До войны Волковыск – уютный еврейский городок. В нем проживало около 8 000 евреев. Действовали различные политические и общественные еврейские организации. Был еврейский театр, многочисленное спортивное общество «Макаби». Мой отец был неплохим футболистом, вдруг волковысчане вспомнят его и напишут мне.

2 ноября 1942 года фашисты согнали евреев Волковыска в район бывшего Штатлага, в освободившиеся бункера. Сюда же пригнали евреев из окрестных местечек – Волпа, Россь, Порозово, Изабелин, Лыскова, Пески, Зельва и др. Здесь было собрано свыше 18 000 евреев. В декабре их начали вывозить в Треблинку. Последний транспорт ушел 26 января 1943 года в Освенцим.

После войны в город вернулось около 30 евреев – из партизан, эвакуации, армии, а одна женщина Рахель Вайнштейн – из Германии, куда ее отправили друзья-поляки с чужими документами. Они жили очень дружно, поддерживали друг друга до конца жизни. Сейчас дружим мы, их дети и внуки, хоть и живем в разных странах. Сегодня в Волковыске живет 31 еврей, большей частью это не коренные жители города.

Лиза Кирильченко (ШИФРОН)

 

Я родился и жил до войны в г. Волковыске, тогда это была Польша. Отец мой Семен Галин был директором-администратором еврейской больницы. Он много занимался делами больницы, которая принадлежала Еврейскому товариществу здоровья, а позднее – общественной работой среди еврейского населения и был весьма популярен в Волковыске. Мать, Ревекка Галина, была фармацевтом и работала в одной из аптек.

К началу Второй мировой войны в 1939 году в Польше был принят ряд антисемитских законов. В польской гимназии, в которой я тогда учился, нас, учащихся  евреев, было немного. Антисемитские выходки мы чувствовали не только со стороны одноклассников, но и со стороны учителей.

В 30-е годы в нашем доме в нескольких комнатах располагался кибуц, и я, мальчишка, очень часто бывал там. Присматривался к их образу жизни коммуной, к их работе, развлечениям. Я присутствовал, когда они выбирали кандидатов на поездку в Палестину.

Члены кибуца много трудились на разных работах. Мне очень нравилась их столярная мастерская. Вечером они собирались вместе и пели песни, танцевали. Спальни у них было две – одна для ребят, другая для девушек, столовая была общая, и они все решали вместе.

В сентябре 1939 года грянула война – гитлеровская Германия напала на Польшу. Началась мобилизация, реквизировали транспорт, радиоприемники, даже велосипеды. Мне очень тяжело было расставаться со своим велосипедом, я в те годы усиленно занимался спортом.

Обстановка в Волковыске была очень напряженной, хлынули потоки беженцев, рассказывали о репрессиях гитлеровцев по отношению к евреям. Самое страшное воспоминание, которое осталось о днях, предшествовавших вступлению Красной Армии в город, это погром, который устроил польский военный отряд. Это были первые жертвы среди еврейского населения нашего города в годы Второй мировой войны.

В середине сентября в город вступили части Красной Армии, и с этого времени начался период жизни в Советской России.

Перспектива получения образования, избавление нас от фашистов, а также от наглого и унизительного антисемитизма в Польше – все это вызывало у нас симпатии к Советскому Союзу.

Однако не все было радостным и приятным в тот период жизни. Наш дом национализировали, пришлось переезжать на другую квартиру. Еврейскую больницу закрыли, и отец вынужден был устроиться на другую работу. В июне 1941 года в Сибирь и Среднюю Азию была депортирована большая группа жителей Волковыска – семьи ранее арестованных, среди них и евреи. Это было совершенно непонятно. В кругу близких друзей мы часто об этом говорили, мнения бывали неодинаковыми, но понравиться это не могло никому.

21 июня 1941 года был выпускной вечер, мы окончили 10 классов. Где-то около пяти часов утра я шел домой. Вдруг услышал разрывы бомб, решил, что это учения или маневры, они часто бывали летом. Пришел, лег спать, а где-то около 11 часов меня разбудил отец и сказал, что началась война.

