Мишпоха №27 | |
ЧАСЫ ОТ БРАТА Юрий НИРМАН |
В Казань
в эвакуацию мы приехали в 41-м году. Моему брату Гере было 12 лет. Он
был сообразительным мальчишкой. Еще в Дубровно, когда отец собирался его наказывать
ремнем за какие-то детские шалости, он подкладывал под одно место картонку и таким
образом смягчал «воспитательное» воздействие на это место. В военные
годы дети взрослели значительно быстрее, чем в мирное. Геру отдали учиться часовому
делу к очень хорошему мастеру Илье Моисеевичу. Это был высокий красивый человек
с седой бородой, верующий, настоящий мастер своего дела. Жил он в большом собственном
доме в центре города недалеко от озера Кабан. В часовой мастерской мальчишку Геру
приметили какие-то мошенники, сейчас бы их назвали лохотронщики. Они взяли его на
базар и дали для продажи часы. Часы были наручные – большие, назывались «Кировские».
Цену назначили небольшую, как сейчас бы сказали – значительно ниже рыночной, чтобы
привлечь побольше покупателей. Громко говорили, что часы очень хорошие, ходят исправно,
что мальчик не знает реальной стоимости. Для этого они брали часы и прикладывали
то к одному уху, то к другому и наклоняли голову из стороны в сторону. Потом давали
послушать ход часов реальному покупателю и, когда тот решался их купить и рассчитывался
за покупку, незаметно отдавали ему точно такие же, но это был лишь корпус от часов
с циферблатом и стрелками без часового механизма. И все быстро расходились-разбегались.
Гере давали немного денег. Помню, принес он мне заводной мотоцикл с коляской и водителем
– единственная игрушка, которая у меня была и которую вот уже 70 лет я помню.
Но один из обманутых покупателей выследил Геру, и в комнату, где мы жили, пришел
здоровый мужик и стал требовать возврата денег. Мама отдала ему все деньги, чтобы
уберечь Геру от наказания. Больше на базар он не ходил, а часовым мастером стал
хорошим. Вернулись
из эвакуации в Оршу (дом в Дубровно при отступлении сожгли фашисты), и Гера устроился
работать часовым мастером Оршанского отделения Белорусской железной дороги. Он ремонтировал
часы на всех станциях отделения в Чашниках, Толочине, Лепеле, Борисове и других.
У него был бесплатный служебный билет, и он много ездил. Его знало руководство,
и отдавали в ремонт свои часы. Случайно в поезде Гера познакомился с человеком из
Донецка, который приехал в Оршу, чтобы заготовить и отправить для шахтеров картошку.
Так как Гера знал все пригороды, он помог ему в этом деле. Для отправки потребовалось
несколько вагонов. А получить вагоны было большой проблемой, но через своих знакомых
Гера решил и эту проблему. Благодарность была большой… Потом на
привокзальной площади станции Орша Гера открыл маленький павильон по ремонту часов.
Работы у него всегда хватало. Через его руки прошло много часов различных фирм,
но с часами «Зенит» известной швейцарской фирмы он никогда не расставался. По наследству
эти часы у меня. С ними у меня произошла интересная история. Много лет
назад был я в Израиле. Остановился у родственников в Ашкелоне. С экскурсией приехал
в Иерусалим. Нас пригласили выходцы из бывшего СССР. Были накрыты столы. Пели песни
на идише и на русском. Потом нас привезли в кинотеатр «Синематека». После просмотра
фильма мы сели в автобус и поехали обратно в Ашкелон. По дороге я обнаружил, что
на руке нет часов. Для них я купил красивый золотой браслет. Поиски в автобусе результатов
не дали, да и не могли дать. Приехали в Ашкелон, по справочнику нашли телефон кинотеатра.
Иврит родственники знали плохо, но кое-как составили вопрос, и администратор сказала,
что часы с металлическим браслетом найдены и находятся у сторожа, забрать их можно
в любое время. Рано утром я на такси поехал в Тель-Авив, затем на автобусе в Иерусалим.
