«Много красивых местечек вокруг, а наше самое лучшее», – мы поднялись на небольшую горку, рядом с его домом, Иван Артемович отдышался, потом улыбнулся и сказал эти слова. Конечно, в них и небольшая доля шутки, и много-много здорового провинциального патриотизма. Но, наверное, Иван Артемович Волчок имеет право на него. Ему и его жене Регине Андреевне уже семьдесят пять, она местная, да и он родился недалеко отсюда, а после войны и вовсе перебрался в Смиловичи. Так что с высоты прожитых лет им виднее. Иван Артемович, случайно встреченный мной на улице, отозвался на просьбу показать поселок и стал добровольным гидом. – Конечно, сейчас Смиловичи больше, чем были до войны, и куда больше, чем в первые послевоенные годы. В июне 1944 года, когда наши войска освобождали поселок, он здорово пострадал. Здесь стоял большой немецкий гарнизон, и наша артиллерия и авиация снарядов и бомб не жалели. А потом фашисты, отступая, сожгли из огнеметов половину поселка, мост, мельницу. А сейчас – появились новые улицы, построили красивые дома. А все же раньше местечко было куда веселее, молодежи было много, в каждом доме подрастали дети. На улицах не было такой тишины, как теперь.Голоса, смех, зимой на санках катались, снежные бабы лепили…

Смиловичи – красивое местечко. И летом, когда оно утопает в яблоневых садах, и весной, когда с горушек мчатся веселые ручьи, и в начале зимы, когда первый снег облепит заборы, деревья, провода, скворечники.

В Смиловичи я приехал, чтобы побывать на родине французского художника Хаима Сутина. (Парадоксально звучит: родина французского художника – маленькое белорусско-еврейское местечко. Но в нашей истории таких парадоксов много). Насколько мне известно, в зрелом возрасте Хаим Сутин в своем творчестве не вспоминал Смиловичи, в отличие от соседа по парижской мастерской Шагала, который в каждой своей работе «танцевал» от Витебска, пускай домысленного, но родного. Все, что впитал, чем проникся Хаим в детские годы, не могло не отразиться в его творчестве. Нет на картинах смиловичских домиков, вросших в землю, а есть мясные туши, купленные на парижском базаре, нет соседок Хаи и Соры, обсуждающих новости родной Соломянки (так называлась улица, находившаяся рядом с домом), а есть французские дамы, осторожно, совсем не по-местечковому, ступающие в воду,  нарядившиеся в красные одежды (разве мама художника или его сестры могли представить, что такие одежды вообще могут надеть уважающие себя женщины), не видно на картинах окон синагоги, стоявшей напротив их дома, а есть кафедральный собор в Шатре. Но на Париж, на весь мир французский художник Хаим Сутин смотрит глазами смиловичского мальчика. Ведь только искренне удивившись увиденному и обрадовавшись своему чувству, можно нарисовать такое. И пускай меня простят искусствоведы, но в каждой картине Хаима Сутина я чувствую, в первую очередь, открытие, удивление. А чтобы так написать «Натюрморт с селедками», нужно было иметь за спиной многие поколения предков, для которых селедочка на обеденном столе была предметом мечтательного вожделения.

– Вас интересуют евреи? – переспросил меня Иван Артемович. – Было много. Везде можно было услышать их язык, и моя жена понимала еврейский, она же здесь выросла. А сейчас почти никого не осталось из евреев. Было две семьи, а в конце ноября Фаня с мужем уехали, теперь – одна осталась.

Перед поездкой в Смиловичи я проштудировал всю доступную литературу (спасибо Интернету), и моя записная книжка могла претендовать на хорошо подготовленную курсовую работу по истории местечка.

Среди местного населения существует несколько легенд по поводу названия Смиловичи. Все эти легенды связаны с именем или прозвищем одного смелого парня – Смелки, который первый поселился в этих местах на берегу реки Волма. Почему нужно было иметь смелость для строительства жилища в этих местах, не совсем ясно. Есть упоминание о каких-то древних могилах, которые не давали людям спокойно жить, может, это было причиной.  Судя по всему, произошло это более пяти веков назад.

Местечко всегда было спокойным и дружелюбным. На протяжении веков в мире и согласии здесь уживались белорусы, русские, евреи, поляки, татары. По ревизии 1795 года, в Смиловичах, только перешедших во владение Станислава Манюшко, насчитывалось 85 дворов (43 христианские, 31 еврейский и 13 татарских) и 564 жителя.

Хаим Сутин родился 13 января 1893 года в семье портного, которая была богата только на детей, и был назван так в память о недавно умершем дедушке. У Залмана и Сары это был десятый ребенок. (Впрочем, хорошие дети – это и есть настоящее богатство!) И хотя Залман работал не покладая рук, и мастером был хоть куда (местные шляхетки любили пофорсить в платьях, сшитых Сутиным), лишней копейки в доме никогда не было. Счастье, что Сара – прекрасная хозяйка, умела из ничего приготовить обед и накормить столько ртов, а когда делала субботний обед – пальчики оближешь.

