Владимир Шуля-Табиб (Владимир Шульман) родился в Могилеве (Белоруссия) в 1951 г. Закончил Военно-медицинскую академию. Служил в Средней Азии в десантных войсках.

В 1980 – 1982 гг. воевал в Афганистане в десантно-штурмовой бригаде. Его псевдоним – это память об афганских событиях. «Шуля» – так называли Владимира еще в школе его друзья, «табиб» в переводе с языка дари – лекарь, знахарь.

После Афганистана служил в Белоруссии.

В 1987–1988 гг. работал в Чернобыле по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской атомной электростанции. После увольнения в запас в 1990 г. работал в кардиологической бригаде «скорой помощи» в Полоцке (Белоруссия).

В США с 1994 г. Работал водителем такси. В настоящее время переводчик в американской компании.

Отец Владимира – известный писатель Владимир Шумов (Шульман), постоянный автор журнала «Мишпоха».

Печататься Владимир начал в 1994 г. Повести и рассказы опубликованы в различных журналах в США (Балтимор, Майами, Нью-Йорк, Техас, Сан-Франциско), Израиле, Канаде (Торонто), Беларуси. Постоянный автор журнала «Мишпоха». Рассказ «Еврейское такси» опубликован в «Антологии зарубежной русскоязычной прозы».

 

 

– 104-й! Возьми миссис Капчиц. Гуд? Пока.

– О'кей! Как насчет адреса? Или челночным поиском, используя врожденный нюх? Так я не легавая собака, я, скорее, лошадь!

– Ты не знаешь миссис Капчиц?! – по голосу чувствуется, что у нашего диспетчера Тома Батлера глаза вылезли на лоб. – Ее знают все!

Том проработал в «Бест Паратранс» больше, чем я живу в Америке. Том знает всех. А я всего неделю знаю самого Тома, я только устроился на эту работу и не знаю еще ничего, и вообще, у меня – время ланча, о чем я с радостью напоминаю Тому.

– Послушай, Уолтер, – в его голосе появились просительные нотки, – пожалуйста, сделай этот пик ап! Санчес поломался, Чанг торчит в жуткой пробке на Гранд Сентрал паркуэй, мне просто некого больше послать!

Ланч – это святое, но и помочь надо: завтра можешь поломаться и ты. Есть такое общее свойство у всей техники – ломаться в самый неподходящий момент. А ланч можно пожевать и на ходу. Только диетологу своему об этом ни-ни! Как же это – не посчитав калории и холестерол?! А 32 жевательных движения на укус? На ходу легко сбиться и не дожевать...

– О'кей, давай адрес!

Это было и в самом деле недалеко: Квинс, угол 34-й авеню и Утопия паркуэй. Тихий район одно-двухэтажной Америки, почти деревня в центре Нью-Йорка, утопающая в зелени и цветах, где можно жить почти спокойно в двух шагах от сумасшедшего ритма Норзерн-бульвара.

Пассажирка уже ждала меня. Она выглядела, как ярко раскрашенное чучело старухи: невысокая, сухая, как палка, в лимонно-желтой блузке и нежно-розовых брюках, с толстым слоем румян и ярким макияжем на старческих морщинах. Зато улыбка! За такую улыбку можно отдать все, не глядя на возраст! В ней было столько дружелюбия, радости существования, счастья просто от хорошей погоды!

Довершала облик короткая прическа цвета молоденькой морковки.

– Хэлло, мистер драйвер! А где сегодня мой добрый Санчес?

– Хм... Добрый? Санчес – наполовину индеец из Вайоминга, наполовину мексиканец из Техаса. Уж не знаю, какая из этих половин добрая... Впрочем, с клиентами он, возможно, добр, иначе давно выгнали бы!

– У Санчеса проблемы с машиной. Сегодня вас повезу я. Меня зовут Уолтер. Куда мы едем, мэм?

– Вы, наверное, новичок? Я всегда еду в синагогу в Форрест-Хиллс. Езжайте на Йеллоустоун бульвар, там я покажу.

– Простите, мэм, вам кто-то машет из окна. Мне подождать?

– Нет-нет, езжайте! Это мой бойфренд. Он машет мне уже 50 лет.

Мне показалось, я ослышался.

– 50 лет? Так это уже муж, наверное?

– Ну, что вы! – рассмеялась она, сверкнув голубыми, отнюдь не старческими глазами. – Пятьдесят лет с одним и тем же мужем? Да я бы с ума сошла! У меня было два мужа, оба умерли, я уже пять лет как вдова, а вот любовник за всю жизнь был и есть один! Так что вообще-то я – однолюбка!

