленных экспедиций. Дальний Восток и Сибирь сменяются Кавказом и Средней Азией. Кратко, четко и ясно охарактеризовал свою деятельность сам Михаил Грулев: “Пришлось мне частью по служебным поручениям, иногда по собственным побуждениям, или попутно, исколесить из конца в конец всю Сибирь на лошадях четыре раза, да по железной дороге два раза; пешком и верхом пробираться по непроходимым тайгам Забайкалья, Приамурья и побережьям Великого океана; переваливать верхом и пешком через высочайшие вершины Памирских и Кашгарских гор; подолгу бродить в безжизненных пустынях туркменских и закаспийских и побывать во многих трущобах Кавказа...Удалось мне совершить путешествие кругосветное и вокруг материка Азии, побывать в Индии, Египте, Китае, Японии, Америке, Аравии и почти во всех государствах Западной Европы; во главе особой научной экспедиции мне пришлось исследовать Манчжурию и первым на пароходе бороздить воды реки Сунгари...”. Именно тогда было выбрано Грулевым место для постройки города Харбина. Путешествия и поездки завершались статьями, книгами, докладами. Когда во время службы в Туркестане Грулеву поручили редактирование местной газеты, он очень скоро сделал ее одной из лучших газет страны. Как только началась русско-японская война, полковник Грулев принимает полк, затем командует бригадой и некоторое время дивизией. Он вернулся с войны героем, грудь его украшали многочисленные награды. После окончания войны Грулев стал работать в военно-исторической комиссии Генерального штаба по составлению истории этой войны. В период работы в комиссии Грулев перевел и издал труды ряда иностранных авторов об этой войне. Опубликовал свой двухтомник “В штабах и на полях Дальнего Востока”. Его избирают редактором военного журнала “Разведчик”. Активное сотрудничество Грулева, ставшего после войны генералом, в российской периодической печати вызвали неудовольствие большого начальства. Как красная тряпка быка, разъярила начальника генерального штаба Жилинского серия статей Грулева под общим названием “Вопросы национальные и вероисповедальные перед лицом войны”. Приводимые им факты бесправия евреев-военнослужищих, офицеров польского происхождения, российских старообрядцев вызвали возбуждение в обществе. Грулева предупреждают, что его могут уволить из армии в дисциплинарном порядке, без пенсии. А за долгие годы службы генерал Грулев не воровал, взяток не брал, поэтому состояния себе составить не смог. Все это внесло душевный разлад, и Грулев, к удивлению многих, отказывается от чрезвычайно лестного предложения занять должность генерал-квартирмейстера в генеральном штабе, отказался, как он сам писал, “приложить руку” к вопросу о награждении его очень почетной в армии наградой – орденом Георгия, хотя по статуту ордена Грулев имел на это полное право. После войны и на фоне того, что тогда творилось в стране, он решил вернуться в строй, и снова конфликт. На сей раз с новым военным министром Сухомлиновым. Грулев возражал против решения министра срыть русские крепости на западной границе страны. Когда началась первая мировая война, выяснилось, что прав был Грулев, а не Сухомлинов, а пока на просьбу Грулева направить его служить в строй, военный министр назначает его начальником штаба Брестской крепости с издевательским напутствием: “Вот вы все совали мне палки в колеса по крепостному вопросу: поезжайте теперь туда, чтобы поближе изучить это на практике”. Служебный круг генерала Грулева завершился. В Брестской крепости он начинал свою офицерскую службу,здесь ему суждено завершить генеральскую.
Грулев вскоре стал комендантом крепости, но его тяготила нравственная атмосфера того времени. Постоянным потоком шли секретные циркуляры, на которые требовалось немедленно отвечать – нет ли политических разговоров среди офицеров, нет ли в гарнизоне ротных командиров из поляков, нет ли в крепостной артиллерии поляка, латыша, или Боже упаси, солдата-еврея. Их следовало немедленно выслать из крепости.
Грулев продолжал сотрудничать в ряде русских прогрессивных газет и получил последнее предупреждение, что будет уволен. Тогда он решил сам подать в отставку по болезни и в 1912 году уехал из России в Ниццу. Газета “Речь” в 1914-1918 годах систематически издавала сборники, в которых публиковались очерки боевых действий на европейских фронтах, написанные генералом Грулевым. Затем вышла в свет его последняя книга, о которой говорилось выше. В 1941 году Михаил Грулев ушел из жизни.
