Детство

Я родился в 1901 году в местечке Сиротино Витебской губернии. Можно сказать, ровесник XX века. Местечко Сиротино в то время сплошь было заселено многодетными еврейскими семьями. Лишь небольшой процент русского населения проживал там.

Помню широкую длинную улицу (мощенную камнем, что было редкостью), которая вела в имение Мосрово. Помню Сиротинское еврейское кладбище, куда привозили хоронить из других еврейских местечек.

Сиротино – наше родовое гнездо. Здесь жили почти все родные нашего отца. Его звали Яков-Иосиф. Кстати, в нашем роду – от дедов и прадедов до нас, внуков и правнуков – у всех двойные имена.

Когда мне исполнилось 5–6 лет, папа повел меня к меламеду (учителю). Его звали Михоэл-Лейзер. Он усадил меня и стал учить еврейским буквам, и, очевидно, чтобы вызвать у меня интерес, поднял руки вверх и сбросил на стол конфетку, сказав при этом, что это подарок от Всевышнего с неба, чтобы я был прилежным учеником. Но я заметил, как он сам бросил конфетку. Видимо, я не был лишен некоторой наблюдательности, а может, просто любопытства. Этот человек был потом много лет моим еврейским учителем.

Когда мне исполнилось 7–8 лет, я впервые в жизни вместе с родителями, братом Мулей и сестрой Бертой (ей был один годик) сфотографировался. В Сиротино приехал фотограф – не то из Витебска, не то из Полоцка. Это было огромное событие. Вдруг представилась возможность сделать памятное семейное фото! Ясно помню, как происходил процесс фотографирования. И, слава Богу, такая семейная фотография сохранилась до сих пор. Это единственное фото, где запечатлены отец и мать. Ведь, кроме меня, никто из моих братьев и сестер не помнит даже облика отца!

В Сиротино с конца XIX века жил знаменитый раввин, возможно, из династии Шнеерсонов. Он пользовался популярностью не только как религиозный деятель, но и как мудрый человек с широким кругозором и в какой-то мере со светским образованием. Вообще-то, когда мы жили в Сиротино, там было два раввина – Брутман и Рудельсон, но их прозвали Черный и Желтый по цвету их волос. Среди еврейского населения образовались два лагеря – приверженцев Брутмана и сторонников Рудельсона. Мне кажется, большей симпатией пользовался Рудельсон, так как раввин Брутман был не в меру ортодоксален и менее общителен. После пожара 1910 года раввин Брутман покинул Сиротино и переехал на постоянное жительство в Шумилино. Живя в Шумилино, я близко знал эту семью. Кое-что помню и о семье сиротинского раввина Рудельсона. Хорошо знаком с его старшим сыном Зямой – человеком прогрессивных левых взглядов, несмотря на раввинское происхождение. В дискуссиях и спорах о политике был непримирим.

На одном из митингов в тогдашнем Петрограде, на котором выступал сам Зиновьев, Зяма резко отстаивал свои взгляды. В первые годы Советской власти он был не то председателем, не то секретарем Совета. Кто-то стрелял в его квартиру. Это было расценено, как акт контрреволюции. Органами свирепого ЧК были схвачены трое невинных мужчин, которые без суда были расстреляны.

Много евреев из местечек и даже городов съезжалось в Сиротино во время еврейских религиозных праздников, чтобы получить от раввина советы, консультации, всевозможные рекомендации по важным вопросам их горемычной жизни. Раввин внимательно выслушивал жалобы, подробно обо всем расспрашивал, проявляя максимум внимания к нуждам людей.

В 1910 году в местечке произошел пожар, и почти все Сиротино выгорело. Это было страшное бедствие. Наша семья вынуждена была перебраться в Шумилино.

Хорошо помню, как отмечалось мое совершеннолетие – бар-мицва, многие подробности этого знаменательного дня, пришедшегося на субботу. Под руководством моего учителя, или, как в то время говорили, меламеда, – я подготовил и написал сочинение, которое зачитал публично на этом праздновании. Невероятно, но сочинение сохранилось и сейчас при мне. Это заслуга моей покойной мамы, которая хранила его почти целый век. Мой замечательный культурный еврейский учитель дал очень много для моего образования. И сегодня, более чем через 80 лет, эти знания не забыты.