– А он?

– А он похоронил свою Нэнси три года назад. Славная была девочка, земля ей пухом!

– Так если вы оба свободны и любите друг друга столько лет, что же вам теперь-то мешает?

Я зазевался и влетел в ямку, машину чувствительно тряхнуло, отчего само включилось радио. Голос диктора объявил: «Кенни Джи, «“Парадайз”!». Она повернулась ко мне:

– Уолтер! Вы любите джаз?

– Да, мэм, джаз и блюз.

– Слава богу, а то все ваши играют только рэп и сальсу! Давайте послушаем эту мелодию, а потом я отвечу вам на все ваши вопросы.

Она закрыла глаза, я увеличил громкость, и по салону потянулся сладковато-дурманящий, как запах марихуаны, звук сопрано-саксофона. Это был Кенни Джи с его потрясающей техникой «бесконечного» звука, когда кажется, что саксофонисту совсем не нужно дыхание, мелодия тянется, обволакивая тебя все новыми слоями тихой грусти о давно прошедшем рае любви вместе с радостью от того, что все-таки это было!

– Прекрасно, не правда ли? – она повернулась ко мне. – И слишком коротко, как и все, что прекрасно! Так что вы хотели узнать, мистер драйвер? Почему мы с Джозефом все еще не женаты? Он пару лет назад сделал мне предложение, и я отказала ему!

– Простите мое любопытство, мэм, но почему? После стольких лет?

– Вы знаете, четыре года назад, на мое 80-летие, мы пошли в ресторан: я, Джо и две мои сестры: старшая и младшая. Мы хорошо провели время, потом я предложила пойти в дансинг-клуб. Сестры захлопали в ладоши, а он сказал, что у него больные ноги, и вообще мы сошли с ума! В нашем-то возрасте и так далее.

– Ну, почему я не могу немножечко сойти с ума в мой юбилей? – она смотрела на меня, широко распахнув глаза с длинными, не очень аккуратно наклеенными ресницами. – Ну, сколько мы там с сестрами потанцевали: 10–15 минут, зато вспоминаем четыре года! А он не поехал! Вот тогда-то я и подумала: да на черта мне нужен муж, с которым даже нельзя пойти на танцы? А что с ним тогда делать? Обихаживать-обстирывать, клизмы ставить? Для всего этого у него есть хоуматтендант, ей за это деньги платят! Да и вообще, зачем мне все эти условности? В восемьдесят четыре я уже не боюсь за свою репутацию!

– Ого! Никогда бы не подумал, что...

– Пожалуйста, не надо этих мужских штучек! «О, вам не дать и шестидесяти при ваших девяноста!» – она хохотнула и добавила: – После семидесяти это уже не работает... Кстати, если вы не против, поедем по Юнион Турнпайк – терпеть не могу тащиться в трафике!

Я понял – тема, увы, исчерпана, но заканчивать разговор было жалко. Больно уж интересная бабуля попалась.

– Мэм, если не секрет: вы в синагоге только молитесь или?..

– Работаю на парт-тайм, я секретарь-делопроизводитель.

– На полставки? Работы, значит, немного?

– Хороший вопрос. Без дела не сидишь. До меня там работала одна молодая афроамериканка, так она ту же работу делала на фул-тайм – и не успевала! Это, знаете, рабочее время по-еврейски: работаешь, сколько нужно, а получаешь за четыре часа. Поэтому они меня и держат.

Подняла палец и засмеялась задорно:

– И при этом считают, что совершают мицву!

– Простите за нескромность, но судя по всему, вы человек не бедный. Зачем вам эта работа?

– Знаете... – она призадумалась, словно решала, стоит ли говорить это мне. – Я же работаю в синагоге, значит, на самого Господа. И я так думаю, у меня как бы есть с Ним негласный контракт: пока я работаю на Него, Он разрешает мне жить. А деньги... Вряд ли кто-то пришлет мне билл на тот свет. Счет за все сразу – могут, но там деньгами не рассчитаешься... Вот здесь поверните направо, пожалуйста, и остановите. Сколько с меня?

Она рассчиталась, улыбнулась на прощанье:

– Приятно было познакомиться, мистер драйвер!

Махнула рукой и, легко поднявшись по ступенькам, исчезла за дубовой дверью синагоги.

И я поймал себя на том, что меня уже совсем не раздражала ее нелепая одежда и яркий макияж – та ее маленькая армия в войне со Временем.