На миллионах фотографий, афиш, грампластинок, кассет и дисков и даже дружеских шаржах он всегда изображен со своим знаменитым кларнетом. Почтовое ведомство США несколько лет назад выпустило серию марок, посвященную выдающимся музыкантам Америки. Бенни Гудмен и там изображен с кларнетом. Этот знаменитый джазмен был идолом не только своего поколения. Редко кто из известных музыкантов США удостоился общенационального признания в 25 лет. Никто не возьмется подсчитать количество статей, книг, восторженных рецензий, кинофильмов, посвященных этому выдающемуся музыкальному исполнителю XX века. Он известен не только как джазмен, но и как непревзойденный исполнитель классической музыки, а также своим музыкальным долголетием. Начав выступать в двенадцать лет, он продолжал исполнительскую деятельность, и когда ему исполнилось семьдесят пять.
В Чикаго на улице Франциско сохранился тот дом, где 30 мая 1909 года в семье эмигрантов из Российской империи родился Бенни (Бенджамен, Давид) Гудмен. Его детство прошло на улицах того же самого “гетто”, что и у Артура Гольдберга, Хаймена Риковера и многих других детей эмигрантов из России, которые принесли своей новой родине мировую известность. С детства Бенни познал, что такое фунт лиха. Отец его эмигрировал из Варшавы - столицы тогдашнего Царства Польского, входившего в состав России. В 80-х годах XIX века он обосновался в Бостоне и там познакомился с Дорой Гризинской, такой же бедной эмигранткой из города Ковно. Вскоре они создают семью, один за другим пошли дети, а когда их стало трое, и заработок главы семейства не мог обеспечить даже элементарного существования, Гудмены перебираются в Чикаго. За четверть века эта семья дала Америке 12 ее новых граждан. Но до этого их надо было кормить, одевать, учить, и все это на заработок 20 долларов в неделю.
В своей автобиографической книге, 
которая вышла в 1939 году, Бенни Гудмен вспоминал: “Я хорошо помню время, когда мы жили в подвале без отопления и, зачастую, в доме совершенно не было что есть”. Далее он поясняет, что речь идет не о деликатесах, а просто отсутствовала какая-либо еда. В холодные зимние вечера Дора собирала детей и рассказывала им о своем детстве в далеком Мариамполе - предместье Ковно, населенном бедными еврейскими ремесленниками. Укрыв детей, чем возможно она успокаивала их. Разве это морозы в Чикаго. Вот в России - это да. Замерзали и Неман, и Вилия, и голодные волки выли под окнами их дома. Дети Гудменов учились в школе и использовали малейшую возможность подработать. В школу ходило сразу трое братьев, и горе было тому, кто осмеливался хоть пальцем тронуть кого-нибудь из них.
Отец работал от темна до темна без всяких отпусков. Только в выходной день он брал детей и отправлялся на концерты, которые летом давались и даются до сих пор бесплатно в Грэнд парке Чикаго. В одну из таких вылазок Гудмены узнают, что некая синагога Чикаго намеревается создать собственный оркестр. Его участники получат красивую униформу с блестящими золотыми пуговицами, но для этого надо было научиться играть. Синагога давала желающим в аренду музыкальные инструменты всего за 25 центов в неделю. Еле дождавшись утра, братья побежали в синагогу. Самый рослый и старший Гарри выбрал для учебы трубу. Фредди, одиннадцати лет, тоже выбрал трубу, но меньших размеров, а Бенни попросил что-нибудь полегче, и ему предложили кларнет. Это впоследствии его кларнет назовут “золотым”, кларнетом номер один мира и другими не менее почетными титулами, а пока Бенни стал брать уроки музыки у Франца Шоеппа - солиста известного симфонического оркестра Чикаго. Сам прекрасный исполнитель, Шоепп быстро обратил внимание на талант, на трудолюбие и упорство юного ученика. Он же устроил Бенни первые выступления в оркестре одного из театров Чикаго, а затем в оркестре, который услаждал отдыхающих во время их пароходных прогулок по озеру Мичиган. Так в 12 лет Бенни Гудмен становится профессиональным музыкантом. Одевали Бенни так, как было принято для детей его возраста - короткие штанишки, пиджачок, рубашка с галстуком. За свое первое выступление Бенни получает пять долларов. С какой гордостью он вручил их маме! Ведь за один вечер он заработал больше, чем его отец за десять часов изнурительного труда на швейной фабрике. Но таких вечеров было немного - один, в лучшем случае, два в неделю, а пока надо было оканчивать обычную школу.
