Так получилось, что всю свою жизнь я занимаюсь поисками погибших и пропавших без вести в годы Великой Отечественной войны. С трепетным интересом я изучаю трагические странички истории Витебщины, пытаюсь добиться справедливости, уважения молодого поколения к памяти защитников Отечества. Я всю жизнь учу подрастающее поколение делать историю своими руками, сердцем понимать своих сверстников из грозных сороковых. Порой, сидя у телевизора за просмотром художественного или документального фильма о войне, невольно ловлю себя на том, что вижу не бегущего в атаку солдата, а разбросанные по брустверу заросшего окопа человеческие косточки, оскверненные мародерами. Многие годы меня тревожат по ночам жуткие картины поисковых экспедиций. Мне снятся политые кровью поля сражений. И потом, во время экспедиций, я невольно осознаю, что порой нахожу те места, которые видела во сне.

Меня часто спрашивают: “Что привело Вас в поиск? Зачем Вам все это? Ведь 60 лет прошло с той войны”. Мне все труднее доказывать свою правоту. Создавая в ПТУ-96 г. Витебска теперь уже “народный” музей боевой славы, я задалась целью показать не только боевой путь 953-го Витебского штурмового полка, не только орденоносцев и героев, но и тех тружеников войны, которые вынесли все тяжести фронтовой жизни, готовя самолеты к боевым вылетам: техников, механиков, оружейников, медиков, связистов. Ведь каждый из них внес свой вклад в Победу. Человек не мог выбирать, кем ему быть на войне. И Героем мог стать не каждый.

Создавая музей, я все больше задумывалась о фронтовой судьбе своего отца. Встречаясь в Москве и в Звездном городке с ветеранами 1, 3, 4-й Воздушных армий, видя их радостные, счастливые лица, я недоумевала: “Почему папа не встречается со своими однополчанами? Почему он никогда не ездит на встречи 4-й Воздушной армии, в которой прошел всю Отечественную? Почему не переписывается со своими однополчанами?”.

Как-то раз я спросила отца об этом. Он рассказал мне, что был призван в Красную Армию в сентябре 1938 году. Службу проходил командиром отделения радистов в 31-й танковой бригаде (г. Вольск Саратовской области). В 1939 году был направлен в 150-ю стрелковую дивизию на Финский фронт в район Карельского перешейка. До окончания Финской войны служил радиотелеграфистом. После Финской войны был переведен в отдельный батальон связи в Одессу, а затем начальником радиостанции. Война застала его в Бессарабии. Отступление из Одессы,.. Кавказ… Их батальон был переведен в создающуюся 4-ю Воздушную армию.

До самого юга Германии прошел старший сержант Дыменштейн Нохим Давыдович в должности старшего радиотелеграфиста роты связи 439-го батальона аэродромного обслуживания 4-й Воздушной армии. Демобилизовался 13 мая 1945 г. из города Нойбранденбург.

– А что еще тебе рассказать? – спросил отец. – Служил, как все. Выполнял приказы командования. Ничего геройского не совершил. Тяжело было. А если хочешь знать подробнее о Финской войне, прочти мой дневник.

И он передал мне потрепанную общую тетрадь, исписанную простым карандашом. Я углубилась в чтение, местами с трудом различая написанное.

“20.11 в 12 час. дня мы прибыли в Москву, а 22.11 в 8 час. утра – в Ленинград, где поступил в распоряжение ЛВО.

…В 23.00 ночи весь экипаж в полной готовности прибыл в штаб ЛВО. В 4.45 двинулись в направлении Агалатово. …Едем по карте. Ориентироваться все труднее. В 13.00 пересекли границу: глубокий ров с нашим и финским пограничным столбами. Через ров наскоро сделан бревенчатый мост. Дороги очень узкие, так что с трудом разъезжаются две машины. Деревушки на нашем пути все сожжены дотла, торчат лишь трубы печей. Впечатление очень неприятное. Финского гражданского населения не видно вообще.

17.00. Деревня Каякушнема. Дальше двигаться уже невозможно – дорога загружена войсками. Слышна артиллерийская стрельба. Навстречу движутся машины и повозки с ранеными. Встретили один из полков нашей дивизии. Узнали расположение командного пункта дивизии, но переправиться к нему невозможно.