Итак, я стал совершеннолетним. На меня надевали талес, и я читал Тору в синагоге каждую субботу. В этом мне покровительствовал и помогал очень почитаемый мною дядя Лейба. Часто приходилось читать Тору под суфлерством дяди Лейбы – этого истинного еврея.

Моя мама буквально сияла от радости и удовольствия, что ее сын совершал такое святое деяние, как чтение Торы.

Мельница

Еще задолго до Советской власти и даже до Первой мировой войны, в 1911 или 1912 году, из России приехал богатый человек с целью построить мельницу. Купил он большой участок земли близко от нашего дома, обнес плотным забором. Закупил импортное оборудование (кажется, в Англии) и построил первоклассную механизированную мельницу. Одновременно построил просторный жилой дом для себя и отдельный для механика – квалифицированного универсального специалиста, большого умельца, поляка по национальности. Кстати, в наших краях в то время проживало немало поляков и латышей – они всегда отличались культурой ведения своего хозяйства. Их поля, дома и скот всегда были образцовыми и могли служить примером для других.

Вскоре мельница стала работать. На другом конце местечка Шумилино была другая мельница с гораздо меньшей производительностью. Крестьяне устремились к новой мельнице, стали образовываться большие очереди. Многие вынуждены были оставаться на ночь, искать какое-то пристанище. Некоторые находили приют у нас. Так продолжалось несколько лет.

Вскоре после революции эта мельница была национализирована, постепенно стала разрушаться и прекратила свое существование.

Хозяин мельницы Иосиф Эльянов и его жена Фрида вынуждены были уехать, так как их стали преследовать.

Юность

Наше родное Шумилино часто подвергалось пожарам. И мы создали добровольную пожарную дружину. Я с моими друзьями Месулом Шулькиным, Мулькой Марковичем, Абрашей Нахамкиным стали во главе дружины и не раз спасали местных жителей и их жилища от этих стихийных бедствий. Но члены пожарной дружины занимались и всякой другой полезной общественной работой, организовывали культурно-просветительные мероприятия. При пожарной дружине был создан драмкружок. Пустовавшее на железнодорожной станции Шумилино паровозное депо удалось приспособить под Народный дом, в котором своими силами ставили спектакли. В летнее время устраивались частые походы и прогулки в ближайший лес. Даже организовали и открыли небольшую библиотеку, предварительно собрав книги, которые пожертвовали жители. Я был одним из руководителей Шумилинской вольно-пожарной дружины. Это была сугубо бесплатная работа. Наоборот, приходилось тратить свои деньги – на поездки в Витебск, чтобы добыть противопожарное оборудование и многое другое, крайне необходимое для благоустройства нашего местечка. Ведь до 1923 года, по сути, больше некому было заботиться об этом. Когда над нами нависла опасность и нам угрожал кровавый налет вооруженной банды, которая провозгласила своим лозунгом «Бей жидов» (это было в тяжелом 1919 году, тогда такие банды терзали мирное население и свирепствовали повсюду), мы – активисты дружины – устроили тревогу, ночью подняли все население, чтобы нас не застали врасплох, и до рассвета никто не ложился спать. А наутро мы связались с Витебском, и оттуда был прислан специальный отряд для борьбы с бандитами.

Видя нашу активность, люди признали в нас Советскую власть. И в 1922–1923 гг. я стал председателем Шумилинского районного совета, секретарем – стал Борис Лурье, мой двоюродный брат, сын дяди Лейбы.

В это время у меня появилось огромное желание учиться. Ведь кроме хедера, я нигде не учился. В Шумилино, где я прожил до 22-х лет, вовсе не было школы. А дома не было ни одной книжки на русском языке, были молитвенники и Тора.

