Вот уже 22 года прошло с тех дней, когда не стало отца. И чем ближе я приближаюсь к возрасту, в котором он нас покинул, тем чаще вспоминаю о том, как он жил, что делал, каким был. И с болью думаю, что многого не понял в молодости, по простоте душевной, по твердому убеждению, что еще есть время. Да и не до расспросов мне было тогда. Нужно было работать, поднимать детей.

Сравнительно недавно я написал рассказ “Отец”. И на своем интернет-сайте разместил его. Это история о том, что я чувствовал, когда узнал о смерти отца: мы уехали в Ригу к другу, а отец лежал в больнице после инфаркта и сам сказал нам: “Езжайте, что вам отпуск терять”. Выздоравливал, должен был 15 августа выписываться, а 13 – умер.

Через полгода после появления в Интернете рассказа я обнаружил в “Гостевой книге” небольшой комментарий. Некто Ицхак Элкинд спрашивал, какое отношение я имею к Исааку Ерманку, который жил в Толочине?

Я догадался, кто мог написать этот комментарий. Когда-то, в начале 60-х годов, отцу пришло письмо. Как он радостно сообщил, его нашел двоюродный брат, которого так же, как и отца, звали Исаак. (Это сейчас он стал Ицхак). Я помню фотографию черноволосого бравого морячка в бескозырке, на ленточке которой было написано: “Тихоокеанский флот”. Это он тогда служил на флоте.

А потом, в 1973 году – я только что вернулся из армии – он приехал к нам домой. Работал в Москве адвокатом, попал к нам по какому-то своему очередному делу, и я услышал от него много интересных историй. Адвокатом он был хорошим. И дела вел очень сложные. О чем мне и рассказывал, когда мы прогуливались по улицам моего родного Толочина.

А потом он исчез из моей жизни. Я окончил институт, женился, уехал работать в Гродно, тут и живу до сих пор уже 30 лет. И только изредка приезжая домой, к родителям и брату, что-то узнавал об Исааке Элкинде. Он куда-то эмигрировал с семьей, и следы его потерялись. А потом умер отец, и эти разговоры прекратились.

И только в начале этого века, когда мама последние три зимы перед смертью жила у меня в Гродно, не в силах справиться со своим домом, мы, гуляя с ней на улице, иногда заводили разговор об отце, о наших родственниках. Мне было интересно, я ведь не знал практически ничего ни о своих бабушках-дедушках, ни о более давних поколениях. Вот тогда мы и вспомнили дядю Исаака – бравого морячка. Но и мама знала немного. Ни писем, ни звонков от него не было.

Все это промелькнуло у меня перед глазами, когда я прочитал комментарий. И немедленно ответил: “Человек, о котором вы спрашиваете, – мой отец”.

Через некоторое время от моего корреспондента пришло новое письмо. Мы начали переписываться, и я узнал, что живет он в Сан-Франциско, занимается бизнесом, часто бывает в России. А потом, когда установил у себя на компьютере программу, позволяющую разговаривать со всем миром по Интернету, начались наши долгие беседы. Я узнал много нового и об отце, и о бабушке, дедушке по отцовской линии.

Дядя рассказал, как встретился с моим отцом в первый раз. Жили они в Павловске, под Ленинградом. Когда началась война, отец учился в Ленинграде в ремесленном училище, жил у своей тетки. В блокаду стало совсем плохо, и он подался к линии фронта, которая была неподалеку. Там его и подобрали фронтовые разведчики, и, хотя было ему всего 17 лет, не отправили в тыл, а определили в разведшколу, которую отец окончил и возвратился потом в часть. Прошел войну, а потом еще служил пять лет.

8 мая 1945 года он нежданно-негаданно для всех появился в Павловске. Конвоировали какого-то дезертира, путь лежал через Павловск, и отец отпросился на несколько часов, чтобы разыскать родных.

Дядя Исаак играл во дворе с мальчишками, было ему лет шесть, когда военный в гимнастерке, на которой позвякивали медали, спросил у него, где живет семья Школьник. Он указал на дом, где и в самом деле жили люди с такой фамилией. Откуда он мог знать, что девичья фамилия его матери именно такая? А те люди были просто однофамильцами. Каким-то образом тетя узнала, что приходил военный и расспрашивал о семье Школьник. Она поняла, что это кто-то из родственников, бросилась к тому дому, где жили ее однофамильцы, и увидела отца.

