КТО ИЩЕТ, ТОТ НАХОДИТ

Мы познакомились благодаря Интернету, точнее – сайту «Голоса еврейских местечек». Я получил письмо из Екатеринбурга от Юрия Товбина, в котором он писал, что интересуется генеалогией своей семьи. Прадедушки и прабабушки Юрия жили в еврейских местечках Могилевщины.

Писем с просьбами помочь в розыске или просто посоветовать, в каком направлении вести поиск, приходит немало. Стараемся ответить, помочь. Завязывается переписка, иногда она перерастает в дружбу.

Не то чтобы смущала, но несколько отвлекала внимание от серьезной темы фотография Юрия, прикрепленная к письмам: Товбин смотрел на мир сквозь фужер, наполненный, скорее всего, коньяком. Конечно, это была шутка. Уже познакомившись с Юрием, я понял, человек какой профессии может себе легко позволить подобные шутки.

Товбин – профессиональный актер, окончивший в Екатеринбурге театральный институт, в большей степени занятый как ведущий и продюсер представлений, корпоративных вечеров, юбилеев, презентаций.

Время от времени мы обменивались письмами, и ближе к осени Юрий написал, что хочет приехать в Беларусь, своими глазами увидеть города и местечки, о которых узнал благодаря семейным воспоминаниям и архивам. Просил помочь организовать поездку.

Я обратился к координатору Могилевской еврейской общины Иде Шендерович, и она взяла хлопоты по организации поездки на себя. Гостиница, машина, встречи с интересными и знающими людьми – ее заслуги.

В первый день Юрий съездил в Быхов, а назавтра к Товбину и Шендерович присоединился и я.

Шел осенний дождь, но, несмотря на нелетную погоду, мне кажется, поездка удалась. Во всяком случае, дождь не внес существенных корректив, хотя капли воды оставались на объективах фотоаппаратов и видеокамер.

Из Могилева мы ехали в Славгород, бывший Пропойск. По дороге (расстояние километров семьдесят) хватило времени и поближе познакомиться, и посмотреть по ноутбуку семейные фотографии Юрия, и фотографии достопримечательностей уральской столицы. Когда Юрий рассказывал о своих генеалогических поисках, я включал диктофон.

«К Быхову я имею отношение благодаря родственникам. У моей бабушки была фамилия Иткина. Листая Интернет и разыскивая родственников, нашел, что в Быхове жило много Иткиных. Вчера видел, что на кладбище сохранились могилы Иткиных. Скорее всего, это мои родственники.

– Давно занялись этой темой?

– Года три-четыре. Интересно знать, что было до тебя. Причем, с возрастом этот интерес усиливается. (Юрий – человек средних лет, с молодым уклоном.) В этом отношении Интернет серьезно помогает.

К сожалению, почти не осталось родственников, у которых можно что-то узнать. Бабушек и дедушек давно нет. Родной дядя, которому сейчас 70 лет, и его жена мне кое-что рассказали. С их слов я узнал, что был в Беларуси город Пропольск. Искал – не нашел. Потом понял, речь идет о Пропойске.

– Откуда корни семьи Товбиных?

– Документы Национального исторического архива Беларуси подтверждают, что Товбины из Могилевщины. Дедушка из Пропойска. В 1925 году перебрался на Украину, в город Запорожье. Приехал к старшей сестре, которая туда раньше уехала. Вся остальная многочисленная семья осталась здесь. Кто-то до войны уехал в Запорожье, Днепропетровск, кто-то подался в сторону Польши. Прямых родственников я не нашел за время поисков, но однофамильцев, имеющих отношение к Кричеву, Мстиславлю, узнал много.

Я познакомился с женщиной, у которой дедушка был Товбин. Она интересуется темой, заказывала у специалистов исследование, и у нее в документах тоже встречаются города Кричев, Мстиславль и Пропойск. Всё это относится ко второй половине XIX века.

– Что стало с вашими родственниками, оставшимися в Пропойске?

