Я родился в 1926 году в древнем и красивом Витебске. В его парках и садах было много зелени и цветов, на рынках – особенно крупных яблок, на улицах – еврейской речи..

Моя мама, по распространенной в 20-х годах моде давать детям имена выдающихся революционеров, назвала меня в честь Луначарского – Анатолием.

Свою первую хохму я выдал еще ребенком. Однажды после семейного посещения бани я вышел из мужского отделения раньше отца и сказал ожидавшей нас в предбаннике маме: “Папа еще одевается”.

– А что он уже одел? – вскольз спросила мама.

– Очки, – на полном серьезе ответил я.

Мама посчитала такой ответ доказательством моего остроумия и оповестила о нем всех соседей.

Я человек скромный. Но, может быть, моя мама была права. И она предугадала мою “веселую” судьбу. За последние полвека много моих миниатюр были напечатаны в газетах и журналах Беларуси, России, Украины, изданы книги.

В 1950 году после окончания Московского горного института я был направлен на работу в город Асбест Сведловской области. Там женился, стал отцом, дедом.

В конце 50-х годов, не помню уже по какой причине, я оказался в асбестовской больнице. Один из больных забежал в нашу палату и возбужденно сказал:

– Слышали, кто новый управляющий трестом “Союзасбест”? Каганович Лазарь Моисеевич...

Начался оживленный обмен мнениями. Ответственный пациент (а в палате находились ответственные и идейные товарищи) веско заметил, что коммунисты должны дать партийную оценку назначению Кагановича.

Я сказал, что являюсь беспартийным.

– Почему вы участвуете в обсуждении партийных вопросов? – строго спросил у меня один из “партийно-больных”.

Но удалиться не предложил: все-таки больничная палата, а не закрытое партсобрание.

Больше я в обсуждении партийных вопросов не участвовал, а когда хотелось что-то сказать – писал миниатюры.

Прожив на свете 80 лет, я раньше, кроме своих родных, не знал евреев с фамилией Кравцов. Иногда моя фамилия вызывала кое у кого ехидный вопрос:

– А какая фамилия у тебя была прежде?

Недавно в “Книге памяти воинов-евреев, павших в боях с нацизмом в 1941–1945 годах”  я прочел о 12 моих однофамильцах. Жаль, что об этих людях узнал из грустной информации. Вечная им память!

А здравствующие ныне Кравцовы, которых, уверен, немало, примите от меня большой привет!

 

Витебское времечко!
Юность... Парк... Аллеи...
Где б ни лузгал семечки –
Попадешь в еврея.

***

Как утверждает мой сосед,
Мужик заметный, именитый:
“У нас – антисемитов нет!
Но, к сожаленью, есть семиты”.

***

По парковой аллее
Шел дождь и два еврея.
И был один у них
Зонтик – на троих.

***

Менделю-портному задали вопрос:
“Хотите быть царем, а гиц ин паровоз?”
“Ну что ж, – ответил Мендель, – можно и царем,
Если мне позволят прирабатывать шитьем”.

***

Откровенно говоря,
Огорчился Яша зря.
Ну, ушла жена к другому…
Но как тихо стало дома!

***

Удивляют эти Изи
С их еврейским пессимизмом!
Впрочем, оптимисты Мойши
Удивляют еще больше!

***

Конечно, мы знаем и знали,
Что “в мудрости – много печали”.
Но все-таки плач мудреца
Отрадней, чем смех глупца.

***

“Прочел я, Слава, ваш рассказ
И похвалить обязан вас:
Имеете вы совесть –
Не написали повесть”.

***

“Почему, Николай, твой начальник Дима
На тебя – лишь в полголоса рявкает?” –
“Ничего странного. В его фирму
Я устроился – на полставки”.

***

“Что основное в нашем деле? –
Чтоб сами мы себя не съели”.

***

Любовь – слепа, разлука – зряча.
Бывает, правда, и иначе.

***

Чем больше евреи стареют,
Тем больше им нужно евреев.

***

Зачем искать, кто более толков
Среди неисправимых дураков?

***

Антисемита я порой жалею:
Как тяжко ему жить вблизи еврея!

***

Лишь на тех старайся опираться,
Кто готов тебе сопротивляться.