Мне трудно судить, знал ли тогда отец о гибели матери и сестер, и не могу представить, что он чувствовал.

Его мама, моя бабушка, вместе с дочерьми Розой и Хаей была в марте 1942 года расстреляна фашистами в Толочине и погребена в братской могиле. Гетто организовали в начале осени 1941 года. В 15 домах по улице Никольской разместили более 2 тысяч человек, использовав все хозяйственные постройки. Узников гетто охраняла полиция. Евреев заставили нашить на одежду желтые магендовиды. Гетто было ликвидировано 13 марта 1942 г. В районе деревни Райцы в поле вырыли яму и за один день расстреляли около двух тысяч евреев. Выводили группами по 30 человек и расстреливали. Я уже был достаточно большим, когда из мест заключения вернулся один из полицаев. Он жил недалеко от нас, но прожил на воле недолго. Его нашли замерзшим на пруду, зимой. И до сих пор никто не знает, как он погиб: то ли по неосторожности спьяну, то ли кто-то ему помог.

Рассказывал дядя Исаак и про себя. Про то, как работал в Донбассе на шахте, как окончил юридическое отделение института и стал адвокатом, как примкнул к диссидентству и начал защищать тех, кто не мог уехать из Союза за границу. Это было в начале 70-х, выпускали мало кого, и счастьем было, если выпускали вообще. Подал документы и Исаак Элкинд. Ожидание отъезда растянулось на несколько лет. И вот, наконец, разрешение получено, виза поставлена, все продано и собран багаж, куплены билеты в Вену, куда отправлялись все желающие выехать в Израиль.

А дальше – работал в Хайфе, в порту, стал снова адвокатом, и преуспевающим, пока его не пригласили в Канаду. И уже оттуда попал в США, в Сан-Франциско, где живет до сих пор.

В последнее время переписка между нами стала нерегулярной. Но где-то в 20-х числах апреля я снова увидел на сайте комментарий дяди Исаака. Он спрашивал, смогу ли я приехать в Брянск, так как он будет там по делам. В это время мы собирались в гости в Москву. Я приехал к нему в гостиницу “Октябрьская”. Много о чем мы говорили в тот день. Вспоминали родных, близких… Дядя сообщил, что к нему обратился некий Стэн. Он пишет родословную семьи, ищет родственников из Толочина, его фамилия Романофф, но он узнал, что настоящая фамилия его предков, которые уехали в США, была Ерманок. У него есть интернет-сайт, ссылку на который он мне дал.

Через несколько дней я получил письмо из США от Стэна. Он хорошо разобрался в биографии родственников, которые жили с ним рядом, но ничего не знал о тех, кто остался в Толочине. И очень просил меня ответить на вопросы. Я ответил все, что знал, но этого было мало. В Германии живет моя троюродная сестра София Каждан. Я, сообщив ей о том, что нашлись родственники, попросил разузнать у матери и тети о наших предках. А через некоторое время получил подробный ответ. София писала обо всей толочинской родне.

Мне мало о чем рассказала эта родословная, но я отправил ее Стэну. И через некоторое время получил от него переведенное на русский язык исследование нашей родословной с американской стороны. Рукопись меня заинтересовала. Я попросил разрешения опубликовать отрывки из нее. Он ответил согласием немедленно, прислал фотографии.

Есть в этом исследовании факты, доказанные документально, есть семейные майсы, которые вызывают улыбку.

В местечке Толочин, где-то, вероятно, в начале 1850-х годов родился Дов-Иосиф Ерманок. Он держал постоялый двор, торговал сельхозпродуктами.