Какими были Смиловичи в те годы? По переписи 1897 года – это центр Игуменского повета (района). Население составляло уже 3498 человек. (Вполне приличное местечко, а не какое-нибудь захолустье.) В Смиловичах действовали 2 православные церкви (деревянная и кирпичная), 2 церковные школы, костел, мечеть и 5 еврейских молитвенных домов (читай, синагог), 2 земских народных училища (женское и мужское), почтово-телеграфное отделение, суконная фабрика, несколько кожевен, работали 58 мелких лавок, несколько различных магазинов, 9 питейных заведений, 2 гостиницы, небольшие винодельческие и пивоваренные производства, по воскресеньям и праздничным дням проводились ярмарки, имелась рыночная площадь.

Большую часть населения в конце XIX – начале XX века составляли евреи. Издавна тут бытовали такие промыслы и ремесла, как бочарные, кузнечные, мельничные, пчеловодческие, гончарные, швейные, кожевенные, ткацкие. Население занималось земледелием, животноводством, огородничеством, торговлей.

Было о чем мечтать Залману и Саре Сутиным, было на что надеяться. Вырастут дети, выйдут в люди, займутся приличным делом. А младшенький Хаим обязательно станет раввином, уважаемым человеком в местечке.

Но Хаим рос каким-то странным мальчиком. И никто не мог понять, в чем дело, в кого он такой, в семье все были работяги. А их Хаим все время рисовал: речку Волму, трехэтажную водяную мельницу на ней, заросший деревьями и кустами «панский берег», ледоход на речке. Весной с наслаждением рисовал кривенькую Свиную улочку, по которой бежали ручьи. Ну что он нашел в этом красивого? Другое дело, когда уходил в парк у дворца Ваньковичей и часами рисовал дворец. Он действительно завораживал своей красотой. Только ведь Хаим рисовал его каким-то не таким, как будто чертик сидел в мальчишке и говорил: «Рисуй не лубочные картинки, что продают на ярмарках и которые покупают соседи по местечку и приезжающие крестьяне – это фальшь. Рисуй настоящее, как чувствует душа». И учителя в школе были недовольны Хаимом. Они говорили, что ученик их специально изображает в карикатурном виде – это неуважение. За это следует наказать – поставить в угол. И Хаим часто подпирал спиной угол классной комнаты.

Да и отец Хаима был против художеств сына. Мало то, что он верующий человек, и сын позорит его. Сколько раз говорилось, что у евреев нельзя рисовать людей. Так нет, Хаим продолжал это делать, и однажды нарисовал его, Залмана, лежащим в гробу во всем белом, а сам он – сидел рядом во всем черном, как и положено в дни траура. И это при живом отце... еще чего доброго накличет беду на их дом!

Когда-то Хаима должны были поколотить за эти художества. И это произошло, когда Сутин нарисовал раввина. Все местечко поднялось на дыбы, а сын раввина не вынес оскорбления и избил Хаима. Конечно, Сара жалела сына и в глубине души понимала, что сын у нее растет не такой, как все, и в местечке ему не ужиться. А полицмейстер и вовсе не хотел знать ни про какие иудейские законы, которые нарушил еврей Хаим Сутин. Сын раввина его избил, пускай отвечает перед законом. Раввину пришлось откупаться, чтобы сына не посадили в тюрьму.

На эти деньги, между прочим 25 рублей, Хаим уехал из Смиловичей в Минск учиться рисованию и живописи в Школе Янкеля Кругера...

– От евреев в Смиловичах осталось, считайте, только кладбище да памятник на месте, где фашисты их расстреляли, – сказал Иван Артемович. – Это все рядом, за десять минут покажу вам.

Сначала мы пошли на еврейское кладбище. Его заложили в Смиловичах в ту пору, когда поселились там первые евреи. Самым старым захоронениям не менее четырехсот лет.

…На большом поле из-под снега выглядывали макушки мацейв. Я пытался найти место, где похоронен кто-то из семьи художника, смахивал снег с памятников, читал старинные надписи – не нашел. Хотя убежден: здесь лежат деды и прадеды Хаима Сутина, его тети и дяди.

До войны в Смиловичах жила довольно большая родня художника. Племянники учились в еврейской школе. Ее закрыли в 1936 году. Вскоре распался и еврейский колхоз. В 1939 году в Смиловичах появилось много польских беженцев, каждая семья брала на постой одного или нескольких человек. Беженцы рассказывали об ужасах, которые несут фашисты, но никто не хотел им верить, их считали паникерами.

