Между Киевом и Вильно

Последние годы я много езжу по деревням и районным центрам Беларуси, которые, по историческим меркам не так уж давно, какую-то сотню лет назад, а то и до самой Второй мировой войны, были еврейскими местечками-штетлами.

В редакцию нашего журнала “Мишпоха” приходят десятки писем с просьбой рассказать, найти, выяснить… Просьбы самые разные, но, так или иначе, они связаны с местечками. У меня сложилось впечатление, что в мире вдруг “прорезался” интерес к этой теме. Причем, самые интересующиеся – это молодые люди, не знающие ни идиша – языка, на котором разговаривало местечко, ни русского, белорусского или польского языков, которые звучали в окрестных городах и селах. Чаще всего эти люди живут за тысячи километров от самих местечек и никогда не бывали в этих краях. А когда однажды приезжают с женами или подругами, чтобы показать им декорации ко много раз рассказанной сказке, быстренько поворачивают машину и уезжают обратно: продолжать знакомство с местечками в приличном отдалении от них – по книгам, кинофильмам или музейным экспозициям. Действительность порой слишком жестока к людям, витающим в облаках.

Внукам или правнукам местечковых жителей хочется верить, что штетеле – это “золотой век”, идиллия, где все жили одной большой общиной, помогали друг другу, придерживались справедливых законов.

Недавно в редакцию журнала пришло по электронной почте письмо из Соединенных Штатов. Молодой человек из многомиллионного Лос-Анджелеса написал: “Пока был жив мой дедушка, приехавший в Америку из России, меня мало интересовала эта тема. Он пытался мне что-то рассказывать, но я был плохим слушателем. И вот теперь, когда его не стало и мне не у кого больше спросить, меня заинтересовала история нашей семьи. Я точно не помню, из какого местечка приехал мой дед, но знаю, что находилось оно где-то между Киевом и Вильно. Не могли бы вы рассказать об этом местечке”.

Вся печально знаменитая черта оседлости с сотнями местечек, со всеми Рогачевыми и Кубличами, Житковичами и Малоритами, уместилась между этими двумя городами.

Целый мир, который смеялся и плакал, рожал детей и хоронил стариков, придумывал философские учения и сплетничал на завалинках.

Целая цивилизация, которая, как Атлантида, ушла в пучину времени.

Шолом-Алейхем и Марк Шагал, мистика и поход в революцию, запах нищеты, который в субботу вдруг расцветал ароматом фаршированной рыбы и цимеса, – все это еврейское местечко.

Впрочем, официально никто так не называл населенные пункты. Местечко – да! Но еврейское – это уж слишком для Российской империи. И тем не менее, еврейским сделало местечко сама жизнь.

На следующий год… в местечке

Местечки появились в тогдашней Польше триста лет назад. Вырастали как фантомы, хотя, когда все это происходило, такого слова никто не знал. Представители местной знати звали евреев селиться в принадлежащих им селах и городах на сравнительно благоприятных условиях. И народ, который все время жил с надеждой на лучшее будущее и на праздник Пасхи желал друг другу встретиться “в следующем году в Иерусалиме”, быстренько собирал вещи, снимался с насиженного и перебирался на новое место. А как оправдание, звучали вечные слова: делается это ради детей, ради их будущего. Я не присутствовал при тех давнишних разговорах. Но что изменилось в нашей жизни за эти века? Ведь и сейчас, как когда-то, мы поднимаемся с места и едем, но не в местечки, а в крупные города Америки или Германии. Но разве в этом суть? Мы по-прежнему оправдываемся перед самими собой словами о том, что детям там будет лучше.

Почему польская шляхта, не питавшая особой любви к иноверцам и инородцам, звала евреев в свои города и села? Далеко окрест расходилась молва, что евреи старательные и аккуратные работники. И это во многом соответствовало истине. Как же не стараться, если на новом месте надо обжиться и встать на ноги... А для евреев история слишком часто заготавливала новые места. Сначала нас расселили из непокорной Иудеи по Средиземноморью, потом из Испании инквизиция погнала в Германию, а уж из страны Ашкеназ, как мы называли Германию, наш путь лежал в Польшу. При этом мы, как Колумбы, постоянно открывали для себя новые земли, находящиеся за десятки тысяч километров от столбовой дороги: Аргентину, Австралию, Южно-Африканскую Республику. Чехов утверждал, что двое евреев живут даже на Луне. Шутил, конечно. Но в каждой шутке только доля шутки.

Евреи всегда стремились учить своих детей, мальчиков – обязательно. А грамотные люди, как известно, лучше и быстрее овладевают ремеслом.