В 23 года я решил перебраться в Минск, где вскоре после моего переезда был назначен на ответственный пост – руководителя пожарной охраны всей только что созданной Белорусской республики. В Минске я поступил учиться в Белорусский государственный университет, который окончил в 1930/31 гг.

Еврейские праздники

Было это в 1920 годы – годы голода и сыпного тифа. Нечего говорить, как трудно, а чаще невозможно было в таких условиях провести Пасху с соблюдением еврейских традиций и законов. Мы с мамой еще в марте, когда стала приближаться Пасха, решили попытать счастья и купить пшеничное зерно (о муке не могло быть и речи). Однажды мы отправились по деревням.

Пахло весной, дороги были полны грязных потоков воды с еще не растаявшим льдом, мы шли наугад – авось повезет. Может, сам Всевышний нам поможет в этой «экскурсии». Бродили долго, главным образом по хуторам, фольваркам, как их у нас называли, в которых проживали наиболее состоятельные хозяева. Они были людьми порядочными и гораздо более отзывчивыми к нуждам других и не так антисемитски настроенными. Забрели мы с мамой в один фольварк, где хозяином был Кулаковский (видимо, поляк). Когда стали приближаться к дому, залаяла злая собака, не подпуская нас близко. Я сдрейфил, а мама продолжала двигаться вперед. Через некоторое время вышел хозяин, усмирил собаку и заговорил с нами. Когда он убедился, что мы не чекисты, не реквизиторы, а всего лишь бедные евреи, и когда мама на своем ломаном русско-польском языке (она знала много польских и русских слов) объяснила, зачем пришли и для чего нам пшеница, хозяин полез в свои тайники, где было припрятано зерно, и продал нам целый пуд пшеничного зерна. Вот радость! Я вскинул на плечи ношу и пошел обратно месить грязь. Веселые, направились мы домой! Но на этом дело не закончилось. Как превратить это зерно в муку? Мельница, находившаяся от нас на расстоянии пяти минут ходьбы, к тому времени уже была разрушена и выведена из строя – такое время было сплошных разрушений и уничтожений. Помог случай. Как раз в этот тяжелый период к нам заехала женщина с ребенком из голодного, а прежде богатого, благоустроенного, замечательного губернского города Витебска и привезла с собой в обмен на какие-либо продукты краскотерку. Мы решили использовать ее как мельничный аппарат, и нам действительно удалось превратить нашу пшеницу в муку. Крутили, мололи целый день. А когда намололи муку, стали печь мацу в нашей печи. Благо, незадолго до этого я приобрел весь так называемый спронд, при помощи которого пекли мацу. Таким образом, была настоящая Пасха.

О еврейской Пасхе я не все сказал. Было много других интересных деталей. Так, например, вся пасхальная посуда и все бытовые принадлежности, вплоть до ведер, кружек, разной деревянной посуды, а также кухонные и столовые приборы – все, чем пользуются во время праздника, целый год хранилось совершенно отдельно (у нас в доме было сложено на чердаке). Такова издавна установленная традиция. Конечно, у богатых пасхальная посуда, очевидно, хранилась в особых буфетах и шкафах.

Какую радость, веселье и душевный подъем вызывали у нас еврейские праздники! С большим нетерпением мы ждали Пасху. Этот всенародный еврейский праздник всегда был большим событием в нашей жизни. За месяц до Пасхи заквашивали специально целый бочонок свеклы к сейдеру – такова была давняя еврейская традиция, но это было лишь начало предпасхальных приготовлений. Более трудоемкая работа – выпечка мацы. Ее пекли в печах, предварительно тщательно вычищенных, чтобы исключить наличие хомеца.

Потом стол, за который садятся есть и пить, подвергался скрупулезной санитарной обработке и многократной чистке во избежание оставления самой малейшей крошки так называемого хомеца и лишь после этого он накрывался плотной рогожей, а на рогожное покрытие клалась скатерть из сурового полотна, и лишь затем стелилась белая пасхальная скатерть, которая тоже хранилась специально для Пасхи. Правоверные еврейские семьи из поколения в поколение беспрекословно и тщательно соблюдали обряды.

