В следующем году моей бабушке – Чарной П.И. было бы 100 лет. Пусть она не прочтет эти строчки, но я уверена: она знает, что ее помнят.

Ах, эти старые черно-белые фотографии! Сразу вспоминаются ретро-фильмы.

Обе мои прабабушки по папиной линии были портнихами. Да и бабушка великолепно шила и вышивала, а незадолго до смерти она научилась еще и вязать. Когда-то я, будучи студенткой-первокурсницей, попросила ее, чтобы она вышила мне картину. На что бабушка ответила:

– Руки имеешь?

– Имею.

– Две?

– Да.

– Руки не болят?

– Нет.

– Ну так вышьешь сама. Женщина обязана это все уметь.

И действительно, я научилась вышивать. А сейчас это дело так меня увлекает, что я готова вышивать до тех пор, пока не слипнутся глаза.

А в детстве бабушка шила мне постели для кукол, подушечки и, конечно, одежду. Кроме того, из платков, платочков, косынок она соорудила замечательное платье, которое я доносила до дыр. И очень любила в нем выступать перед членами семьи и гостями – петь, читать стихи. Как-то в этом платье в детстве пошла в овощной магазин: бабушка попросила купить свеклу. А там переучет! Но я так хотела купить эту свеклу, что пошла искать другой овощной. А дома уже забеспокоились. Тем более, один из соседей сказал, что видел, как я пошла по ул. Карла Либкнехта. Конечно, машин в то время было меньше, но все равно – один ребенок идет через дорогу. И дедушка побежал за мной. Когда он увидел, как я гордо несу огромную свеклу, конечно же, не вздумал ругать. А просто попросил, чтобы для начала я предупреждала.

А потом, когда я росла, бабушка любила выкладывать темно-белые фотки и рассказывать. А я любила представлять. И казалось, видела себя в те годы.

Вот моя бабушка – студентка Института народного хозяйства…

– Училась с нами девушка-студентка Юля. Она жила одна с мамой-инвалидом. Юля была очень способная и толковая. Она нам всем помогала в учебе, а мы тоже ей помогали с едой и одеждой. Мы очень любили повеселиться. И нередко во время комсомольского собрания по залу летала записка с предложением потом собраться и отметить это дело. В основном все жили в коммуналках. И вот мы после собрания складывались, покупали и шли к кому-то на «всеночную». Неплохо же отмечали, однако. Но просто позавидуешь – люди жили бедно, но были духовно богатыми. А духовное богатство дорого стоит!

В стране траур – убили Кирова. Студенты тоже собрались, только, конечно, не веселиться. И вдруг эта Юля тихо говорит: «Как надоела уже третий день траурная музыка! Хочется повеселиться». На следующий день ее вызвал декан и сразу же отчислил из института.

Оставалось только догадываться: кто да что, да когда донес. А если никто не донес – что ж, значит, у стен, действительно есть уши. И не просто уши, а огромные локаторы. И очень не вовремя они открылись.

...Ох, эта юность тридцатых. Простая, веселая, наивная, доверчивая… Ох, эта юность тридцатых, пропахшая потом и сыростью шинелей. Ох, эта юность, когда днем веселились и смеялись, танцевали и радовались. А ночью приезжал черный «воронок» и кого-то увозил навсегда. Не мне судить то время… Да и говорят: «Не судите, да не судимы будете». Тем более, что Иосиф Виссарионович Джугашвили-Сталин давно уже предстал перед Божьим судом. А приговор этого суда намного жестче, чем земного, человеческого. И обжалованию не подлежит.

Только забудут ли, простят ли те, кто выжил после ГУЛАГа? Простят ли члены их семей? Не знаю. Но это так страшно, когда отбирают твою внутреннюю свободу, а тебя пытаются превратить в какой-то винтик и механизм. Не хотела бы я повторения тех лет. А еще мне жаль дочку Сталина Светлану и его жену – Надежду Аллилуеву.

А вот воспоминания дедушки:

– В моем отделе работал один товарищ, фамилия которого была Гринберг. И чуть что, он кричал: «Надо поднять шум!» А когда же шум все-таки поднимался, то Гринберг летел от этого шума, словно от чумы. Но потом, через некоторое время, опять кричал: «Так надо же поднять шум!» И как-то дед ему ответил: «Так поднимай шум, или иди уже, шумахер.

К знаменитому Шумахеру это не имело никакого отношения. Наверное, Шумахер шум не подымал, просто корень здесь один…

Идя по аллее памяти, надо не просто слепо шагать вперед, а поворачиваться, высматривать потаенные уголки нашей памяти. Ведь если центральная дорога будет светлой, а эти уголки темными и забытыми, нашей памяти хорошо и тепло не будет.

Тропинка в детство

Среди множества ожидающих человека дорог есть одна маленькая тропинка, о которой мы иногда забываем. И постепенно эта тропинка становится заброшенной и бесхозной и теряется или тонет в лабиринтах нашей памяти и огромнейшем круговороте жизни…

Недавно я перебирала наш домашний фотоархив. Черно-белые фотографии, которые дышат уютом. Как хочется ворваться туда, в простую ситцевую жизнь, и пробыть там хотя бы месяц. И не верьте никому, кто говорит, что назад дороги нет. Есть, если мы того хотим. Все возможно до тех пор, пока мы живы! И герои этих фотографий тоже живут в нашей памяти, пока мы их помним.

