Я – местная

Сегодня население Шумилино приблизительно семь с половиной тысяч человек. Евреев можно пересчитать по пальцам. Меня интересовало: остались ли местные, родившиеся здесь, евреи? Мне посоветовали встретиться с Анной Моисеевной Гильштейн (Судариковой). Она в 1935 году родилась в Сиротино.

Анна Моисеевна долго расспрашивала: «Кто я? Для чего хочу поговорить с ней?». Потом стала отвечать на вопросы, но я чувствовал – она боится, а вдруг скажет лишнее слово.

Впрочем, таких собеседников я могу понять: они прожили десятилетия в стране, где инстинкт самосохранения подсказывал людям, о чем можно говорить, а о чем – лучше помолчать.

– Родители родом из Полоцка. Папа и мама рассказывали, что за Полоцком подряд шли три деревни: в одной жили поляки, в другой – староверы, в третьей – евреи. На месте этих деревень еще до войны появился военный городок «Боровуха».

Родители переехали в Полоцк. Папа – Моисей Абрамович Гильштейн, работал на кирпичном заводе, мама – Фрида Борисовна. У меня было два старших брата: Михаил, 1921 года рождения, и Володя.

У папы не было образования, вероятно, ходил в хедер, а может, в их деревне и хедера не было. Мама училась четыре года в школе.

Папа был проверенный коммунист, пролетарского происхождения, не состоял ни в каких уклонах, ни правых, ни левых. Не понимал даже, что это такое. И его отправили в Оболь председателем сельского совета. Меня тогда еще не было на свете. Когда я родилась, в 35-ом году, он уже работал в Сиротино председателем местечкового совета.

Потом папу перевели в Шумилино – директором хлебопекарни. Это было в 37-ом или 38-ом году.

Когда началась война, мы эвакуировались вместе с семьями военкомовских и коммунистов. Уехали на восток в Костромскую область с семьей Антона Владимировича Сипко  – председателя райисполкома, теперь одна из улиц Шумилино носит его имя. Папа еще оставался здесь. Он занимался эвакуацией имущества, а если не было на это возможности – его уничтожения. Он еще находился в Сиротино, когда в Шумилино уже были немцы. Потом папа нас нашел. Мы жили в городе Макарьево. Папа работал председателем Ладыгинского сельского совета, это в 20-ти километрах от Макарьево.

Вернулись мы в Шумилино в 45-ом году. Папу звали и в другие места, оставляли в Макарьево, в Полоцке, но он сказал: «Раз меня Сипко  (в годы войны отважный партизанский командир, а после освобождения – снова председатель райисполкома – А.Ш.) зовет, надо ехать в Шумилино». Папа восстанавливал работу хлебопекарни. Тогда это был очень ответственный пост. Шумилино было сильно разрушено. Мало оставалось целых домов.

В 45-ом году вернулись в Шумилино и другие еврейские семьи: Галынкины, Нахамкины, Выдревичи, Массарские.

У нас здесь оставались две бабушки (одну звали Рива). Они перебрались в Полоцк. Думали, там родные живут, вместе будет легче переждать войну. Там они и погибли – были расстреляны.

– Как сложилась жизнь вашей семьи?

– Мои братья были на фронте. Папа работал до 1960 года, в 61-ом году он умер.

Я работала медсестрой в больнице. Я – местная, вся моя жизнь связана с Шумилино. Это моя родина.