Меня, время от времени, приглашают читать лекции о местечках. Когда дохожу до этого тезиса, вспоминаю одну забавную историю.

У бедной местечковой вдовы был сын. Решила она его устроить на работу в синагогу шамесом, то есть служкой, который за все в ответе. Привела парнишку к ребе, тот раскрывает книгу и говорит: “Читай!”. Парень сокрушенно сознается, что он безграмотный.

– Нет, такого я в шамесы взять не могу, – вздыхает ребе. – На тебе пять копеек. Купи себе что-нибудь.

Парень покупает пять папирос, продает их чуть подороже, потом снова покупает и снова продает... Накопил денег на “шифскарту” (билет на пароход до Америки) и уплыл за океан.

Прошли годы, и стал местечковый парень в Америке табачным королем. У него плантации, фабрики…

Однажды несут ему бумаги на подпись. Табачный король крутится в кресле, не знает, что сказать, и наконец, признается: писать и читать не умеет.

Тут все кругом в один голос стали удивляться: “Такого достигли!.. А если бы вам еще образование…”.

– Если бы мне образование, – с улыбкой сказал табачный король, – я бы был служкой в местечковой синагоге.

Даже если эта история – анекдот, все равно в разговорах о нашем всеобщем образовании есть доля фантазии. Хотя еврейские родители часто повторяли своим детям, как Владимир Ильич Ленин комсомольцам, слова: “Учиться, учиться и еще раз учиться…”. Это была единственная возможность для местечковых ребят выбиться в люди. В политику не пустят, карьеры в армии или на другой государственной службе не сделаешь, и тогда для евреев, не для всех, а только тех, у кого шевелились извилины в голове, был путь в коммерцию, как у табачного короля из анекдота.

Жизнь заставляла, и евреи становились людьми практичными, знали толк в коммерции. Похоже, это свойство стало передаваться многим по наследству. Владельцы городов и местечек, которые не слишком утруждали себя хозяйственными делами, ценили это в евреях.

И, что важно во все времена, вновь прибывающие были покорны и покладисты. Это потом, спустя годы, их дети и внуки “пойдут в революцию”, станут требовать равенства и братства.

Еврейская карта

Для окружающего мира мы были на одно лицо: Мошки и Берки, с продранными на локтях лапсердаками, доставшимися в наследство от отцов, и вечным чесночным запахом изо рта. Нас считали и считают очень дружным народом, и до сих пор нередко приходится слышать, как нееврейские родители наставляют своих детей: “Учитесь стоять друг за друга, как это делают евреи”. Да, когда нам было горько и страшно, мы становились плотнее друг к другу: так легче было выжить. Этот принцип самосохранения есть у всех народов. Но наша сплоченность появилась потому, что мы чаще других оказывались на краю пропасти. А там не лучшее место для разборок.

Мир умело разыгрывал “еврейскую карту”. Это такая популярная во все времена игра, когда ничего не имея против евреев, бьют именно их, чтобы от них дуплетом досталось противнику.

Жили-были в Докшицах два могущественных клана, которые делили в местечке власть и, естественно, деньги. С одной стороны – это жмудская капитула (около ста мещанских домов), с другой – подстароста Ошмянского повета, или района по нынешней терминологии, Антон Гуторович. И была у сего должностного лица своя “юридика”, то есть собственность. Имел он двадцать два дома.

А еще жили-были в Докшицах евреи. И те, которые были чуть состоятельнее, имели дела с Антоном Гуторовичем. Жмудская капитула давно хотела использовать сей факт, чтобы повалить должностное лицо на обе лопатки и полностью завладеть властью.

И вот однажды, весной 1764 года, пропала женщина, подданная капитулы, по фамилии Бохарева. Пошла на базар в Докшицы купить лемех к сохе и обратно не вернулась. И произошло это как раз 17 апреля, во второй день еврейской Пасхи.

И капитула тут же пишет в Ошмянский городской суд письмо, в котором в самых резких словах сообщает, что жиды совсем обнаглели. Убивают христиан на их собственной земле. И вообще, их так много расплодилось, что прохода от них нет. Они и торговлю к своим рукам прибрали. Мы, как настоящие патриоты своей земли, не потерпим этого.

И хотя обвиняли в ритуальном убийстве евреев, все понимали, что направлена эта бумага и против Антона Гуторовича. Ошмянский подстароста, который любил евреев не больше, чем жмудская капитула, мгновенно сообразил: как только разберутся с ними, возьмутся за него.

И пошла стенка на стенку. Между ними оказались докшицкие евреи, на которых сыпались удары с обеих сторон.