7.12. В 1.00 ужасный выстрел. Задрожала вся наша аппаратная машина. Стрельба продолжалась всю ночь. Успокаивало, что это стреляет наша артиллерия. Утром мы переправились по бревенчатому мостику через реку Тайпален Йоки и в 12.30 развернули станцию на командном пункте полковника Коптева. Были сделаны вызовы другим рациям, но ответа не последовало. Работать затруднительно, в воздухе носится артиллерийский гул снарядов.

8.12 – около часа ночи остановились у моста, за который вчера целый день шел бой. Во втором часу метрах в пятидесяти от рации застрочил пулемет и началась оружейная стрельба. Наш экипаж принял положение боевой готовности. Перестрелка длилась около двух часов.

В 9.15 переправились по понтонному мосту через реку шириной 250-300 м и направились к новому КП. Отъехали от понтонного моста метров 100 – вдруг слышим: около машины рвутся снаряды. Люди бегут, падают на землю, конные несутся врассыпную. Молниеносно, под командованием начальника радиостанции, шофер на последней скорости, как можно быстрее пытается проскочить в лес под укрытие деревьев. Туда же, в лес, устремились конные и машины. Въехали в лес, но укрыться негде – весь лес заполнен людьми, лошадьми, танками, машинами…

Вдруг опять: “ву-у-у-у-бум-трам-трах” – рвутся снаряды. Молниеносно все падают на землю, укрываются, где только кто может. Картина ужасная.

Прекратился обстрел со стороны финнов. Начинаем оглядываться, узнавать, что и где случилось. Сообщают, что убит начальник штаба полковник Левин, начальник связи 150-й дивизии, еще несколько красноармейцев, есть раненые. Сзади нас шла машина. На переправе ее разбило вдребезги. Если бы мы остановились не доезжая леса, очевидно, наша участь была бы такой же. Трудно описать состояние и чувства в момент обстрела, только в голове переворачиваются тысячи разных мыслей. Словом, картина не из приятных и на кино мало похожих.

9.12 – Ночью была связь: получали и отправляли радиограммы. С девяти часов опять начался сильный артобстрел. С тыла у Финской крепости артиллерия бьет четвертый день, но доты еще не разбиты. Связь в течение дня опять прекратилась. Питаемся очень хорошо: много мяса. Финны из деревень ушли, оставив коров, телят, свиней и т. д. Стемнело. Кончилась стрельба. Наши войска заняли деревню Коокуниема. Известие приятное. Кругом, где финны отступают, виднеются языки пылающих домов, точнее деревень, которые они по пути отступления поджигают.

10.12 – В пять часов утра снова наладили связь, которую держали до 11 часов. В 9.30 услышали над нами гул, вернее вой, и тут же разрыв снаряда. Осколками разбито окно рации. Я стоял у самых дверей рации. Сразу же открыл дверь и бросился на землю под машину. За мной остальные радисты. В пяти метрах от рации разорвался снаряд, сделав огромную воронку. Осколком оторвало кусок от правого мачтового ящика. Люди все целы, убита рядом стоящая лошадь. Таким же образом, для уничтожения нашей станции, финнами было послано еще три снаряда. Но все снаряды легли вокруг станции на разном расстоянии. По-видимому, противник перехватил пеленгатором нашу станцию во время ее работы и решил уничтожить. В соседней 49-й стрелковой дивизии в этот же день снарядом разбило радиостанцию. Обстрел прекратился, и люди продолжили свою работу. На станции остался дежурный радист и начальник станции, а остальные 7 членов экипажа окопались на расстоянии 50 метров от станции.

Через час к нам пришел старший лейтенант Осмолович (помощник нач. связи) и приказал отвезти рацию на другую опушку леса, запретил работать на передачу. Весь день гудит артиллерийская канонада, выпущена уйма снарядов (трудно пересчитать), но противник сидит в крепости.

16.12.39 г. – С утра и весь день била артиллерия противника. В час дня показался неприятельский самолет. Через час снова самолет противника. Самолеты были обстреляны и один из них сбит недалеко от рации батальона связи. Поймали двух белофиннов, шпионов. Один с радиостанцией, другой – переодетый в штатский костюм.

Ночью во время моего дежурства написал несколько писем. С каждым днем все больше волнуюсь, почему мне нет ответа из дома.