– У меня нет полного списка погибших в годы войны. Думаю, они были расстреляны фашистами. Если кто-то эвакуировался, они бы нашлись после войны.

Юрий достал из сумки листы бумаги и показал их мне:

– Если судить по этому исследованию, то основательницей нашей фамилии была женщина Тойба из Кричева. Это 1731 год, то есть двести восемьдесят лет назад. За это время сменилось много поколений. И вот, наконец-то, про Тойбу из Кричева вспомнили.

Известно, что значительная часть еврейских фамилий происходит от женских имен. Товбины или Тойбины – это дети Тойбы. Вот и здесь дальше идут Товбины. Сын Тойбы жил в Кричеве, его сыновья – из Кричева и Черикова, в следующем поколении появился городок Новозыбков.

Недавно я получил из архива фотокопии всех документов. Составил древо нашего рода. Присутствуют города и местечки Кричев, Краснополье, Чериков, Новозыбков, деревни Розово, Молостовка или Молостовичи. Это район сегодняшнего Краснополья. Деревни Розово, скорее всего, уже не существует.

Дорога до Славгорода неблизкая, мы говорили обо всех поколениях, и наконец-то пришли к близкому нам XX веку.

– У прадедушки Менделя Товбина, говорят, была в Пропойске круподерня. Бабушка Иткина из Быхова и дедушка Товбин из Пропойска поженились в Запорожье.

И здесь Юрий высказал мысль, которую, наверняка, говорили до него во всех поколениях:

– Хорошую партию ищут среди своих. Местечки Быхов и Пропойск – совсем рядом, особенно, если смотреть из Запорожья...

В Славгороде мы отправились к Брониславе Исааковне Байвер. У нее был гостевой день. Сначала приезжали из Могилевского благотворительного центра, привезли гуманитарную помощь, потом нагрянули мы.

Бронислава Исааковна – человек в Славгороде известный. Здесь работала учительницей ее мама, и она сама после окончания Оршанского педагогического училища вернулась на родину и 37 лет отработала в школе. Сейчас является председателем районного совета ветеранов работников народного просвещения.

Юрия интересовало буквально всё, что касалось Славгорода.

– Откуда название Пропойск? И почему его заменили на Славгород?

– Выпивали здесь не больше, чем в других деревнях или местечках. И в названии нет алкогольной темы. Оно связано с древним наименованием реки Проня – Пропой (то есть имеющая быстрое течение). Переименовали в 1945 году, согласно легенде, по личному указанию Сталина, который удивился такому неблагозвучному названию: «Как салютовать в честь Пропойска и как дивизиям, освобождавшим его, присваивать имя Пропой­ских? Поменяли на Славгород. В местечке действительно за десять веков его истории жило немало славных людей и было сделано немало славных дел, но вряд ли это принимали в расчет. Название советского города должно звучать красиво, гордо.

Мы расспрашивали Брониславу Исааковну о том, что помнится. Она с удовольствием рассказывала:

– Я родилась в этом городке перед самой войной. К июню 1941 года мне было восемь месяцев.

Мама из Краснополья – Роза Романовна Гейзерова. Папа – местный, Байвер Исаак Соломонович. Жили в центре. За месяц до войны сделали в доме ремонт, но жить там не пришлось.

У папы было четверо братьев и сестер, у мамы – тоже четверо сестер и братьев. У нас в семье: я и старшая сестра, сейчас она живет в Хойниках. Мама говорила на идише, но мы уже говорим только на русском языке, хотя идиш понимаем.

Папа был старшим лейтенантом запаса и каждое лето обучал допризывников, по три месяца руководил курсами. Его в первые же дни войны мобилизовали. Всех из района собрали, и он их повел в Кабиногорский лес. Там должны были формироваться части. Они ушли на фронт. Что с ними стало, никто не знает.