Уже завтра к вечеру почти весь Волковыск был разбомблен и горел. Бомбежка началась с раннего утра в понедельник. Самолет за самолетом, одна группа налетала вслед за другой, и все они сбрасывали на мирные кварталы огромное количество бомб. Во время бомбежки погибло много людей, в основном евреев, которые заселяли центр города. Народ понял, что надо бежать, что скоро здесь будут немцы, ведь мы были от границы на расстоянии 20 километров. Однако эвакуироваться было почти невозможно: железная дорога разгромлена, транспорта никакого, а идти пешком, учитывая, что у мамы на руках была еще моя трехлетняя сестренка Лиля, не представлялось возможным.

Однако я решил, и родители согласились с этим, что я пойду на восток. И уже вечером в понедельник я собрался, попрощался с родителями и пошел.

Связаться с друзьями было невозможно, город весь горел, многие сменили место жительства или уже ушли из Волковыска.

Это был очень тяжелый поход. Беспрерывные бомбежки немцев, пулеметные обстрелы, беспорядочно отступающая Красная Армия. Поражала дезорганизация, иногда и паника. Вдоль шоссе Белосток – Минск в районе Волковыска стояло большое количество новых советских танков, которые застряли из-за отсутствия горючего. Повсюду лежали трупы солдат, мирных жителей, лошадей. Вскоре мы узнали, что немцы уже под Минском. Потом нарвались на очередной десант и решили возвращаться в Волковыск.

Город заняли немцы. Они начали вывешивать приказы о комендантском часе, о регистрации, особенно молодежи, начались облавы на коммунистов, на чекистов всех рангов, на советских служащих, пошли аресты. Особенно это касалось евреев. За любые провинности приказы грозили смертной казнью.

Вскоре евреям было предписано носить на одежде, на видном месте, шестиконечную звезду желтого цвета. Запрещалось ходить по тротуару, необходимо было отдавать поклоны немцам. Если кто-то забывал снять шапку или поклониться, подвергался жестоким побоям и издевательствам. Евреев часто без причины избивали, пожилым мужчинам публично стригли бороды, заставляли вставать на колени или ложиться в грязь на землю, ползать перед ними или бежать до изнеможения.

Первое время я скрывался, ночевал на чердаках близлежащих домов. Наш дом, в котором мы жили в советское время, к счастью, уцелел, и мы всей семьей продолжали в нем жить. А вообще Волковыск был практически весь разбомблен и сожжен. Евреи были изгнаны из хороших домов и ютились, в основном, в уцелевших небольших домах и хибарках.

Я никуда не ходил регистрироваться, отец как-то уладил это в юденрате. Вскоре немцы начали требовать от еврейского населения контрибуции, и эти контрибуции все увеличивались и увеличивались.

Евреи бедствовали.

В это время я попытался еще раз пробраться на восток: там, говорили, есть партизанские отряды. Я отправился в сторону Зельвы с расчетом добраться до Слонима и там уйти в леса. Но недалеко от Волковыска был схвачен немцами вместе с другими людьми. Под конвоем нас заставили хоронить погибший скот. Во время работы фашисты жестоко избивали нас палками, прикладами. Мне удалось сбежать, но двигаться дальше я не мог, и опять пришлось вернуться в Волковыск. Когда родители увидели мою спину, они ужаснулись.

В это время я связался с ребятами – Андреем Цукерманом, Федей Золотницким и другими, стал ходить на квартиру к Злате Рубиной, которая с семьей жила на Гродненской улице. Выяснилось, что у сестры Златы, Сары Мушацкой, есть связь с партизанской группой Федора Баранова. Это были, в основном, попавшие в окружение офицеры Красной Армии, один из которых был мужем знакомой Сары, жившей в деревне Ольшимове. Связавшись с ними, им стали активно помогать Сара Мушацкая, Метек Айзенберг и другие, в том числе один радиотехник, беженец из Польши, который чинил аппаратуру у немцев. Он часто слушал передачи из Москвы и передавал нам новости. Бывал он и у партизан, принес им приемник. Таким образом, в городе образовалась подпольная группа еврейских ребят, которая помогала партизанам в передаче медикаментов, оружия, нужной информации. Мы узнавали, где фашисты складируют оружие, как оно охраняется, какие части находятся в Волковыске.