Но иврита я не знаю. Поэтому купил открыточку, на ней нарисовал часы, написал
«Zenit». Зашел в кинотеатр и спросил сторожа. Мне сказали, что он будет через
10 минут. Идет молодой парень. Я ему показываю открытку, тыкаю в часы,
что-то мычу, а он мне: «Вы по-русски говорите?» Оказалось, он из Киева. Я объяснил
ему про часы. Он ответил, что только заступил на дежурство и про этот случай ничего
не знает, но пригласил к сейфу. Открыл его, и среди других предметов там лежали
мои часы. Радости моей не было предела. Эти часы до сих пор ношу и сохраняю память
о брате. Такие, какие мы есть В эвакуации,
особенно в Казани, меня постоянно мучило сильное чувство голода. Когда заходил в
магазин получать по карточке 200 граммов хлеба, ощущение было такое, что, если
бы запустили за прилавок, мог бы съесть весь хлеб, который там хранился. Однажды
соседка отдала мне большую алюминиевую кастрюлю чуть прокисшей молочной вермишели.
Я ее съел, и ощущение сытости помню до сего дня. В школе
на месяц выдавали талоны на обед (рассольник с кусочком огурца), и я, о ужас, потерял
этот листок. …Испуг,
страх, слезы, не мог сказать ни слова. Но потом нашел листок с талонами на первой
странице букваря. Память все это хранит и делает нас такими, какие мы есть. Падрад В нашем доме в Орше по ул. Энгельса, 126 в 50-ые годы
перед Песахом организовывался «падрад» – так называли у нас выпечку мацы. У нас
была большая русская печка, которая занимала ровно четверть дома. В печке выпекалась
маца. Евреи приносили муку, замешивали тесто и шесть-восемь женщин раскатывали кусочки
теста тонко-тонко. Потом подавали их на большой стол. Я из часовых деталей сделал
такое устройство, которым движениями вправо-влево наносил отверстия на тесте, чтобы
при выпечке маца не пузырилась. Затем раскатанное тесто набрасывал на конец длинного
гладкого шеста и заносил в печь. Потом с помощью деревянной лопаты переворачивал
и по готовности вынимал. Складывал готовую мацу в наволочки. Более богатые заказывали
мацу на яйцах – эйркихалас. Работали
«падрад» обычно ночью при завешенных окнах, так как боялись участкового капитана
милиции Иванова. За выпечку мацы люди платили небольшие деньги. И часть из них шла
на синагогу, вернее, на миньян, который собирался так же нелегально, как выпекалась
маца. Посылка
из Америки Сразу после
войны дядя Борух, брат моего отца, уехавший в Америку еще до революции, присылал
нам посылки. Шли они на наш адрес: Орша, улица Энгельса, 126. Барух не сам их отправлял,
а вносил куда-то деньги, и эта организация оправляла посылку с вещами. Помню, как
боялась мама получать эти посылки. Боялись, что КГБ узнает, что у нас есть родственники
в Америке. Но нищета и бедность пересиливали это. Собирались
у нас дома два брата отца – Беньёмин и Эля, моя мама – и делили посылку. «Это тебе,
это мне, это ему…» Мне однажды
досталась куртка из искусственной (это я теперь понимаю) кожи темно-вишневого цвета
на молнии. Как я переживал, когда в школе во время потасовки ее порвали. Были в
посылках очень красивые в цветах платья – оказалось, ночные женские рубашки. Почти
все уносили на базар и продавали. Это была
поддержка на какое-то время. Фотографии дядя Борух присылал, сделанные на фоне шикарных
легковых машин. Нам это казалось приветами из какого-то несуществующего мира. Конечно,
мы нигде не рассказывали о своем родственнике. Это было опасно и грозило последствиями.
При поступлении в военное училище и в военную академию тыла и транспорта в графе
«Есть ли родственники за границей?» я четко указывал – нет. Вынужден был так поступать,
иначе все пути к военному образованию и службе были бы закрыты. Времена
были непростые. И пережить пришлось немало. Я был заместителем начальника военного
научно-исследовательского института, когда к нам приехал начальник штаба тыла Вооруженных
Сил СССР. Он сказал начальнику института, чтобы не было ни одного еврея, а я в это
время стоял рядом. Юрий Нирман |
© Мишпоха-А. 1995-2011 г. Историко-публицистический журнал. |