Мы успели уехать в эвакуацию. Жили среди киргизов, никто нас не обижал. Осталось в Пропойске где-то порядка ста евреев. Организованной эвакуации не было. Уезжали сами, как могли. Папины родители остались в Пропойске. Они сказали: никого не трогали в Первую мировую, и нас никто не тронет.

– Что вы знаете о довоенном городе? – спросил Юрий.

– Слышала рассказы о том, что люди здесь жили дружно. Синагога была, сейчас на ее месте построен жилой дом. Был раввин.

Мы вернулись сюда в 1944 году. Мама и бабушка рвались на родину. Думали, кто-то уцелел во время войны. У бабушки было три сына, они все ушли на фронт. Надеялись, хоть один вернется. Никто не пришел. Мама очень ждала отца. Когда закончилась война, возвращались солдаты с войны. Мы, маленькие, бегали их встречать. Я у мамы спрашивала: «На кого папа похож?». Она плакала и говорила: «Бронечка, таких здесь нет. Он был высокий, стройный, красивый». Мы три дня на лошадях ездили встречать. Кто встречал своих, тому было радостно. А мы возвращались и плакали.

Местечко во время войны пострадало сильно. Мало сохранилось домов, пригодных для жилья. Выделили нам халупу страшнейшую около рва. Однажды сестра несла воду, прошла через сенцы, и они обрушились.

Мама работала учительницей до войны. Когда родители поженились, она перестала работать и привезла сюда свою маму из Краснополья. Ее звали Лея Мордуховна. После войны мама стала инвалидом. Много и часто болела.

Я окончила педучилище в Орше. Маме надо было помогать. Получала стипендию 18 рублей, пять – отсылала маме. Преподавала в начальных классах. Я не создала свою семью.

После войны евреи возвращались в Славгород. Но узнали, что родственники погибли, дома сожжены, и стали разъезжаться, в основном, в большие города. С начала 90-х годов начался отъезд в Израиль, в Америку.

Сохранившиеся документы утверждают, что в 1766 году в Пропойске проживало 148 евреев. После Первого раздела Речи Посполитой (1772 г.) Пропойск отошел к Российской империи и был подарен Екатериной II князю А. Голицыну. В 1787 году тут действовали две церкви, костел, заложили пейзажный парк. В 1880 году насчитывалось 2123 жителя, домов деревянных – 341 (из них христианам принадлежало 187, евреям – 154). В то время здесь действовали 40 торговых лавок, две православные каменные церкви, четыре еврейские молитвенные школы и синагога. На 1886 года в Пропойске насчитывались 115 дворов, волостное правление, школа, больница, почта, кожевенный, кафельный и канатный заводы, две мельницы, два заезжих дома, тридцать лавок. По переписи 1897 года, в Пропойске жителей – 4351, из них евреев – 2304.

А сейчас в районном центре осталось всего две еврейки. И Бронислава Исааковна сказала, что, прежде чем смотреть город, нужно обязательно встретиться с Идой Моисеевной Крок.

Ида Моисеевна тоже живет одна. Муж Соломон Пейсахович умер. Этот мужественный человек был строителем. На стройке его называли Семен Павлович. Сравнительно молодым, во время аварии, он лишился обеих ног. Но продолжал работать, никому не давал повода себя жалеть, как инвалида, был наравне со всеми, а то и энергичнее других.

Они вырастили троих детей, которые живут в Минске, Могилеве и Славгороде. Уже взрослые внуки, и Ида Моисеевна печалится, почему до сих пор нет у нее правнуков.

– Я местная, родилась в 1937 году в Пропойске, – рассказала Ида Моисеевна. – Родители были простые люди. Мама – Сорина Малка Евелевна – домохозяйка. Папа Сорин Абрам Моисеевич – работал на канатном заводе. Когда вышел на пенсию, стал сторожем. Мама была у отца второй женой. От первой – у папы было трое детей, а потом нас трое родилось. Пять мальчишек в семье и одна я – девчонка. Я была младшая. Папу не помню. Дедушка с бабушкой жили в деревне Мошецкая Слобода, недалеко от Славгорода, были колхозники, держали лошадей. Тогда по всем деревням хоть по одной – две еврейских семьи жило. И семьи были большие. У бабушки в семье было девять детей – моих теток и дядек. Двое двойняшек. Но после войны из всех детей мама одна осталась. Три брата у мамы на фронте погибли. Остальных здесь убили фашисты, они не эвакуировались. Один брат в деревне оставался, остальные вышли к Быхову и там погибли.