Аресты и расстрелы не прекращались. По доносу арестовали родителей Андрея Цукермана и его старшего брата Мишу. Сам Андрей случайно уцелел, он не был дома в то время. Арестовали ряд депутатов и коммунистов: Зон-Мазья, Маркуса, Малышко и других. Всех их расстреляли недалеко от Волковыска. Часто устраивались облавы, вылавливали невинных людей, в основном евреев, держали их некоторое время как заложников, а затем расстреливали. Иногда такие группы достигали 100 человек.

В июле 1942 года, при очередной схватке с гитлеровцами, был ранен партизан группы Баранова. Сара и Метек после раздумий решили обратиться к председателю юденрата доктору Вайнбергу. Это был уважаемый в городе человек, отважный и смелый. Вайнберг решил, что помощь раненому окажет сам. Вместе с Сарой пошел в лес к партизанам и оказал необходимую помощь.

К сожалению, в группе партизан был провокатор, который донес об этом немцам. Арестовали всех мужчин врачей и провизоров евреев. Среди них были доктор Вайнберг, замечательный хирург доктор Вельвельский, доктор Кауфман, доктор Седлецкий, провизор Охрон и другие. После непродолжительного ареста, когда немцам не удалось ничего добиться от арестованных, всех расстреляли. Евреи города лишились своего авторитетного лидера – доктора Вайнберга, лишились медицинской помощи. На них налагались невыносимые контрибуции. Фашисты составляли списки инвалидов, умалишенных, людей с различными физическими недостатками, арестовывали и расстреливали их.

В конце лета 1942 года фашисты организовали большую облаву в Замковом лесу. Группа Баранова была вынуждена уйти в другие места. Связь с ними была потеряна.

Наступил день (это было уже осенью 1942 года), когда вышел приказ всем евреям в течение 24 часов переселиться в бывший лагерь для военнопленных, взяв с собой только необходимые носильные вещи. Квартиры необходимо было оставить открытыми.

Мы с отцом решили спасти маму и маленькую сестренку, спрятать их у знакомой белорусской женщины. Она жила в небольшом домике на краю Волковыска. Но пройти туда нам не удалось, город был блокирован. Повсюду солдаты, эсэсовцы, полицейские.

В общей колонне, с ужасным настроением, мы направились в лагерь. Там мы разместились в бараках, до половины зарытых в землю. В середине был проход, по обе его стороны в несколько этажей – голые деревянные нары, и вот на них мы и разместились. Жизнь в условиях этого лагеря была совершенно невыносимой. Еда – несколько ложек супа и кусочек хлеба в сутки. Люди от истощения умирали в большом количестве. При выходе из лагеря, когда выводили на работы, эсэсовцы устраивали побоища. Людей били палками, кнутами, прикладами. То же самое устраивали и при возвращении в лагерь.

Отца определили для налаживания медицинской службы. Однажды он, организуя работу кухни, обратился к шоферу за бензином для зажигалки, чтобы разжечь огонь на кухне. Это увидел немец и избил отца. Он еле пришел в бункер и прилег. Через некоторое время, уже вечером, около бункера раздались крики – немцы требовали выхода отца. Он понимал, чем это может закончиться, однако они настаивали, и пришлось выйти. Я пытался его задержать, мать рыдала, весь бункер был в оцепенении. Последние слова отца были: «Идн, зайт гезунт!» (Евреи, будьте здоровы – идиш). Немцы его увели, зверски избили – были слышны его крики, а потом застрелили. Я вырвался наружу и видел, как в него стреляли. Я хотел броситься туда, но меня удержали люди. Так погиб мой отец.