О Смиловичах довоенной поры вспоминает  Абрам Гельфанд: «Главная площадь местечка называлась Базарной. Я помню большое количество подвод, на которых крестьяне из окрестных деревнь привозили для продажи продукты.  Прилавков не было – товары продавались с возов. Напротив теперешней автостанции в базарные дни продавали лошадей....

У меня имеется фото 1902 года, на котором запечатлена пожарная команда Смиловичей. В еврейских местечках эти команды были своего рода достопримечательностями. По праздникам устраивалось шествие пожарников.  Они были одеты в мундиры, на голове у некоторых были медные каски, у остальных – фуражки. Перед шествием дети помогали надраивать песком до золотого блеска оба ряда медных пуговиц на кителях и медные каски. Во время шествия впереди шел оркестр. Затем следовали конные повозки с бочками с водой и лихие стройные пожарники, многие из которых отслужили в царской армии. Все местечко приходило посмотреть на веселое представление».

Когда Хаим перестал быть «экспертом по голоду», как называл его Шолом-Алейхем, когда коллекционеры стали покупать его работы и он перестал испытывать постоянную нужду, Сутин стал посылать денежные переводы родителям в Смиловичи. Для старого Залмана и Сары было большим удивлением – оказывается, этими картинками можно неплохо заработать.

...Несколько крайних рядов на кладбище – послевоенные захоронения. В 50-х–60-х годах в Смиловичах жила не такая уж маленькая по сельским меркам еврейская община. Синагоги не было, но старики тайно собирались молиться, и еврейские праздники праздновали, конечно, без особой огласки.

…29 июня 1941 года началась самая черная и кошмарная полоса в полутысячелетней истории Смиловичей. Гитлеровские войска вошли в местечко со стороны Дукоры, мотоциклисты, а за ними и бронетранспортеры въехали на площадь Дзержинского. Здесь стоял памятник В.И. Ленину. Памятник взорвали, а на его месте установили виселицу.

Вспоминает Моисей Горелик. К началу войны ему было 16 лет. «В Смиловичах организовали полицию. Первыми записались Андрей Курейчик, Леонид Артимович, Казик и Леонид Герасимовичи. Начальником стал Казимир Рак. Через три дня арестовали 50 еврейских мужчин, среди которых оказались наши родные Давид Кауфман, Хаим и Моше Плаксы. Их расстреляли возле деревни Гудовичи по Могилевскому шоссе.  В деревне Дукорщина обнаружили главного архитектора, строившего Минский пассажирский вокзал, и его 13-летнего племянника. Крестьянин Писарчик подсказал полицейским, и их арестовали, привели в Смиловичи, допрашивали, били и повесили на телеграфном столбе напротив полицейского участка. На шее у каждого висела табличка – «жиды». За «бдительность» Писарчика наградили парой сапог. Через трое суток тела приказали снять и бросить в яму возле базара. Сделать это поручили Борису Плаксе, Абраму Тейфу и Хаиму Кафману, которых заставили петь «Интернационал»¹.

Гетто в Смиловичах организовали в августе 1941 года по улицам Зеленая и имени Гирши Леккерта, прилегавшим к еврейскому кладбищу. Потом у евреев отняли весь скот. На еврейский Новый год (14 октября 1941 года) приехали на машинах вооруженные литовцы из Руденска и вместе с местной полицией окружили гетто. Людей сгоняли к подготовленной яме партиями по 50-60 человек… И расстреливали. Я упал без сознания и был завален другими телами. Ночью очнулся, вылез из ямы и ушел в сторону Минска».

От рук фашистских извергов погибли отец и мать Хаима Сутина, его родственники.

Хаим жил за сотни километров от Смиловичей, и жизнь у известного художника была другая. Но его ждала та же участь, что и всю родню: как еврей он был объявлен фашистами вне закона.

Когда началась война, Хаиму предлагали уехать в США, но он остался во Франции и дважды пытался записаться добровольцем на фронт. Его не взяли в армию по состоянию здоровья. В 1941 году друзья, спасая Сутина от преследования фашистов, снабдили его фальшивыми документами и помогли укрыться в маленьком городке в Нормандии.

Гибель художника произошла в духе фантасмагории его картин. Резко обострилась язва желудка, и художнику потребовалась срочная операция. Хаима окольными путями вывезли из Нормандии в Париж к хирургу, согласившемуся, вопреки запретам властей, сделать операцию еврею.  Хаим Сутин скончался от перитонита в августе 1943 года, когда его, умирающего, тайно перевозили в Париж, спрятав в траурном катафалке. Его похоронили в Париже по фальшивым документам на кладбище Монпарнас.

...В 1965 году, к 20-летию Победы, в урочище рядом со старой Соломянкой был поставлен памятник 2000 советским гражданам, погибшим от рук фашистских захватчиков. Каждый человек в Смиловичах знает, кем были эти советские граждане и за что они были расстреляны, хотя на памятнике слово «евреи» отсутствует. Впрочем, сегодня знают, а пройдут годы и вряд ли кто-то скажет, за что были расстреляны эти люди.