Когда началась война, мама была в Быхове на операции, и я маленькая – с ней. В Быхове много нашей родни собралось. Мы сумели эвакуироваться. Были в Ульяновской области. Папа уехал в эвакуацию в другую сторону. Он пошел в Славгород за какой-нибудь едой, и только ушел, стали бомбить станцию. Мама нас троих в эшелон, и мы поехали, без документов, без ничего. Брату старшему было 11 лет, среднему 5 лет, а мне всего 3 года. Папа нас нашел в Ульяновской области и там вскоре умер. Он по возрасту не призывался в армию. Ему было 60 лет.

До войны в Пропойске много евреев жило, на Кировке вся улица, мама рассказывала, была еврейская. После войны осталось несколько еврейских домов. Синагогу разрушили, наверное, в 50-е годы. После войны старики собирались и молились в частном доме, но делали это тайно.

Мой старший брат Аркадий до войны еще учился в еврейской школе, и он с мамой разговаривал по-еврейски. А мы с братом не понимали их. И всегда обижались, почему они разговаривают на еврейском. Я, конечно, теперь понимаю язык, но говорить не могу. У меня трое детей и никто не знает языка.

Сейчас брат живет в Черикове.

Я после войны работала на бытовом комбинате швеей. Потом продавцом. С 1991 года на пенсии.

И снова на главный вопрос нашей поездки, помнит ли Ида Моисеевна кого-нибудь из Товбиных, она ничего утвердительного не смогла сказать.

В Славгороде осталось не так уж много мест, связанных с еврейской историей, и мы решили их посетить. Сначала поехали на кладбище. Судя по всему, оно существует с тех пор, как здесь поселились евреи. Самые старые мацейвы не сохранились, в центре кладбища на небольшой возвышенности – пустой участок. Но захоронения первой трети XX века имеют неплохую сохранность. На многих мацейвах резные орнаменты, когда-то работал искусный каменорез. Хорошо читаются надписи.

Бронислава Исааковна подвела нас к могиле своей мамы. До начала 90-х годов еврейское кладбище было не огорожено. И там даже скот пасся. С Брониславой Исааковной работала учительница Нина Наумовна Вульфсон, она умерла уже. Они стали ходить по районному начальству, добиваться, чтобы огородили кладбище. Среди тех, к кому они приходили, было немало их учеников. И может быть, это сыграло решающую роль. А может, времена изменились…

В конце концов, учительницам сказали: «Езжайте в Бобруйск на завод, заказывайте ограду для кладбища, комунхоз оплатит». И они поехали. И для еврейского кладбища заказали, и для русского. Как только мы пришли на кладбище, тут же появился его смотритель, который, скорее из любопытства, но сопровождал нас до самой калитки.

«Всё равно, не до конца огородили кладбище, – сказала Бронислава Исааковна. – Когда хоронят на православном кладбище, покойника везут через еврейское, прямо по старым могилам».

Два кладбища находятся рядом.

Ни на одной из мацейв мы не нашли фамилию Товбин.

От кладбища поехали к памятнику, установленному на месте расстрела евреев в годы войны. Бетонная тумба, выкрашенная в зеленый цвет. На медной табличке выгравирован магиндовид и надпись: «Ваших имен благородных//Мы перечислить не можем.//Вас много землею сырою сокрыто,//Но знайте, родные,//Никто не забыт и ничто не забыто.

1942 год. 98 человек еврейской национальности расстреляно здесь фашистами».