Софья Львовна Рохкинд, известная белорусская лингвистка, автор идиш-русского словаря, уроженка Толочина, вспоминает, что “это было большое местечко… Население состояло в основном из евреев и белорусов, были также и поляки, но преобладали евреи. Близость железной дороги (3 версты) от местечка накладывала свой отпечаток на жизнь и занятия людей. Евреи занимались главным образом торговлей и различными ремеслами. В Толочин приезжали за товарами люди из других местечек, здесь было много оптовых магазинов, приезжали также по делам в разные учреждения – банк, нотариальная контора и др. Крестьяне из окрестных деревень привозили на продажу свои продукты и изделия – овощи, сено, дрова, деревянные и льняные изделия. Два-три раза в году были ярмарки-кирмаши, на них приезжали не только крестьяне близлежащих деревень, но наезжало много торговцев и покупателей из других городов. Крестьяне привозили на продажу свиней, поросят, разную птицу и продавали их тут же, у возов. Здесь можно было купить и корову, и лошадь, вокруг лошадей вертелось много цыган и приезжих. Приезжали деревенские девушки в нарядных платьях, с лентами в волосах, они разгуливали по базару и улицам с цветами в руках, парни играли на гармошках, выпивали у монопольки и продавцов водки и напитков, бывало довольно много пьяных, иногда возникали драки, но больших побоищ не происходило. Все было под недремлющим оком полиции в лице местного урядника и стражника. Было шумно и весело, шла бойкая торговля, все зазывали к себе покупателей, расхваливали свои товары. Цыганки гадали молодым девицам. В кирмашах участвовало почти все местечко – кто продавал, кто покупал. В Толочине было несколько больших улиц, которые пересекались переулками и переулочками. В центре была большая площадь, которая называлась Базарная. Здесь было несколько рядов каменных лавок (магазинов), в которых торговали всевозможными товарами, в них помещались также некоторые большие мастерские. Базар занимал очень большую площадь, которая выходила к нескольким улицам. Здесь тоже были ряды каменных лавок, в проходах между рядами были еще выходы на другие улицы, где, кроме лавок, были еще ларьки и лотки. Над главным выходом возвышалась деревянная каланча (колокольня), откуда велось наблюдение на случай пожара, где был большой колокол, возвещавший о пожаре”.

Вот в таком местечке и жил Дов-Иосиф. Он был женат на Кала Расе. (Возможно, имена и фамилии утратили свое первоначальное звучание и написание – они переводились с еврейского на русский, потом на английский, потом снова на русский). Дов и Кала подняли на ноги шестерых детей – троих мальчиков и трех девочек.

Самый старший сын – Янкель, женился на женщине по имени Баша.

Ничего не известно относительно Рувена – второго сына.

Макс эмигрировал в Соединенные Штаты в 1896 году, и жизнь его потомков известна достоверно.

Риша вышла замуж за человека, фамилия которого, предположительно, была Байнензон. Они переехала из Толочина в Могилев, пережили Вторую мировую войну…

София (близнец Ришы) вышла замуж за Менделя Певарофф и тоже эмигрировала в США.

Мэйта вышла замуж за человека по фамилии Соловей. Возможно, актриса Елена Соловей является нашей родственницей. Мэйта заведовала складом в Толочине. У нее было шестеро детей; один из них был артистом. Так что страсть к сцене в этой семье наследственная.

Дов-Иосиф умер рано. Кала Раса еще несколько раз выходила замуж. Умерла она, по одной версии, в пожилом возрасте, приблизительно в 1925 году, хотя кое-кто утверждает, что погибла во время Первой мировой войны, будучи беженкой.

Родственники вспоминают, что одна из женщин семейства Романофф (Ерманок) вышла замуж в семейство Поляковых, которые были крупными магнатами, жили в Петербурге, имели большое влияние в столице, строили российскую железную дорогу, владели банками и т. д.

И, по свидетельству Эстер Веингарден – одной из старейших представительниц нашего рода – кто-то из родственников был даже вхож в царский двор Романовых и женился по воле русского царя. Может, здесь разгадка тайны, как появилась фамилия Романофф? Порой вещи, которые кажутся парадоксальными, на деле оказываются реальными.

Мало что известно о молодости Макса – основателя американской линии нашего рода. В 1891 году он, очевидно, был призван в российскую армию, пробыл в ней приблизительно 4,5 года.

В 1895 году Макс служил возле города Пярну в Эстонии. Был праздник – Песах. Макс встретил праздник в семье местного еврея – Иозефа (Исраэля) Кеста. Там и познакомился со своей суженной – дочерью Иозефа – Полин. Максу исполнилось 23 года, а Полин – 25 лет. После относительно короткого ухаживания они были обручены. Вскоре Макс демобилизовался из армии.

Вместе с женой он вернулся домой в Толочин. Городок Полин не понравился. Она рассказывала, что приехала во всем белом, стоял дождливый сезон, улицы были не мощены, и ее белая одежда и ботинки покрылись грязью. Она на всю жизнь невзлюбила Толочин, называла его “грязное местечко” и сравнивала со своим любимым Пярну, который, конечно же, был куда более цивилизованным местом.