Или, например, существовал такой обычай. Накануне праздника Пасхи нарезают небольшие кусочки хлеба, их раскладывают на подоконниках и произносят молитву, смысл которой состоит в том, что после уборки этих крошек хлеба весь так называемый хомец исчезнет из дома. А кусочки хомеца кладутся в деревянную ложку, туда добавляют несколько гусиных перьев и все это сжигают, при этом произносится уже другая молитва.

Мне очень хочется рассказать еще об одном еврейском обряде, связанном с праздником Сукес. Каждый верующий еврей строит суку – маленький шалаш, напоминающий шалаши, в которых жили в пустыне евреи после исхода из египетского рабства. Наш отец, когда планировал и строил дом, предусмотрел и соорудил суку. Это была просто небольшая комната с открывающейся крышей. Вместо крыши укладывались на решетке еловые ветки. Существовала традиция есть и даже спать в такой суке. Ваш покорный слуга, по велению и желанию мамы, обедал там в дни праздника Сукес. Для мамы это была большая радость. Разумеется, когда был жив отец, он скрупулезно соблюдал все эти праздничные традиции.

В самый печальный и торжественный день из осенних праздников – Йом-Кипур – мы всей семьей постились целые сутки, дотемна молясь в синагоге. В завершение всего цикла осенних праздников наступает самый веселый, радостный праздник Симхас-Тора – праздник радости Торы. Молодежь надевала самое лучшее, что у кого было, а дедушки – сюртуки (в сюртуке всегда лежал платочек, почему-то красного цвета), и с Торой в руках все пускались в пляс, танцевали в самой синагоге. Этот веселый завершающий праздник продолжался допоздна.

Семья Лейбы Лурье

Дядя Лейба сделал очень много для блага всех жителей Шумилино. Долгое время в местечке не было общественной бани. Благодаря его инициативе и личному труду была построена баня для всех жителей, но с соблюдением еврейских традиций. В ней был устроен маленький бассейн (миква), предназначенный для ритуальных омовений. Помню, что стоимость посещения бани была мизерная, доступная для малоимущих.

Дядя Лейба вложил собственные средства и в постройку большой просторной вместительной синагоги и много лет был габе, то есть старостой. Он давал деньги на содержание синагоги. В местечке Шумилино был неофициальным судьей. По многим вопросам, возникавшим в жизни, часто обращались к нему за советом и нередко за помощью. Лично я ему обязан за покровительство, которое он мне оказывал.

Дядя Лейба был уважаем в народе. Всегда отстаивал правду. Когда грянула революция и надо было избрать руководящий орган Советской власти, люди без различия национальностей единодушно избрали дядю Лейбу главой новой власти, хотя сам он отказывался от этой чести. В 20-е годы он внес большой вклад в благоустройство нашего местечка. В осеннее и весеннее время улицы были непроходимы из-за постоянной грязи. Дядя Лейба добился, чтобы главная улица была замощена камнем. Много хорошего сделал этот человек! Спустя столько десятков лет я вспоминаю о дяде Лейбе с чувством глубокого уважения к его светлой памяти.

Такая же гуманная, добрая была любимая тетя Маша. Всегда по пятницам, в канун субботы, она разносила субботнюю пищу больным и бедным еврейским семьям (то же самое делала и наша мама).

Ефим Новик

Хочу коротко написать о семье деда. Его родители Яков-Иосиф и Хана-Лея Новик жили сначала в Сиротино, а затем в Шумилино. В семье было четверо детей: два мальчика – Ефим и Самуил, и две девочки – Берта и Роза. На их долю выпало трудное время. Юность совпала с годами революции, Гражданской войны, коллективизации, сталинских репрессий, а затем, уже в зрелые годы, они пережили Великую Отечественную войну. Ефим и Самуил окончили Белорусский государственный университет в Минске.