История памятника драматична. Григорий Игудин, живущий ныне в Севастополе, рассказал о ней в журнале «Мишпоха», № 19. «Мой покойный дядя Плоткин Наум Лейзерович, проживавший в 50-х годах в Ленинграде, несколько лет добивался, чтобы местные власти поставили хотя бы небольшой памятник расстрелянным евреям. Его установили с надписью: “Вечная память жертвам, погибшим от рук гитлеровских оккупантов в количестве 150–170 человек 25 октября 1941 года”.

Потом памятник был снесен. На этом месте проложили улицу имени Рокоссовского. Она прошла по человеческим костям. Хотел ли маршал, чтобы когда-нибудь его именем назвали такую улицу?».

Только в конце 80-х годов памятник на могиле расстрелянных евреев был восстановлен. Табличку с надписью помог сделать предприниматель Роман Ципорин, его отец из Славгорода.

Бронислава Исааковна Бавер, стоя у памятника, рассказывала нам: «Когда мы в 1944 году вернулись домой, рассказывали, что здесь был большой ров. В октябре 1941 года к этому рву привели всех евреев, точную цифру никто не знает, но говорили, что от 120 до 170 человек. И всех расстреляли. Сначала убивали детей. Столько было горя... А потом стали убивать родителей. Говорили, земля трепетала. Историей гибели евреев местечка занимался Яков Исаакович Брегер, который знал многих поименно. Он и составлял список, который поместили в Книгу памяти. В нем 98 фамилий. Это количество указано на табличке на памятнике. Но это не все погибшие. Памятник находится в хорошем состоянии. И ограда выкрашена, и цветники есть».

Мы решили посмотреть место, на котором находилась синагога. Приехали на тихую улицу, стали фотографировать, снимать на видео. Мимо нас проехала машина, с обеда возвращался работник правоохранительных органов. А буквально через полчаса у нашего водителя, который сам славгородский, спросили работники тех же правоохранительных органов: «Что они фотографировали?». Водитель решил просветить и сказал, что на этом месте когда-то была синагога (сам об этом узнал только что). У него спросили: «Так это евреи?». В Славгороде, некогда еврейском местечке, появление евреев вызвало недоумение.

А потом мы поехали к «Якорю». Это самое красивое место в городке. Внизу реки Сож и Проня. Открывается прекрасная панорама. Даже дождь и пасмурная погода не смогли ее испортить. Здесь когда-то была пристань. На высоком берегу установлена колонна и на ней якорь речного парохода, ходившего по Сожу…

Из Славгорода наш путь лежал в Кричев. Тоже районный центр Могилевской области, но покрупнее Славгорода. В Кричеве живет порядка 28 тысяч человек, работает крупнейший цементно-шиферный завод. Но главная достопримечательность – дворец князя Потемкина.

Когда водитель узнал, что едем ко дворцу, уверенно сказал: «Не промахнемся». Наверное, так же думали те, кто подъезжал ко дворцу в каретах. Спешили на прием к князю Потемкину, единственный раз посетившему эти места, или к Екатерине II, которая тоже однажды была здесь, или к предводителю могилевского дворянства Ивану Голынскому, который купил дворец у Потемкина.

Мы спешили ко дворцу, но интересовали нас не знатные персоны прошлого. Сейчас здесь находится Кричевский районный исторический музей. Его бывший директор, а после выхода на пенсию, научный сотрудник Морозова Наталья Михайловна согласилась быть нашим консультантом, экспертом, гидом.

Не думаю, чтобы во дворце сиятельного князя Потемкина часто вспоминали про евреев. Хотя немало евреев жило здесь во времена князя. Они принимали участие в строительстве дворца, которое продолжалось девять лет, занимались его обслуживанием, привозили сюда провиант, пополняли запасы необходимых вещей.

После революции в этом здании была школа-интернат. И среди педагогов было немало евреев.

Наталья Михайловна рассказывала, а мы слушали и записывали на диктофоны.