Семейство Макса было не слишком довольно его выбором. Отчасти из-за того, что отец Полин был наемным кровельщиком, человеком без образования. Дов-Иозеф Ерманок считал образование неотъемлемой частью жизни еврея, и отец Полин был для него человеком не очень достойным уважения.

Пока Макс служил в армии, дедушка умер, оставив ему и братьям наследство. Все, что досталось Максу, – золотые часы. И, вероятно, маленький домик. Хотя по наследству к детям и внукам переходили и земля, и мельница и многое другое. Возможно, Макс не получил то, на что рассчитывал, именно из-за женитьбы на Полин. Но мы об этом уже никогда не узнаем.

В этот период Макс решил уехать в Соединенные Штаты. Этому способствовали многие причины, но, может быть, самой важной было то, что условия жизни в России не давали ему возможности надеяться на счастливое будущее.

Решение принято, и они стали готовиться к отъезду.

Эстер Веингарден вспоминает, что в конце XIX века самым авторитетным раввином Орши был Гирш-Лейб, из семейства Романофф (Ерманок). Он был очень уважаемым человеком, считался знатоком Торы и Талмуда, к нему шли за разрешением не только религиозных споров, но и житейских проблем. Когда Макс и Полин собрались эмигрировать в США, они решили посетить его, чтобы получить совет. Говорили, что Гирш Лейб мог предсказать будущее.

Ребе решил поговорить с Полин наедине. Она рассказывала, что, когда вошла в комнату, увидела лицо ребе, излучающее сияние. Гирш-Лейб предостерег, что путешествие в Америку будет трудным, с кораблем случится несчастье, но они останутся в безопасности.

Многие российские эмигранты плыли из портов Германии, в частности из Бремена. Видимо, и Макс с Полин прибыли в США оттуда же. Полин рассказала детям, что в одно и то же время в Соединенные Штаты плыли два судна, находившиеся недалеко друг от друга. Судно, на котором плыли они, чуть не затонуло, все пассажиры вынуждены были перейти на другое. Вот так сбылось предсказание оршанского раввина Гирша-Лейба.

…Макс и Полин прибыли в Нью-Йорк. Полин была беременна, ее первый сын, Джозеф, родился через полгода после прибытия в США. Это было в 1896 году. После оформления документов, семья направилась в Бей-Сити (штат Мичиган). Там уже несколько лет жила сестра Полин – Фрида, и ее муж Луи Бернштейн.

Макс и Полин арендовали дом, который смогли выкупить только спустя более 10 лет. Макс работал маляром. Но вскоре эту работу оставил, пошел на производство, которое выпускало крем для загара. И эта работа продолжалась недолго.

Макс приобрел лошадь, фургон и стал коробейником. Загружал фургон горшками, кастрюлями и другими домашними товарами, выезжал в глухие места, окружавшие Бей-Сити. Торговал среди охотников. Отсутствовал дома по полтора-два месяца и возвращался домой обычно только к праздникам. Так началась новая в жизнь в Америке.

У Макса и Полин родилось семеро детей.

В 1904 году Макс стал гражданином Соединенных Штатов. Федеральный закон тогда гласил, что если муж был гражданином США, то жена автоматически становилась гражданкой. Дети же были гражданами, так как родились в США. Дети посещали школу, родители работали и ходили в синагогу. В Бей-Сити в начале XX века было две синагоги. Семейство Романофф относилось к ортодоксальной.

Макс выслал деньги своей сестре Софье. Ее муж, Мендель Невмарк, не мог эмигрировать из-за того, что во время русско-японской войны убежал из армии и считался дезертиром. Но, использовав паспорт своего дяди, он приехал в США под фамилией Певарофф. Некоторое время жил в семье Макса, и воспользовавшись его финансовой помощью, послал деньги своей семье: жене Софье и детям: Эстер, Джозеф и Мэри. Они тоже приехали в Америку и приняли там фамилию Певарофф.

Так часть нашей родни перебралась за океан, и стали они американскими евреями. Долгие десятилетия мы ничего не знали об этом и только сейчас, когда рухнул “железный занавес”, а Интернет сблизил людей, живущих на разных континентах, к нам возвращается наша история..