Памятник на могиле замученных евреев на кладбище в родной
Наровле.
Все это и многое другое вошло в мои книги и не дает мне
покоя уже много лет.
***
Надо мной соловьи не пели –
Пули пели тысячи дней…
Я – номер
шесть миллионов первый:
он выжжен
в душе моей.
***
Была война на свете
–
проклятая война.
А я – ее свидетель:
душа обожжена.
Хоть был еще мальчишкой
на грозовой тропе…
Уже полжизни с лишком
она в моей судьбе.
Все душу рвет и мелет,
совсем сожжет, гляди,
как будто в самом деле
ее свинец в груди
застрял кусочком черным,
из прошлого скользя… И надо б вырвать с корнем!..
Да вот никак нельзя.
***
Стояли все в одном ряду
–
кто жил, кто был в моем роду.
Их ждал огонь и эшафот.
И кто-то из последних сил
раскрыл в последнем крике рот.
А ветер времени косил
мой поредевший ряд, мой род,
чтоб сгинул я в кромешной мгле…
Давно заржавел пулемет.
И гильзы ржавые в земле.
А я у века на крыле,
мятежной силою объят,
живу среди его высот.
И продолжается мой ряд.
И продолжается мой род.
Памяти
брата Семена Шварца
и его боевых друзей – русских, белорусов,
украинцев, евреев, – павших на фронтах Великой Отечественной войны.
Весенней ночью брат вернулся
с фронта
со всеми, кто сражался на войне…
Совсем такой он, как на старом фото,
что много лет я видел на стене.
Но если брат домой вернулся
в мае,
то почему же плачет мать навзрыд?
Гляжу – и ничего не понимаю.
Я знаю: под Берлином он убит.
И даже нету у него могилы.
И ни своей. Ни братской. Никакой.
Я встать хочу. Но две огромных гири
на мне висят. И каждая – горой.
И я молчу. Не шевелюсь.
А он-то, он почему не подойдет ко мне?
Гремит салют. Мой брат вернулся с фронта
со всеми, кто погиб на той войне.
О смерти извещенья, как
наветы,
своею жизнью отвергает он…
Как быстро пролетает сон рассветный –
мальчишеский неповторимый сон.
***
Не дай нам Бог опять
все беды и печали –
так души разрушать,
как наши разрушали.
Не дай нам Бог опять
терпеть, молчать, дрожать.
***
– Сколько можно об этом кричать? –
Злобный голос врывается в осень.
– Сколько можно об этом молчать? –
На вопрос отвечаю вопросом,
если тысячи горестных лет
не находится в мире ответ.
***
Из весеннего тумана,
с надмогильных плит
День Победы долгожданно
бронзою звенит.
И выходишь ты, славянка,
я, еврей, иду
против пули, против танка
прямо на беду.
Это нас с тобой сжигали
в газовых печах.
Но опять мы прорастали
молнией в ночах.
Где в пожарах перелески,
где разрушен кров,
где славянская с еврейской
смешивалась кровь...
Из весеннего тумана,
с надмогильных плит
День Победы долгожданно
бронзою звенит.