«Кричев, начиная века с XVIII, был местечком. Более половины населения – еврейское. Они жили в центре города. Дома белорусов несколько отличались от еврейских самой формой. Еврейские дома, я бы сказала, квадратные, белорусские – пятистенки, то есть они вытянуты в длину. Идешь, и сразу можно отличить, где жили евреи, где белорусы. Крыша у евреев была четырехскатной, а в белорусском доме – двухскатной.

Евреи занимались ремеслами: кузнечным делом, шили обувь, одежду, занимались веревочным ремеслом. И торговлей, от крупной до мелочной в разнос. Лавки в центре города – принадлежали в основном евреям. Наверное, самым богатым был Пинька Ноткин, так его называли люди. Он торговал лесом. Документов в музее нет, есть только воспоминания. Дом его не сохранился, был деревянный, двухэтажный. После революции в этом доме располагался райком партии. Там и культурный центр был, танцы устраивали, концерты.

В деревне Антоновке до войны был еврейский колхоз. Большая часть населения еврейская. В годы войны всех расстреляли, и часть деревни сожгли. Евреи жили в маленьком местечке Малятичи.

Вторая половина октября – не лучшее время для путешествий, хотя бы потому, что световой день небольшой и рано начинает темнеть.

Для нас провели небольшую, но очень интересную экскурсию по музею, и мы поехали в город смотреть места, связанные с евреями. Сначала к зданию бывшей синагоги. В городе было три синагоги, но сегодня сохранилось одно здание – двухэтажный жилой дом, возле 1-й школы. Эта улица в Кричеве в XVII – XVIII веках называлась Жидовской. Начиналась от Торговой площади.

Интересно, как живется людям в намоленном месте? И бывают ли подобные объявления: «Меняю квартиру в намоленном месте на квартиру со всеми удобствами».

На Базарной площади ежегодно проводились две большие ярмарки. И здесь была синагога. Сейчас на самом видном месте памятник Владимиру Ленину.

В городе сохранилось много еврейских домов. Они встречаются практически на каждой улице в центре города.

Есть в Кричеве улица, которая носит имя Героя Советского Союза Абрама Ефимовича Смолякова.

Родился в деревне Щербиновке Кричевского района. В 1943 году ему было всего 35 лет. Заместитель командира истребительного противотанкового артиллерийского полка майор Смоляков был храбрым человеком и не раз на поле боя доказывал это. Когда форсировали Днепр, Смоляков сражался с вражескими танками до последнего дыхания. За проявленное мужество и героизм майору Смолякову Абраму Ефимовичу посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Похоронен в братской могиле села Лепляево Каневского района Черкасской области. Именем Героя названы улица и школа в городе Кричеве Могилевской области.

Мы решили, что успеем, пока окончательно не стемнело, съездить на еврейское кладбище. Свернули на Овражью улицу, перебрались через глубокий овраг, весь город изрезан такими оврагами, и оказались у ворот старого еврейского кладбища. На его воротах были прибиты православные кресты.

Мы с недоумением посмотрели на Наталью Морозову, и она сказала, что уже пару десятков лет, как здесь стали хоронить православных, причем на самом старом участке кладбища, то есть поверх еврейских могил.

Несколько лет назад православный священник провел службу и освятил кладбище.

«Конечно, – сказала Морозова, – надо сохранить старые еврейские захоронения. Это часть истории и жизни нашего города».

Но, думаю, вряд ли власти обратят внимание на слова знающего человека, ныне – пенсионера.

Мы ходили между старых мацейв и недавних захоронений. Вдруг Ида Шендерович позвала меня и сказала: «Прочти надпись на памятнике». Я прочел и посмотрел на нее. Да, на иврите была написана фамилия Товбин. Мы позвали Юрия и сфотографировали его рядом с памятником.

Еще предстоит выяснить, кем ему приходятся кричевские Товбины. Но, безусловно, его стремление узнать свою родословную и его труды были вознаграждены.