17.12.39 г. – С пяти часов утра началась артподготовка, и около 7 часов поднялся ураганный пулеметный и оружейный огонь. Наши полки пошли в наступление. В 10.00 стало известно, что 674 полк успешно развивает наступление: прошел все препятствия (ров, проволочное заграждение) и вышел на опушку леса за деревней Перкунаема. 756 полк продвигается хуже, так как его участок находится под ураганным огнем противника.

Целый день идут бои. В отдалении появились три наших самолета-разведчика. Как приятно было всем смотреть на своих краснокрылых птичек. У всех радостные лица. Хочется плясать от столь долгожданного.

В семь часов вечера повар поймал двух шпионов: мужчину и женщину, переодетых в штатское, с ручным пулеметом.

В 24.00 по приказанию комбата люди поехали в баню. Я остался дежурить. Не помывшись, в два часа ночи люди вернулись обратно, так как в бане не было воды и по дороге попали под пулеметы противника.

20.12.39 г. – Я вышел на улицу, набрал котелок снега для питья и стал входить в машину. Вдруг раздался взрыв снаряда, затем второй, третий… Оказалось, что противник открыл огонь. От этих разрывов погиб красноармеец Иванов, убита одна лошадь и одна ранена. Наша артиллерия нащупала противника и уничтожила его.

22.12.39 г. – В 12.00 заступил на дежурство на станции. И тут началась ужасная картина. Слышим вой, свист и разрыв снарядов. Люди все разбегаются, прячутся в окопах, блиндажах. А мне нужно сидеть в радиомашине. Я два раза не выдерживал, покидал рацию и уходил в укрытие. Через некоторое время опять возвращался на станцию и сидел. Вместе со мной на дежурстве находился начальник рации. Сидим и разговариваем, а у самих волосы поднялись кверху дыбом, выражение лиц у обоих просто ужасное, даже поменялся цвет лица. Мы каждую минуту, даже секунду ждали своей смерти.

Мой начальник ушел, я опять остался один. Стою в дверях, даже присесть боюсь. Мысли в голове вертятся всякие, как утренний буран. Для успокоения сердца взял кусочек сахара и стал его жевать. Это светопреставление длилось до 13.40, а потом наша артиллерия обрушила огневой дождь снарядов по противнику до 18 часов.

После того, как стало спокойно, мы узнали, что от огня убито 8 артиллеристов – снаряд попал прямо в окоп. Разбита радиостанция 328 полка. В ней убито 5 человек (радисты и механики).

31.12.39 г. – День очень неприятный. Начальник рации заболел, и его в 6 часов утра отвезли в госпиталь. Это на всех морально подействовало.

В 14 часов началась сильная артиллерийская стрельба со стороны наших частей. Ужасные звуки, которых мы ни разу не слышали. Эти звуки страшно действуют на нервную систему, особенно когда сидишь в машине. Кажется, что прямо в сердце что-то рвется.

В 20.10 началась еще страшнее картинка, когда противник стал стрелять по нашей артиллерии и вообще куда попало, лишь бы куда-либо попасть. Над нашей станцией со свистом и ревом пронеслись два снаряда. Остальные легли слева от нас на расстоянии 500-600 метров.

По радио слушали, как вся наша страна встречает новый 1940 год. Обсуждали, как могли тоже встретить Новый год. Пожелали, чтобы и за нас дома произнесли тост, а мы за всех сделаем свое дело.

1.1.1940 г. – Сегодня получил долгожданное письмо из дома, за которое мне пришлось по традиции плясать.

3.1.1940 г. – В 23.20 меня подняли для того, чтобы принять лекарство в виде 50 граммов (40-градусной) и 100 граммов сала. Это удовольствие я, конечно же, выполнил. Все бойцы, командиры и весь личный состав действующей армии были просто счастливы, что наш отец И. В. Сталин, его соратник и друг К. Е. Ворошилов, а вместе с ними вся партия и правительство так заботятся о людях, которые находятся на фронте.

15.1.40 г. – В 12.30 проснулся от крика шофера нашей машины Соколова К.: “Вы все спите и ничего не знаете: Германия объявила войну Швеции и Норвегии”, и выругался матом.