Коротким оказался путь к признанию у “мальчика в коротких штанишках” - так прозвали Бенни в Чикаго любители музыки. Вскоре его приглашают на работу в профессиональный оркестр. Бенни уже подрос, и короткие штанишки не годились. Надо было приобретать концертный фрак. Старшая сестра Бенни работала бухгалтером в одном из магазинов готового платья и взялась помочь брату. Перемерили все фраки, обошли многие магазины Чикаго, но ничего не нашли. Пришлось заказывать фрак у дорогого портного. Дешевых фраков не шили.
Чикаго не зря считается столицей джаза, здесь много его знатоков и истинных ценителей. Скоро они обратили внимание на исполнительское мастерство юного кларнетиста. Сольные выступления Гудмена привлекали много публики и, прослышав об этом, его приглашают в известный оркестр в Калифорнии. Так в возрасте 16 лет Бенни впервые покидает отчий дом. Один оркестр следует за другим. Бенни играет почти со всеми известными джазменами Америки, все больше и больше он приобретает известность.
В 1933 году Бенни Гудмен знакомится с Джоном Хаммондом. Этот известный в стране критик и знаток джазовой музыки сыграл ключевую роль в развитии современного американского джаза. Он помог Бенни создать группу известных американских исполнителей для записи музыки на грампластинки. Помогла в этом и фирма Коламбус Рекордс, которая мгновенно оценила, что эти люди принесут ей не только славу, но и приличную прибыль. С помощью Хаммонда в 1934 году Бенни создает свой собственный оркестр, который стал играть в одном из театров Нью-Йорка. Вскоре оркестр приглашают участвовать в вечернем шоу радио ЭнБиСи “Давайте танцевать”. Затем оркестр Бенни Гудмена совершает тур по Америке, и в Лос Анджелесе произошло интересное событие. Оркестр, как обычно, играл в большом танцевальном зале, и оркестранты заметили, что танцы прекратились, все собрались у эстрады и внимательно следили за их игрой. Как только они закончили играть, раздались бурные аплодисменты, просьбы повторить исполнение, затем снова повторить, и никто больше не танцевал, а слушали и слушали. Удивленные музыканты выдали все, на что были способны, а уж после сольного выступления Бенни публика впала в неописуемый экстаз. Так родилось новое направление американского джаза - свинг, характерное виртуозным исполнением, движением музыкантов по сцене и своеобразной интерпретацией известных джазовых мотивов. Свинг давал исполнителям широкое поле деятельности для импровизации, и это направление преобладало в джазе примерно десять лет. В конце 1935 года Бенни дает первое представление своего оркестра в Чикаго. Любители джаза были просто потрясены, а после выступления свингового трио, в которое входили Бенни и впервые совместно с белыми музыкантами играл выдающийся черный исполнитель Тедди Вильсон, критики не смогли найти подходящих эпитетов, и назвали их исполнение “бурей в джазе”.
А в марте 1937 года состоялась коронация короля свинга Бенни Гудмена. Был обычный плановый концерт в зале Пенсильвания отеля. Но как только оркестр исполнил знаменитый “Караван”, публика взревела от восторга. Тут же были организованы два концерта подряд в театре Парамаунт, которые посетили 21 тысяча человек, а Бенни Гудмен был единогласно признан королем свинга. Но даже тогда, в самый разгар своего триумфа, Бенни и представить не мог, что пройдет еще 25 лет, и исполнится самая сокровенная мечта его детства. По официальному приглашению советских властей он посетит родину своей мамы. Он получит приглашение посетить СССР, на его концертах будет присутствовать сам глава государства Никита Хрущев, а самое главное, что его выступления произойдут в стране, где джаз официально считался продуктом разлагающейся буржуазной, декадентской культуры Америки. В стране, где эта “музыка толстых” много лет подвергалась поношениям и преследованиям, где было даже запрещено название джаз-оркестр. Никто, и даже сам Бенни Гудмен не мог предположить, что его выступления в СССР принесут такой успех. Он дал в стране 32 концерта в Москве и Ленинграде, Тбилиси и Сочи. Более 180 тысяч зрителей посетили концерты. Их посетило бы и больше, но не было тогда в стране больших концертных залов, а эра выступлений на стадионах еще не наступила.
