Звал, кричал и метался,
но солнце обидное
не сходило ни разу с железных путей.
Как устал я всю жизнь
признавать очевидное,
вздохи слов шевелить на ушко глухоте.
На излете и думать
о смысле не хочется,
страх и тяжесть камнями живут на груди.
Дай мне лапу на память,
мое одиночество,
а потом уходи,
уходи,
уходи.
|
|
Холодный
ветер
Вдруг как ветром холодным потянет
с тех росистых полынных лугов,
где гостями мы были, гостями,
где холодное пили горстями
и куда не воротимся вновь.
Там исполнена жизнь обещаний,
там закончена повесть обид,
сострадание медлит с прощаньем
и объятия поздние длит.
Я о Господе лгать разучился,
позабыл утешительный сон,
будто сам от себя отличился
и гляжу, как безмолвствует он.
|
***
Там в раю они, как на даче,
в русском яблоневом саду,
меж собою на идиш плачут –
не пойму к своему стыду.
Стол их вкопан в землю чужую,
на слоновьих ногах скамья.
Видишь, дедушка, не бомжую,
зря стыдится меня семья.
Гойский
внук из чужбины милой,
иудейской земли солдат,
нет мне почвы родней могилы,
кто же, Господи, виноват?
Как поют вам райские птицы,
по стаканам разлит ли чай?
Станем Господу веселиться,
вот и сретение – встречай.
|
|
НА ЕВРЕЙСКОМ
КЛАДБИЩЕ
Пора, земля,
мы прочитаем книги,
стоящие в тебе
по пояс и по грудь.
Они раскрыты внутрь,
но мы внутри.
Разбитые скрижали
всех целостней.
Мы к сердцу их прижали,
их не отнять у мертвых вам,
живым.
...Но нам, камням,
не поклониться им.
|