25.1.40 г. – В 17.30 я вместе с комсоргом уехал на машине в роту, а оттуда в батальон, где проводилось бюро комсомольской организации. Там мне утвердили рекомендацию в кандидаты ВКП(б). Оттуда мы вернулись в 22.00.

26.1.40 г. – После обеда читал ребятам в блиндаже газету. В 18.00 пошел на собрание чтецов. Обратно вернулся в 20.00. На протяжении всего дня и вечера наша артиллерия вела огонь. Были полеты нашей авиации…

29.1.40 г. – До 10.30 слушал гармониста – одного из наших радистов. Парень играет прямо замечательно. Заодно немного повеселились, попели, и время быстро пролетело…

На протяжении всех суток стояла неимоверная орудийно-пулеметная стрельба. Около 50-ти самолетов производили свою работу. Финский дот прямо поднялся в воздух. Противник также ведет огонь по нашей артиллерии. Сидишь в машине и не знаешь, чей это свист снаряда: свой или противника. Мертвый и то встанет от такого гула.

18.2.40 г. – Сегодня была самая большая артиллерийская перестрелка. Наши части имеют большие успехи: занято 313 дотов, войска подходят к Выборгу. Из этих дотов 42 железобетонных…

24.2.40 г. – На левом фланге Карельского перешейка взято 12 больших береговых орудий, 22-а 220мм арт. орудия, много пулеметов, гранатометов, боеприпасов, снаряжения, складов и 3 острова: Кайвиста (Бирке), Тиурин-Саари и Пин-Саари.

29.2.40 г. – Наши войска сжимают кольцо окружения вокруг города Выборга. Успехи на Карельском перешейке есть. На остальных участках фронта ничего существенного”.

На этом папина общая тетрадь обрывается…

Не очень интересуясь Финской войной, без особого внимания читая папин дневник, я поинтересовалась тогда: “А почему ты не вел дневник во время Отечественной войны?”.

“Не разрешали тогда. Да и не до того было”, – ответил отец.

Как-то в конце войны, уже в Германии, он случайно узнал в проходившем мимо генерале командира их дивизии на финском фронте. Поздоровавшись, он спросил, извинившись, о судьбе однополчан: “Товарищ, генерал! Вы, конечно, можете мне не ответить, ведь я рядовой, а вы генерал. Но, если не секрет, где наши?”

“Все погибли в первые дни войны”, – ответил генерал.

…Каждый год, в День Победы, папа прикреплял на парадный костюм свои скромные награды и шел на площадь Победы. В этот день у нас всегда дома собирались родственники. Это был папин праздник. Самый светлый день в нашей семье. И вместе со всей страной в Минуту молчания мы поминали родственников и просто знакомых нашей семьи, не вернувшихся с фронтов войны, всех жертв войны, невинно уничтоженных фашистами.

Глядя на счастливые лица ветеранов войны, мне захотелось помочь отцу найти его однополчан, с которыми он не виделся уже 45 лет.

Когда мы в 1984 году подняли из Бернского озера самолет “ИЛ-2”, проводя исследовательскую работу в Центральном архиве Министерства обороны Российской Федерации (г. Подольск Московской области), я подняла списки роты связи 439-го батальона аэродромного обслуживания 4-й Воздушной армии. Из алфавитных книг батальона я выписала их адреса и привезла отцу. Мы написали запросы в адресные столы бывшего Советского Союза и вскоре получили настоящие адреса некоторых его сослуживцев.

Я сохранила эти первые письма однополчан. Они полны радости, порой обиды и удивления:

“Здравствуй, Наумчик! Сто чертей! 45 лет позади! Жизнь прошла. Да! “Как молоды мы были” и глупости творили. Чтобы расставаясь, не обменяться адресами, и даже зная приблизительно, не разыскивали раньше друзей. Поздно, старший сержант Дыменштейн! Упрек этот не только тебе.

Старшины Сапожкова Николая Васильевича, рождения 1916 года, уже 15-й год нет в живых. Вдова уже я со стажем, та самая Глухова Женя, телефонистка, телеграфистка 439 БАО. Сегодня получила твое письмо. Думала ответить завтра, но весь вечер, хоть и была очень занята, в голове только твое письмо. И возмущение, и радость, и слезы – все было. А вот уснуть не смогла. Поднялась и пишу ответ…”.