Но вот в Каунас, как стало называться бывшее Ковно, Бенни не пустили под различными благовидными предлогами. Но это разочарование искупило восторженное отношение публики и критики. Даже самые ярые враги джаза вынуждены были прикусить язык, сраженные наповал виртуозностью исполнения. Стоило Бенни только выйти из отеля, как его окружала толпа поклонников. В те годы в Грузии существовала довольно значительная еврейская община, и Бенни пригласили на торжественную службу в тбилисскую синагогу, посадив на самое почетное место. Даже официальная газета “Советская культура” в пространной рецензии назвала Бенни Гудмена “истинным поэтом кларнета”.
В 1938 году после триумфального выступления оркестра Бенни Гудмена в Карнеги Холл в Нью-Йорке тираж пластинок с записью концерта принес ему первый миллион долларов. Успех, слава, всеобщее признание, деньги - что музыканту надо? Но Гудмен принадлежал к той категории, которые считали, что для хорошего исполнителя потолка не существует. А Бенни был не просто хорошим, а талантливым исполнителем. И, начиная с 1938 года, одновременно с исполнением джазовой музыки он, как кларнетист, стал исполнять и музыку классического репертуара. Его выступление совместно с известным Будапештским струнным оркестром вдохновило Бела Бартока написать специально для Бенни свои знаменитые “Контрасты”. Для Гудмена писали музыку и Копланд, и Бернстайн, и другие известные композиторы. А его исполнение концерта Моцарта для кларнета в 1941 году в который раз принесло Бенни мировую славу.
В 1942 году Бенни женится на Алисе Дакворс, сестре Джона Хаммонда. Ради Бенни она бросила своего первого мужа. Алиса не была артисткой, но во многом стала идейным вдохновителем своего известного мужа. У них было двое совместных детей, и как счастлив был Бенни, когда его старшая дочь стала концертной пианисткой и, как уверяют специалисты, неплохой пианисткой. Она вместе с отцом давала сольные концерты, а на красочной афише значилось: кларнетист Бенни Гудмен, пианино - Рашель Гудмен.
Годы шли, казалось, что Бенни не стареет и его исполнительское мастерство просто не подвержено влиянию времени. Он получил все возможные и даже невозможные награды, но судьба наносит ему страшный удар. Во время отдыха на Карибах внезапно умирает Алиса. Бенни отменяет пышные похороны и хоронит жену в Пенсильвании, где был их любимый дом, в котором они провели столько счастливых лет. Он не отменил концертов. Когда через несколько дней после похорон выступал, то на недоуменные вопросы друзей ответил просто: “Алиса никогда бы не простила отмену концерта”. Отметив 75-летие, Бенни Гудмен постепенно свернул, а вскоре и совсем прекратил концертную деятельность. Он очень не любил обращаться к врачам, хотя его сильно мучил артрит. Играл он дома, для себя, преимущественно классическую музыку. Еще за несколько дней до смерти он, как обычно, разговаривал с друзьями, сетовал на старческие недуги, на артрит, который назвал своим врагом номер один. Никто и не предполагал его внезапной смерти. 11 июня 1986 года Бенни в сопровождении своей компаньонки отправился на прогулку. Пошел дождь, и ему посоветовали укрыться и переждать его, но Бенни отказался и быстро пошел домой. Там он переоделся во все сухое. Пошел в кабинет и попросил принести свой знаменитый кларнет. Домоправительница зашла спросить, что бы он пожелал на обед, и увидела, что Бенни чувствует себя не очень хорошо. Немедленно была вызвана “Скорая помощь”, но когда она приехала, знаменитый музыкант был уже мертв - не выдержало сердце. На раскрытом пюпитре лежали ноты сонаты Брамса N120, которую Бенни Гудмен собирался сыграть для себя.