Вот мои молодые бабушка с дедушкой. Они познакомились в ГУМЕ в 1938 году. Бабушка вместе с подругой зашла в магазин (им кто-то сказал, что там будут продавать крепдешин). Но вместо крепдешина «выбросили» эмалированные цветастые кастрюли. Бабушка была одета в длинный плащ. На голове красовался цветастый платок. И в это же время в магазин входит мой дед с другом. Дед сразу окликнул:

– Бабушка!

«Бабушка» обернулась:

– Вы меня зовете?

– А вы что, бабушка?

Для него те, кто в платках, были бабушками.

Так они и познакомились. Потом дед купил кастрюлю бабушке, а друг его – ее подруге. И, выходя из магазина, дед взял крышки обеих кастрюль и начал наигрывать марш «Прощание славянки».

А вечером они договорились пойти в кино. Пошли втроем – дед, его друг и бабушка. Перед тем, как дед ушел за билетами, бабушка его спросила, где же он работает. Дед ответил, что работает смазчиком на фабрике им. Кагановича (ныне фабрика «Луч») и незаметно наступил другу на ногу. Но друг рассказал бабушке, что никакой он не смазчик, а экономист…

После просмотра кино все пошли в ресторанчик. Бабушка заказала красного винца, а мужчины водочку и нехитрую закуску. И стали уламывать бабушку, чтобы она тоже попробовала огненной беленькой водицы. Долго уговаривать не пришлось. И очень быстренько ее «накачали» с двух сторон.

На следующий день дедушка пришел к бабушке домой, но она была на работе. И ее мама спросила у него:

– А где это вы ее так напоили вчера? Она же пришла домой и весь вечер пела: «Нам не страшен триста грамм, можно выпить килограмм!»

– Это она сама так «напоилась».

Вот так, настоящая мужская логика. Если мужчины что-то сделают, то никогда в этом не признаются. Можно не только выпить килограмм, а и два, и три. Нет предела совершенству.

Кстати, бабушка долго дулась на деда, что он ее обманул, что никакой он не смазчик, а экономист.

Они поженились, родили и вырастили троих детей, дождались внуков и правнуков. Моим бабушке и дедушке суждено было встретить золотую свадьбу. И лишь только потом, через год после этой золотой свадьбы, бабушки не стало. И я часто вспоминаю, что, когда они ссорились, бабушка сама себе говорила:

– И почему этот ГУМ тогда не сгорел?

А еще вспоминаю, как будучи маленькой, я однажды позвонила бабушке и попросила сквозь слезы:

– Баба, вызови тюрьму!

– Кого вызвать?

– Вызови тюрьму!

– Светочка, во-первых, вызывают не тюрьму, а милицию. И на кого ты решила ее вызывать?

– На родителей. Они мне не дают сырую сосиску.

Сосиску мне так и не дали, а бабушка долго всем рассказывала, что этому ребенку (то есть мне) надо идти работать в соответствующие органы.

– Ей не надо ни суд, ни милиция, ей подавай сразу тюрьму!

В другой раз, когда я уже пошла в первый класс, то мне как-то «посчастливилось» получить в один день сразу три двойки. И я звоню бабушке (а трубку взял дед) и кричу:

– Деда, я получила целых три двойки!

– Света, это же очень плохо!

– Но, деда, это же лучше, чем ничего!

И опять же бабушка удивлялась моей «гениальной» фразе. И когда в семье шло не так, как хотелось, бабушка часто говорила, что это же лучше, чем ничего!

Об ушедших говорят или хорошо, или вообще ничего не говорят. Ничего в данном случае – это пустое место. Это значит, что человека не помнят. А если его не помнят, значит не жил он вовсе.

А еще есть такая притча. Музыкант играет на скрипке. Вдруг у скрипки лопнула одна струна, но музыкант играет все равно. Лопнула вторая струна. Музыкант продолжает играть, но скрипка играет не так как, ей нужно. Лопается третья струна. Музыкант пытается вытянуть из скрипки что-то наподобие мелодии, и тут лопается последняя струна. И лежит на земле забытый и заброшенный инструмент. Надо было не мучить скрипку, а поменять ей струны, а еще лучше – играть на ней бережно. Но страшно, если сама скрипка потеряется или испортится. Конечно, можно купить другую, но дороже ведь была первая скрипка!

Так же будет дорога среди огромных жизненных дорог наша маленькая тропиночка, ведущая в детство. Не дайте ей заблудиться, берегите и убирайте ее, чтобы она не была похожа на забытую и заброшенную могилу, а была похожа на уютную тенистую аллейку, по которой так хочется пройти.

Как у Копалэ в бане...

Мой дедушка привел в дом молодую жену, то есть мою бабушку. А у нее была привычка сразу не застилать постель... Нет, потом, конечно, она ее застилала, но не сразу. И вот его мама (партийная портниха) как-то спросила деда:

– Лазарь, почему твоя жена сразу не убирает постель? Неужели она такая шлюмперка?