Мы готовились к побегу. Были разные варианты – и подкоп, и проползти под колючей проволокой. Работая на железной дороге, мы с Андреем Цукерманом поняли, что оттуда можно совершить побег. Рассказали об этом в лагере самому опытному в нашей группе Берлу Иодичу и договорились, что завтра попытаемся бежать. Место встречи – Замковый лес, возле подбитого танка. Мы с Андреем должны были первыми уйти в лес и там, в намеченном месте, ждать всех остальных. Ждать необходимо было каждый вечер до окончательного сбора.

Была уже поздняя осень. Нас выгоняли на работу утром, когда было еще темно. Где-то в районе обеда нас проверяли, охрана стояла вдоль путей. Ближе к окончанию рабочего дня мы удалились вдоль путей, а затем, улучив момент, когда охранники несколько отвлеклись, еще немного прошли вдоль путей и свернули в лесок. Шли мы быстро, почти бегом, молча. Еврейские отличительные знаки с одежды содрали. Первую ночь мы переночевали в кустарнике неподалеку от назначенного места встречи. Назавтра, уже поздно вечером, мы встретили друзей. Первыми пришли Берл Иодич, Соня Дворецкая, и с ними еще несколько человек.

Все труднее было выйти из лагеря, но у нас осталась связь с пекарней, которая выпекала хлеб для лагеря. Она находилась вне лагеря в городе, там работал пекарем отец Фомы Геллера, а в помощь к пекарям направляли рабочих. С ними приходили наши ребята, а мы их оттуда забирали в лес. Мы с Андреем приводили людей к нам.

Помню, как мы привели Максима Шифрона, который затем отличился на строительстве нашей первой землянки. Привел я в нашу уже построенную землянку и моего друга Эли Зон-Мазье, и также членов нашей группы Злату Рубину, ее сестру Сару Мушацкую и других. Вскоре присоединился к нам и Фома Геллер. Вскоре нас собралось около 20 человек. Командиром группы был Берл Иодич – он имел уже некоторый опыт и был постарше нас.

Мы пытались добыть оружие. По-моему, Андрей предложил пойти за несколькими русскими винтовками, которые он приметил, когда был на работе. Операция прошла успешно. Но, к сожалению, патронов к ним не оказалось, да и одна из винтовок была без затвора. Но мы были рады и этому.

Искали другие пути приобретения оружия. Но самое главное – это было установить связь с партизанами.

Землянка была у нас оборудована нарами, стояла печурка, и днем бывало даже жарко. Мы доставали муку через пекарню, там же узнавали обо всем, что творится в гетто, и забирали вновь прибывших людей. Из гетто приходили тревожные вести, что немцы готовятся вывозить евреев.

Однажды, когда постовой спустился в землянку, чтобы поднять смену, а дело было днем, раздалась команда: «По одному выходи!» Нас выследили. Иодич скомандовал выйти Андрею первому. Ему велели лечь с вытянутыми руками недалеко от люка. Вторым Иодич велел вый­ти Эле Зон-Мазья. Его также положили рядом с Андреем. После этого Иодич заметил, что напавших немного и, по-видимому, это не немцы. Он сказал, что сейчас выскочат через люк сразу трое – первым он сам, затем Олех Семен, а третьим я. Так мы и сделали, выскочили почти одновременно один за другим. Нападавшие, а это, как потом выяснилось, были лесники, открыли огонь. Я был третьим, и стреляли в меня буквально в упор, но меня спасло то, что, выскакивая, я споткнулся и упал. Пока они перезаряжали винтовки, нам удалось отбежать в лес. Вслед за нами выбежали из землянки и остальные. Поднялись с земли Андрей и Эли, и тоже побежали в лес. Однако Эли Зон-Мазья то ли подвернул, то ли повредил сильно ногу, не мог бежать, и его схватили. Лесники передали его немцам, и Эли Зон-Мазья погиб.

Мы с предосторожностями вернулись к землянке, забрали наше скромное имущество. Наш командир Иодич решил, что такой большой группой нам вряд ли удастся пережить зиму и необходимо разделиться.

