В Калинковичи была одна из первых моих поездок в роли редактора журнала “Мишпоха”. Встречался со многими людьми. Яша Еренбург, тогдашний руководитель городской еврейской общины, сейчас живет в Израиле. Володя Смоляр – удивительный человек – жил сразу в двух странах: и в Израиле, и в Беларуси. Он заслуживает, чтобы о нем рассказали подробнее. Володя – белорус, женился на еврейке. Работал в районной газете. Среди тех, кто связал свою судьбу с евреями, есть немало людей, которые стараются меньше говорить на эту тему, даже вспоминать о национальном вопросе. Они хорошо относятся к родственникам жены (или мужа), но окружение не всегда понимает их. И это накладывает отпечаток на поведение.

Володя демонстрировал уважительное отношение не только к родственникам жены, но и к евреям вообще. В районке опубликовал много очерков о евреях – участниках Великой Отечественной войны, известных земляках. А в начале девяностых годов стал одним из инициаторов установления памятников на местах массовых расстрелов евреев. В конце девяностых с женой уехал в Израиль. Сделано это было, скорее, по настоянию врачей, чем по собственному желанию. В Калинковичах осталась дочь со своей семьей. Володя “гастролирует” между двумя странами, в Израиле с любовью рассказывает о Беларуси, а дома – он часто вспоминает новых товарищей и страну, которую решил понять на склоне лет.

Когда я готовил эту книгу к печати, узнал печальную новость – Володи не стало...

Часто я вспоминаю человека, который одним из первых познакомил меня со старым местечковым бытом, местечковыми традициями. Его фамилия была Рабинович. Сегодня многие считают, что такие фамилии только у евреев из анекдота.

Нет на белом свете Абрама Рабиновича, даже не знаю, кто прочитал заупокойную молитву. Абрам Шлемович говорил мне, что он единственный в Калинковичах, кто знает молитвы. Впрочем, каждый из нас считает, что он единственный или последний хранитель памяти и знаний.

Мы сидели на тенистой веранде старого дома, и Абрам Шлемович Рабинович рассказывал. У него был приятный голос. Так, как он, могли рассказывать только старые евреи, которые очень любят подробности, и старые бухгалтеры, которые будут уточнять расстояние до сантиметра, а время – до секунды. Вы представляете, в одном лице мне встретился и старый еврей, и старый бухгалтер Рабинович.

– Я родился в местечке Скородное. Это на самой границе Беларуси и Украины. Дедушка, отец моей мамы, известный раввин. Его звали Авраам бен Рафаил. Дедушка видел, что из моего отца Шлойме-Шаи получится толк. Он выучил его и сделал шойхетом. Шойхет – это не просто еврейский мясник, как многие считают. Это ученый человек. Он знает Тору, Талмуд и производит убой скотины, птицы по всем правилам. Отец не брал плату деньгами за то, что резал скот. Так было не принято. В качестве вознаграждения получали голову крупного рогатого скота, без языка, – уточняет Рабинович. – А за птицу брали перья.

Скородное было обычным еврейским местечком. Хотя тогда оно мне казалось самым красивым и самым большим в мире. Синагога у нас была одной из лучших в округе. На 500–600 человек. В Скородном жило где-то 200 еврейских семей. Представляете себе тогдашние семьи,  по 10–12 человек. Синагогу построили в 1914 году на деньги, собранные в местечке. Старшим по строительству выбрали моего отца, он возвел синагогу за шесть месяцев. Все думали, что синагогу строят на века, в нее будут ходить дети, внуки. Обсуждали, спорили, даже ругались: “Что это за крыльцо (окно)? Простоит лет тридцать-сорок, не больше. Надо делать другое”. Если б знали люди, что в Скородном через сорок лет, в 1944 году, не останется ни одного еврея…

Насколько я помню времена своего детства, в нашем местечке люди жили дружно: и евреи, и белорусы, и русские. В церкви был священник Уласевич. Он дружил с моим отцом. Помню, однажды вечером они о чем-то долго говорили, а утром, когда в местечко в очередной раз ворвалась банда Булак-Булаховича, священник вышел к ним с хлебом-солью. И попросил не трогать евреев. Главарь банды пообещал: “Пока я буду здесь, ни один мой человек не войдет ни в один еврейский дом”. Так оно и было. Но когда главарь уехал, бандиты стали врываться в еврейские дома.

В Скородное часто приезжали странствующие проповедники – магиды. Они выступали в нашей синагоге. Рассказывали о библейских древностях, связывали их с настоящим временем, рассказывали, что в наших священных книгах прописана вся история человечества. Что-то они где-то читали, что-то говорили от себя. Их слушали, а потом долго в местечке обсуждали каждое слово магида. Проповедники обычно останавливались у нас дома. Кормились бесплатно. И странствовали из местечка в местечко.

На шабес мама готовила кугл. Это еда такая, – объясняет мне Рабинович. – Вы пробовали когда-нибудь кугл? – Он заглядывает мне в глаза. Уверен, что я никогда не пробовал настоящий кугл, такой, как готовила его мама в Скородном. И начинает, загибая пальцы, перечислять. – Мит а локш
(С лапшой – идиш). Сначала надо сделать тесто. Магазинного же тогда не было. Все делали сами. На столе мама раскатывала листы теста, а потом нарезала тонкую лапшу, – Рабинович рассказывал так вкусно, что мне захотелось попробовать эту давнюю лапшу из местечка Скородное.