К нашему счастью, оказалось, что родной брат нашего деда Ефим Новик оставил воспоминания, касающиеся жизни семьи его родителей в Шумилино–Сиротино. Писал он воспоминания в преклонном возрасте, ему было в то время около 90 лет. Они крайне важны для нас как подлинный и взволнованный рассказ о фактах биографии наших дедов и прадедов.

После окончания университета Ефим переехал в Москву, где был назначен сначала директором Института инженеров водного хозяйства (он еще именовался гидротехническим институтом). Затем Ефим возглавил Всесоюзный институт советской торговли, которым и руководил до ухода на пенсию.

Мой дед Самуил Новик окончил Белорусский государственный университет и с декабря 1937 года по июнь 1939 года был прокурором БССР. Затем был переведен на работу в Московскую прокуратуру.

Ефим и Самуил Новик добровольцами ушли на фронт в первые дни войны, записались в московское ополчение, хотя оба имели бронь в связи с занимаемыми высокими должностями. Московское ополчение состояло из практически необученных людей и почти все полегло в сражениях. Ефим и Самуил Новик были тяжело ранены, но остались живы, и после госпиталей вернулись на фронт и оба прошли войну до конца в действующей армии.

Берта Новик вышла замуж за Халфина Ехезкиеля (Александра) Менделевича (1907–1994) – специалиста в области ТВ-техники и радиолокации, разработчика первой в стране оптико-механической ТВ-установки прикладного назначения (1933), изобретателя электронно-оптического преобразователя (ЭОПа, 1935), участника внедрения в стране учебного ТВ, кандидата технических наук (1951), доцента (1951), руководителя секции Ленинградского НТОРЭС им. А.С. Попова, почетного радиста.

Участник Великой Отечественной войны. В 1942 г. отозван с фронта и направлен на курсы комсостава, а затем на преподавательскую работу (курс «Радиолокация») в Ленинградскую военно-воздушную академию им. А.Ф. Можайского. С 1968 г. читал курс «Телевизионная техника» в Северо-западном политехническом институте, руководил лабораторией учебного ТВ. Автор более 20 книг и изобретений, среди которых хорошо известная всем ТВ-специалистам старшего поколения монография и учебное пособие для средних и высших учебных заведений «Телевизионная техника» (1955).

В семье родилось двое сыновей-близнецов Леонид и Дмитрий.

Леонид Александрович (3 января 1932, Москва – 1998), советский физик и математик, доктор физико-математических наук («Исследования по квантовой теории нестабильных частиц»), почетный доктор университетов Мадрида и Брюсселя, член Санкт-Петербургского математического общества. В 1958 году Л.А. Халфин предсказал квантовый эффект Зенона.

Роза Новик вышла замуж за Евсея Халфина и перед войной перебралась с ним в Москву. Евсей Халфин погиб на фронте во время войны. Роза Новик работала в редакции московского журнала.

Теперь несколько слов о семье моих родных по отцовской линии. В Шумилино жила семья моего прадеда Лейбы и Маши-Ривы Лурье. У них были сыновья: Самуил, Моисей, Борис и дочь Гинда. Самуил умер в довольно молодом возрасте в 1940 году.

Найти какие-то материалы мне удалось о среднем сыне Моисее и его сыне Феликсе Лурье. Лурье, Моисей (Мойше) Львович (1897–1941) – советский историк, переводчик, публицист (идиш).

Феликс Моисеевич Лурье – советский и российский историк, библиограф, писатель, автор почти ста статей и телесценариев, член Союза писателей Санкт-Петербурга.

Борис Лурье был участником Гражданской войны и получил в боях тяжелое ранение. Он прожил долгую жизнь, но последствия ранения сказывались всю жизнь.

Гинда Лурье, моя бабушка, всю свою жизнь посвятила семье своего сына – Зиновия Лурье.

Она умерла в 1984 году и похоронена в Таллинне.

Возможно, прочитав статью, отзовутся люди, которые сумеют дополнить мои знания о семье.

Публикацию подготовила
Мария Лурье,

Таллинн, marialurje@mail.ru