“Что же ты так долго молчал? – спрашивает в письме Барсуков Петр Афанасьевич. – Я всегда помнил и знал, что твой родной город – Витебск. Но жизнь у меня сложилась так, что некогда мне было думать о розысках, о поездках, и только в последнее время я занялся этим. Мне удалось найти Сапожковых, Пензякова, Смолянца, Баранова и др… Сколько раз я проезжал через твой город! Если бы знал, заехал бы. Я ведь живу в г. Новозыбкове Брянской области… Пиши! Буду неимоверно рад”.

Как радовался отец, получая письма от своих однополчан, как живо вспоминали они прожитые вместе трудные годы военного лихолетья. Жаль, что всю жизнь помогая другим людям, я не смогла отцу помочь хотя бы на десяток лет раньше. Только в 1990 году в Днепропетровске он встретился со своей однополчанкой Сапожковой Евгенией. Он приехал оттуда, словно помолодевший лет на 20. Мама даже немного ревновала его к этой далекой однополчанке Жене, с которой он сфотографировался на память и разослал своим друзьям. Но, однако, мама помогала мужу писать длинные, на 8-10 страниц, письма его друзьям.

Вот радостный ответ от Иры Беловой из Ленинграда 14.02.1991 г.:

“Ты меня и удивил, и порадовал одновременно, когда я вытаскивала твой гигантский конверт из своего почтового ящика. Я, конечно, такого подарка не ожидала. Так что спасибо тебе за все: и за память обо мне, и за внимание. Вы с Женей мне очень понравились. И вообще, хорошая фотокарточка. Очень рада, что вы не только повстречались с Женей, но и то, что она произвела на тебя огромное впечатление. Я тоже восхищаюсь ее мужеством, умом и деловитостью.

Очень дорожу нашей дружбой. И очень жду писем. Я всех вас очень хорошо помню. У молодости память прекрасная. Вот ты, например, хорошо танцевал, легко и как-то торжественно, с улыбкой. Конечно, это не единственное, что я помню. Я хорошо помню всю нашу армейскую жизнь и всех людей, которые меня окружали и с которыми я общалась. Это уже навечно…”.

Отец очень любил слушать песни военных лет. Их часто пела и моя мама. Помнится, как-то в 1985 году ко мне домой приехали из Москвы ветераны 1-й Воздушной армии (мы тогда переоформляли в ПТУ-96 музей боевой славы). В зале стояло пианино – дочка Лена училась в детской музыкальной школе. Ветераны попросили Аленку что-нибудь исполнить для них. Каково же было их удивление, когда она вдруг заиграла по взрослому, музыкальными аккордами, и запела песню “В лесу прифронтовом”. Я видела, как искрилось радостью, полнилось гордостью за любимую внучку лицо отца.

Мы многому не придавали значения. Многого не понимали. И только когда отца не стало (он умер 7 апреля 2004 г.), перечитывая его вторую общую тетрадь, привезенную с Отечественной войны, я словно ощущаю сердцем его тоску по родным и близким, нечеловеческие тяготы фронтовой жизни, выпавшие на его долю. Ведь его путь к Победе растянулся на 6 долгих лет. И целых четыре года он ничего не знал о своих родителях, сестрах, младшем брате. Он не знал, живы ли они, или остались в осажденном фашистами Витебске. Его мысли о доме, о родных и близких, о любви к молодой девушке, которую еще не довелось встретить наяву – все это в любимых солдатских песнях, записанных в трофейной немецкой тетради:

“В каком бы ни был я краю:
В горах, в тайге, в глуши,
В каком бы ни был я бою,
Ты письма мне пиши.

И пусть стальною головой
Рвет ветер камыши,
Коль нет тебя, мой друг, со мной,
Ты письма мне пиши.

И если твой конверт назад
Придет в ночной тиши
С отметкой “выбыл адресат”…
Ты, все-таки, пиши.

С разведки не вернусь назад,
Не плачь, не рви души.
Я, значит, умер, как солдат,
А ты другим пиши.

Пиши, как мне, им обо всем.
Пиши, мой друг родной.
И согревай своим письмом
Того, кто шел со мной.

Лариса Бруева,

руководитель Белорусской

республиканской Ассоциации

“ПОШУК”