Не верьте тем, кто говорит, что евреи безропотно шли на смерть. Из стариков, женщин и детей – плохие солдаты. Но те, кто способен был взять в руки оружие, оказывали фашистам сопротивление.

Евгений Финкельштейн родился 7 ноября 1917 года в Смиловичах в рабочей семье. В годы войны технорук спиртзавода «Ляды» ушел в партизанский отряд. После гибели в одном из боев своего друга Мироновича он поклялся отомстить за него и взял себе его фамилию. В ноябре 1943 – июле 1944 года Евгений Миронович был командиром партизанского отряда имени Ворошилова бригады имени Фрунзе. На боевом счету отряда было 52 спущенных под откос железнодорожных эшелона, 7 унич­тоженных вражеских гарнизонов, 98 уничтоженных автомашин, 3 танка, один спущенный под откос бронепоезд. Партизанами этого отряда было убито и ранено более 8 тысяч гитлеровцев. За подвиги, совершенные в годы войны, Евгений Миронович был представлен к ордену Ленина и медали «Партизану Отечественной войны» 1-й степени. Но ни одной награды он не получил. «Наверху» вычеркивали его из списков. И только спустя три года после окончания войны Евгений Миронович был награжден орденом Красного Знамени.

В послевоенные годы Евгений Федорович Миронович стал директором передового совхоза «Любань» Вилейского района. За трудовые успехи был удостоен высокого звания Герой Социалистического труда, его избрали депутатом Верховного Совета СССР. И тогда стали известны не только трудовые, но и боевые подвиги этого мужественного человека.

...В последние годы пришла мода на Сутина. Художник своей жизнью, творчеством заслужил это. На аукционах картины Хаима Сутина продаются за миллионы долларов. Например, картина «Бычья туша», написанная в 1924 году, была продана на аукционе «Christie’s» в 2006 году в Лондоне за 13,8 миллиона долларов.

В Смиловичах такие деньги даже снились… На родине французского художника Хаима Сутина вспомнили о своем земляке и решили создать музейную экспозицию, посвященную ему.

Идея и концепция экспозиции «Пространство Хаима Сутина» принадлежит председателю Национальной комиссии по делам ЮНЕСКО Владимиру Счастному и заместителю директора Национального художественного музея Республики Беларусь Надежде Усовой. Экспозиция была открыта 12 февраля 2008 года в Доме детского творчества городского поселка Смиловичи. С большим вкусом выполнили работу дизайнеры Надежда Кухаренко и Вероника Михеенко.

Хаиму Сутину посвящено два зала – это два этапа его жизни: белорусский и французский. Фотографии, копии работ, писем, телеграмм, мольберт… Второй зал напоминает парижское кафе, в котором любил встречаться с друзьями художник. На оконных шторах нанесено изображение домика, в котором родился художник, старых Смиловичей, в другом зале – уголки Парижа, а за окном, они хорошо видны, – сегодняшние Смиловичи…

Помощь в подготовке экспозиции оказали многие организации, в том числе Дом детского творчества г.п. Смиловичи и Червеньский райис­полком, а также частные лица, в числе которых племянница Хаима Сутина, живущая в Минске, – Нина Александровна Ферапонтова.

Светлана Яковлевна Хасеневич занимается изучением жизни и творчества своего знаменитого земляка. Ее экскурсии слушают с удовольствием. Они наполнены знанием и проникнуты душевной теплотой.

– Экспозиция включена в туристический маршрут «Смиловичская мозаика», открытый в марте 2009 года. К нам приезжают из Беларуси, из-за рубежа. Пространство Хаима Сутина расширяется с каждым днем. Хотелось, чтобы и наша экспозиция постоянно пополнялась. В нынешнем году нам передали из коллекции Музея истории и культуры евреев Беларуси – фрагмент Торы, из Национального художественного музея – портрет Хаима Сутина. художник Борис Заборов подарил свою книгу, каталог работ Хаима Сутина с парижской выставки, проходившей в 2007 году.

…Я возвращался к автобусной остановке – домик родителей Хаима Сутина стоял буквально в десятке метров от нее. Городской поселок жил обыденной жизнью. Кто-то поправлял рекламную вывеску «Свадебный салон», прибитую прямо к забору, у магазина на бывшей Базарной площади разгружали товар, пожилые женщины ждали почтальона с пенсией. На асфальте, который был положен пару десятков лет назад, появились большие плешины, и в них виднелась брусчатка, возможно, ей мостили улицы сто лет назад…

Аркадий Шульман,
фото автора

^1. Л. Смиловицкий. «Катастрофа евреев в Белоруссии. 1941–1944», Тель-Авив, 2000, стр. 223–224.