– Дома было много книг. Читали Черняховского, Бялика, Фихмана. Где брали книги? – Рабинович с удивлением повторил мой вопрос. – В Калинковичах были ярмарки. На ярмарках продавали книги. Отец, когда ездил на ярмарку, обязательно привозил домой книги. И к нам в Скородное приезжали разносчики литературы. Останавливались около синагоги. И раскладывали на возке книги, которые привезли. В местечке было немало читающих людей.

Отец хорошо знал иврит и научил языку старшую сестру. Когда мне исполнилось тринадцать лет, была бар-мицва, еврейское совершеннолетие. В синагоге меня вызвали к Торе, а потом у нас дома был праздничный обед – веселилось все местечко.

Вскоре после этого, в 1928 году, синагогу в Скородном закрыли. Власти объявили, что в здании синагоги будет сельский клуб. В синагоге было несколько десятков свитков Торы. Многие состоятельные люди заказывали за свои деньги у сойферов (переписчиков Торы) новые свитки и преподносили их в дар синагоге. Люди успели унести свитки Торы в дом, где потом собирался миньян. Молодежь уже не ходила молиться – вот так выкорчевывали наши корни. А старики не ходили в клуб, где показывали фильмы, выступали разные артисты.

В 1929 году в Скородном организовали колхоз. Во главе стал еврей Васелевицкий. Некоторые местечковые евреи получили должности, потому что были грамотными людьми. Но еврейская молодежь стала разъезжаться из Скородного куда глаза глядят. Почему? – Рабинович удивляется, что я спрашиваю о таких простых вещах. – Советская власть, – эти слова он говорит тихо, оглядываясь по сторонам. Хотя давно уже прошла “перестройка”, и все кому не лень ругали эту власть, – подрубила основы их жизни. Кустари-одиночки ликвидировались, ремесленники лишились работы. А кем, я у вас спрашиваю, были евреи до революции? Сапожниками, портными, бондарями, столярами, кузнецами, рыбаками… Артели, фабрики, заводы были в больших городах, и молодежь потянулась туда. А вслед за ними потянулись и их родители. Вот так был разрушен налаженный веками быт местечка.

На веранду пришла женщина. Рабинович прервал свой рассказ и сказал:

– Познакомьтесь, это моя жена, Оля. Мы с ней, слава Богу, столько лет вместе прожили.

– Пойдемте в дом, – пригласила Оля. – У нас наливка вкусная, варенье, чай поставим.

В доме Абрам Шлемович продолжил обстоятельный рассказ:

– В 37-м году органы НКВД забрали моего отца. Никакого вреда советской власти он никогда не делал. Тихо, спокойно жил, молился. Но, видно, власти не могли ему простить, что думал он не так, как они, и знал слишком много. А умные люди, даже те, кто предпочитает молчать, всегда представляют опасность для диктаторов.

Родители уже собирались уезжать из Скородного. Перебирались к нам в Калинковичи. Рядом с домом стояла грузовая машина. Грузили вещи.  Подъехала легковушка из Мозыря. В дом вошли люди из НКВД, забрали отца, и больше мы его не видели. В Скородном в 37-м году арестовали многих: и евреев, и неевреев. Тех, кто каждый день молился Богу, и тех, кто не знал Бога, тех, у кого была “лишняя” копейка, и тех, кто перебивался с хлеба на воду. НКВД план выполняло. А для плана все подойдут. Лишь бы отрапортовать, что сделано.

Я в это время уже жил в Калинковичах. Отец помог мне устроиться учеником бухгалтера. В Калинковичах в те годы жило много евреев, у отца были хорошие знакомые. Были улицы, которые полностью населяли евреи: Калинина, Куйбышева, Красноармейская, Первомайская, бывшая Злодеевка. Вы только не подумайте, что революционные названия этих улиц придумывали сами евреи, – уточняет Рабинович. – Если бы названия улицам давали сами евреи, эти улицы назывались бы куда красивее. Этим занимались власти. И хотя среди них было тоже немало евреев: и председатель райисполкома, и первый секретарь райкома, они каждый раз пытались продемонстрировать, что к евреям никакого отношения не имеют. Они большевики. И когда к ним евреи, даже родственники, обращались за помощью, так они их могли при людях выставить за дверь.

Когда началась война, многие из Калинковичей успели эвакуироваться. Немцы заняли город только 22 августа. Железнодорожный узел находился прямо в городе. Но все же немало евреев осталось здесь. Во-первых, старики, и многодетные семьи без мужчин – они были призваны в армию. Им подняться было не под силу. А вот из маленьких местечек и деревень мало кто ушел на восток. Почти всех евреев расстреляли фашисты и в Азаричах, и в Ситне, и в Копаткевичах, и в Юровичах. Страшная судьба у евреев Скородного. После войны мне рассказали, что в местечке было гетто. Всех евреев расстреляли, сожгли, закопали заживо в один день. Больше 300 человек. В конце ноября 1942 года. Среди них было много наших родственников… После войны евреи в Скородном больше не жили.

Мы успели уйти на восток в начале августа 1941 года, а ровно через четыре года, в августе 45-го, я вернулся домой. Работал бухгалтером. Построил дом, посадил сад. Вот только детей нам с Олей Бог не дал. За что наказал, не знаю.

Я каждый день начинаю с молитвы. А Оля православная. Она ходит в церковь. Вот так и живем вместе, но каждый молится по-своему…