В нашей группе оказались: командир Берл Иодич, Соня Дворецкая (его жена), Фома Геллер, Андрей Цукерман, Игорь Галин, Сара Мушацкая, Злата Рубина, Семен Олех, Максим Шифрон, Абрам Пактер, Касриэл Лашович – всего 11 человек.

По предложению Иодича мы передислоцировались из Замкового леса в густой кустарник у дороги на Верейки, около деревни Шевки. Кустарник был настолько густым, что в нем почти не было снега, и поэтому почти не были видны следы. От дороги этот кустарник отделяла канава, мы сделали мостик, по которому переходили ее, а потом мостик убирали и прятали в кустарнике.

Наспех пришлось сооружать землянку. Землянка была уже не такой, как в Замковом лесу. Это была просто яма, мы спали на земле. Зато замаскировали мы землянку тщательно. Соблюдали конспирацию. Соорудив печурку, готовили только ночью. Добыли трубы (водосточные) для отвода дыма. Соблюдали полную тишину – рядом были деревня и дорога. Зима была для нас очень тяжелой. Трудно было с продуктами. Мы старались как можно реже выходить из кустарника, за продуктами старались ходить в отдаленные деревни. Нам удавалось достать немного муки, хлеба. Муку мы заваривали водой, и это была основная пища. Смастерили безмен и на нем взвешивали кусочки хлеба, чтобы всем доставалось поровну. Для воды растапливали снег, который собирали в ведро. Донимали нас вши.

Вскоре, во время операции по поиску оружия, погиб наш командир Берл Иодич. После его гибели мы остались вдесятером. Командиром выбрали Андрея Цукермана.

Несмотря на невзгоды, голод и страдания, мы старались не унывать, разучивали еврейские и русские песни и старались поднять настроение друг другу. Пели вполголоса. Много еврейских народных песен знала Злата. Андрей, в пении которого трудно было разузнать мелодию, любил шуточные песни, со смаком их напевал и вообще много шутил. Меня заставляли, хоть я и отнекивался, петь романсы Вертинского, которые я знал от мамы.

Наступила весна 1943 года. Однажды в тихий солнечный день мы услышали, что кто-то зовет Сару – это были партизаны из группы Баранова. Оказалось: после облавы они перебрались в эти леса и зимовали в землянке по другую сторону дороги, невдалеке от нас. Это была хорошо вооруженная группа, у них были автоматы, пулеметы и гранаты. Партизаны предложили нам объединиться и перейти на другую сторону дороги к ним в землянку.

Буквально через несколько дней совместного пребывания при выходе из кустарника мы были встречены сильным огнем из пулеметов и автоматов – это немцы устроили засаду. Опытные бойцы из группы Баранова тут же открыли ответный огонь, завязалась перестрелка, начался бой. Вышли мы из него удачно – не было ни убитых, ни раненых. Это было наше боевое крещение. Баранов принял решение, что воевать в этом районе большой группой невозможно, и было решено, что мы опять разделимся.

Первым серьезным заданием, которое выполняла наша группа, было разоружение лесников в Замковом лесу. Вооруженные лесники представляли опасность для групп партизан, приходивших в лес, да и не только партизан – ведь некоторым евреям удавалось скрыться, и они находились в лесу или на прилегающих к лесу хуторах. Операция прошла успешно, без единого выстрела. Мы полностью вооружились, были уже в состоянии выполнять и другие задания.

В начале лета 1943 года в Волковысский район прибыл из-за линии фронта председатель антифашистского комитета Белостокской области Даниил Киреевич Сукачев. С ним была радистка. Была и необходимая аппаратура. Они поддерживали связь с Москвой и стали объединять группы в отряды. Наша группа была включена в отряд имени Котовского. Здесь были и другие еврейские ребята – Яков Клин из Росси, Ицко Водовоз из Волпы.

До освобождения родного города оставалось больше года.

Материал предоставлен

Ритой и Галиной Галин (США).

Фото из их семейного альбома.