Не обратить на него внимание было просто невозможно. И не только потому, что мужчина его возраста и габаритов более органичен в других общепитовских заведениях, нежели в небольшом кафе-мороженое.

У Гомера так выглядели победители. Уж очень он был фактурен. Красив, строен, почти двухметрового роста. Если кто-нибудь имеет представление о киноактере Евгении Урбанском, то считайте, что его видели. Вероятно, из тех редких мужиков-нарциссов, что осознают свою привлекательность. А вместе с тем и степень своего влияния на дам.

Нет смысла гадать, почему ему не в такой уж жаркий день захотелось лениво поковырять ложечкой в пломбире. Тем более, что зацепил эпизод совсем другим. Едва только успел великовозрастный сластена несколько раз отправить в рот сладкие комочки холодка, как к нему за свободный стол подсели две смазливые девушки. Из тех, кто оставляет приятное впечатление после первого же взгляда. И мне, сидевшему за соседним столиком, нетрудно было заметить, что с этого момента мороженое стало лишь приложением к его, видимо, привычному, а потому почти автоматическому флирту.

Его не остановила даже некоторая заметная с первого взгляда отрешенность случайных соседок. Молча сели, молча ели, вроде, и вопросов друг к другу у них не нашлось.

А у красавца-мужика, как оказалось, были. Вот и включил все семнадцать (не мной, а учеными подсчитано) улыбкообразующих мышц по-киношному лучезарного «фейса».

– Ну что, девочки, на холодное потянуло? Ну, это еще ничего... Главное, чтобы не на солененькое.

Можно было не сомневаться, что у него всегда на всякий случай приготовлен широкий карман шуток, комплиментов.

Не знаю, в какой степени посчитал свой старт удачным, но по лицу ощущалось: рассчитывал если не на аплодисменты, то хоть на какую-то реакцию. Ни того, ни другого не последовало. Та же увлеченность мороженым, та же отрешенность во взгляде.

– Почему мы такие неразговорчивые? – продолжил прощупывание казановистый посетитель кафешки. – А, понимаю, не успели подписаться на «Комсомольскую правду».

Успех тот же. Как и первая фраза, вопрос уже почти постыдно повис в воздухе.

Ощутимо было, как, внутренне мобилизовавшись, приготовился к новой атаке. Если раньше для его и без того победительного вида хватало не однажды проверенного принципа Дон Жуана: «Что в голову придет, то и скажу», то теперь интеллектуально мобилизовался. Заготовленный «экспромт» уступил место целенаправленной тактике. Задача усложнилась надвигающимся цейтнотом. Чашечка мороженого не итальянские спагетти. Счет времени идет на минуты.

– Мы что, язык проглотили?

Этим «мы» будто объединил равнодушных к его общепризнанному очарованию девушек в единое целое. В тот момент, пожалуй, не было двух отдельно взятых молчуний, а единый объект, который нужно заставить заговорить, чего бы это ни стоило. В худшем случае хотя бы отреагировать.

Ситуация становилась такой, что даже отрицательная реакция упрямых дам обещала стать если не победной, то, как минимум, амортизирующей. Ведь абсолютное молчание становилось просто угнетающим. А в случае с ним таким же неожиданным, как конфликт на «китайско-финской» границе.

– Не понимаю причину бойкота... Если то, что я говорил до сих пор, не убедило, то предлагаю на выбор несколько изысканных тем. Почему бы нам, не заказав еще по чашечке кофе, не поговорить о политональных наложениях в творчестве композитора Бриттена.

Эффект тот же. Произнеся по инерции еще несколько предложений, буквально выстрелил из себя:

– Да вы что, глухонемые, что ли?!

И тут, о Боже, как раз к этому крику души, спокойно доев мороженое, девушки действительно на специфическом языке жестов обменялись несколькими «репликами».

Последняя фраза флиртующего мужика оказалась провидческой. Так приятно мобилизующая неясность превратилась в неприятную ясность. В тот момент на него было просто жалко смотреть. Оставив наполовину недоеденное мороженое, не то что вышел, а выскочил из кафе. По сути это было бегство от стыда, от нелепости пережитой мизансцены. Он вдруг оказался в роли того анекдотического персонажа, который шел в продовольственный магазин, а ему трамваем ноги переехало. Держит их в руках и с болью, обидой на жизнь говорит: «Ни фига себе за хлебом сходил!» Ну, точно как он за мороженым. Только и радости, что руки-ноги целы. Что касается душевного комфорта, то тут все с точностью до наоборот.

Да и меня увиденное, невольно подслушанное, укрепило в некоторых давних предположениях. В таких из них, например, что желание как-то специально усилить впечатление иногда делает человека слепым и глухим, как глухаря на токовище. А это может быть чревато обратным эффектом, как перебор в очко.

Укрепился и во мнении, что по-настоящему умного человека трудно представить без каких-то самоблокирующих составляющих. Когда самолюбование не компенсируется самоиронией. И сам оконфузишься, и людей в неловкое положение поставишь. Особенно тогда, когда собственные желания не соотнесешь с источником, по поводу которого решил эмоционально порезвиться. Всегда неприятна пошлость, притворившаяся искренним чувством. Здесь же даже намека на чувство не было – сплошной банальный стеб. Стеб, мешающий понять, что все в этом тесном мире рядом с болью. Не твоей, так чьей-то. Не думаю, что девушки на каком-то интуитивном уровне не просчитали ситуацию. И едва ли она тоже была из самых приятных. Для них, как и для условного «казановы», мороженое в этот день горячим получилось.