– Мама, это моя жена. И я с ней разбираться буду сам. И уберу постель, если надо.

– Лазарь, ну, ты не забывай, что живешь в квартире, а не в копаловской бане.

А знаете, откуда пошло такое выражение?

В то время директором бани в Бобруйске был Иосиф Копал. И у него все тазы валялись в беспорядке. Вот так и пошло гулять выражение:

– У тебя порядок, словно у копалэ в бане...

Слово «копалэ» писалось с маленькой буквы, оно стало нарицательным.

Поцелуй через платок...

А однажды у бабушки было плохое настроение. И пришедший с работы дед захотел ее поцеловать. Ну а она прикрыла губы носовым платком. Дед обиделся и ушел к соседям. А когда вернулся, бабушка, решив искупить свою вину, хотела его сама поцеловать. Дед на сей жест ответил:

– Целоваться хочешь? Только через платок.

Он достал из кармана носовой платок и положил его на лицо. Но в платке заранее вырезал дырочку для губ.

Как дед стал ефрейтором

История, рассказанная моим вторым дедом – маминым папой. Мой дедушка – Давид Львович Глехов – участник Великой Отечественной войны, участник освобождения Белоруссии.

Однажды, дело было на привале, закипала вода в котелке. Солдатская каша и тушенка ждала уставших бойцов. И один из солдат начал рассказывать сальные анекдоты про рабиновичей, которые окопались в тылу. Причем, от его рассказа несло таким антисемитским душком, что дед встал, вылил воду из котелка и самим котелком треснул рассказчика по спине. Разгорелся скандал. Взводный хотел наказать деда, но вначале спросил, что же все-таки произошло. Дед рассказал. Взводный пожал ему руку со словами:

– Мало дали, рядовой Глехов!

 И вместо наказания дед получил звание ефрейтора.

Партийная портниха

У Эдиты Пьехи есть песня со словами: «Нам рано жить воспоминаньями». Жить, может и рано, но иногда стоит обращаться и возвращаться к ним. В суровую зимнюю пору я это делать очень люблю, и кажется, слышу рассказы моих ушедших бабушки и дедушки.

Вот я пришла к ним зимой, и, напившись чаю, слушаю очередную майсу...

Мама моего дедушки была простой полуграмотной женщиной. Она жила в Острошицком городке. Там же до войны работала портнихой. И была очень простой и сердечной. И вот один раз она приходит к председателю сельсовета со своим вопросом. Председатель ее спрашивает:

– Вы партийная?

– Да...

Беседа продолжается. Потом председатель вновь ее спрашивает:

– Простите, Вы партийная?

– Да, я – портниха! – с гордостью отвечает женщина.

Потом мы с дедом очень любили шутить по этому поводу: портные шьют одежду, а партийцы могли пришить статью. Так что, у одних и других есть что-то общее.

В первый военный год моя прабабушка со своим семейством погибла в гетто. А мой дед со своей семьей успел выехать в Сибирь...

А вот семья Скворцовых – соседи моих покойных бабушки с дедушкой. Их звали Борис и Валя. Валя чем-то деду напоминала его мать, наверное, своей простотой. Заходит она как-то поговорить, а потом, уходя:

– Ну, крапитеся!

то есть крепитесь...

Или же:

– В магазине очередь была... ужасть!

Крапитеся и ужасть – любимые выражения…

Жить воспоминаниями не надо, к ним надо приходить. Самое страшное, когда вспомнить нечего! Или когда вспоминаются только плохие случаи из жизни. А когда ты возвращаешься туда, в доброе прошлое, выходишь совсем другим человеком... Ты отведаешь весь цимес еврейского юмора, который помогает преодолеть самые тяжелые жизненные моменты.

Рассеянный профессор Перец

Когда мой дед учился в институте, новейшую историю там преподавал профессор Перец. Это был жутко умный и жутко рассеянный человек. А может быть, никто из студентов не знал, что существует такая болезнь Альцгеймера. И вот как-то профессор зовет студентов к себе домой на консультацию перед экзаменом. Студенты (среди которых был дед) пришли, а профессор попросил их немного подождать, пока он помоет руки. Студенты ждут пять, потом десять, потом пятнадцать, двадцать минут, а профессора все нет. Уже заволновались, может, ему стало плохо и он лежит без сознания возле умывальника. Но оказалось, что профессор их ожидает в другой комнате.

А однажды профессор Перец встретил свою жену возле Дома правительства и говорит:

– Я, кажется, Вас где-то видел.

Она ему объяснила пощечиной, где он ее видел.

Вот и такое бывает.

Светлана Чарная

Светлана Чарная окончила Минский институт культуры по специальности «библиотековедение и библиография». Живет и работает в Минске. Писать начала в студенческие годы. Опубликовно около 400 статей в периодической печати. Автор двух поэтических сборников: «Откровения вдохновения» (2006) и «Аромат лотоса» (2008), автор сборника детских рассказов «История Феди Крикуна» (2009). Выступает по радио в программах «Для тых, хто дома», «У сямейным коле», «Стыльныя штучкi».