Гуторович понимал, чем дело пахнет, и приказал обыскать свою “юридику”. Очевидцы описывали обыск так: “С палками, ружьями, по домам сундуки отпирали, выбрасывали птицу, копали землю, ломали, евреев побили”.

Евреи, видя такую напасть, “сами людей разных для поиска нанимали, обещали талер, но так как воды большие были, пропавшую не нашли”.

Ксендз Гераин направил в суд бумагу против “Гуторовича, как господина, и неверных евреев, как преступников”. Он сообщил, что “идущую через Слободу, светлой памяти Бохареву, схватили, закололи насмерть… Замученную женщину евреи две недели прятали в своих домах, после чего, хоть вся деревня искала, хитро вынесли в лес и бросили в мох”.

С его фантазией писать романы... По сегодняшним меркам бестселлеры бы выходили. А он так мелко – доносы в суд. Недооценивал себя ксендз.

Нашли Бохареву, когда спала большая вода. Лежала женщина во мху, рядом с озером, в неокровавленной одежде “без знаков колонья и резанья”. Гуторович дал приказ своим людям сторожить тело утопленницы, дабы мещане капитулы “каких-либо знаков на теле не сделали”. Но опоздал. Люди капитулы забрали тело Катерины Бохаревой и повезли через местечко. При этом ловили и избивали евреев, как будто они были виноваты в чем-то.

Потом королевский генерал (должность в то время не слишком высокая) Ян Янчевский по просьбе своего друга из капитулы сделал в акте осмотра нужное заключение. И получилось ритуальное убийство, документально подтвержденное государственным чиновником. В Докшицах начался погром. Избивали евреев, ломали их дома, грабили имущество и требовали “запретить им торговлю”.

Гуторович понимал, что проигрывает схватку жмудской капитуле. И он снова потребовал в суде закрытия дела о ритуальном убийстве и гарантий безопасности евреям.

Дело передали по инстанции уголовному суду. Все началось сызнова. Только теперь королевский генерал Ян Янчевский дает другие показания. То ли Гуторович его перекупил, то ли совесть замучила, то ли испугался новой власти – время избрания короля Станислава Августа. Но тем не менее, Янчевский сообщает, что протокол осмотра ему продиктовал человек капитулы – парафьяновский эконом Валентынович. И пришел он на осмотр с уже готовым протоколом. И на теле Катерины Бохаревой никаких ран не было.

На этом дело прекращается. Скорее всего, Антон Гуторович и жмудская капитула нашли общий язык и решили, хотя бы на время, поделить власть в Докшицах. А про евреев забыли. Пускай живут себе до поры до времени. Случится что-нибудь опять, как теперь говорят, разыграем “еврейскую карту”. Кто-то снимет банк в этой игре, а кто-то искренне поверит, что евреи виноваты во всех грехах. На то они и евреи.

Синагога на Свинской улице

Нас не понимали, но принимали. За глаза, а часто и прямо в лицо, называли как угодно, но все же людьми считали. Правда, второго сорта. Но что вы хотите от непросвещенного века? Тогда не было международных комиссий по правам человека. Это уже на нашей памяти появились разные организации объединенных наций. Но многих по-прежнему считают людьми второго сорта.

Вернемся, однако, в историю. В 1751 году евреи города Дисна подали в суд на старосту города. Разве это не свидетельствует о наличии прав и возможностей у евреев, несмотря на то, что они утверждали, будто бы староста их притесняет...

Суд в любые времена и в любой стране считал себя самым справедливым судом в мире. Причем, чем продажнее был суд, тем справедливее он себя считал. Это, возможно, и не имеет прямого отношения к данному делу, но напомнить об этом стоит.

Дело принял к рассмотрению подкоморско-комиссарский суд Дисны. Он тщательно изучил все материалы. В том числе и права, данные евреям в 1569 году польским королем Сигизмундом Августом. Обратили внимание также на ограничения этих прав, введенные в последующие годы. Прочли еще раз Конституцию 1678 года, которая снимала эти ограничения. И наконец-то суд решил: “Евреи – равноправные жители города, и никто не имеет права их притеснять”.

Вряд ли евреи в 1751 году знали слова “демократия”, “равноправие”. Наверняка, их не было в языке идише. Поэтому весь день евреи повторяли:

– Барух хашем, или слава Богу. Наконец-то сбылось. Мы свободны. Нас уважают.

Правда, суд не закончился на этом, и далее в приговоре следовали такие пункты: “Евреям разрешается построить синагогу. Только не в городе, а в пригороде. И без вреда для города. Синагога должна находиться подальше от костелов и церквей. И обязательно быть ниже их”.

А как же, вдруг Бог обратит внимание на самое высокое здание, и тогда евреям опять повезет. Они хитрые, знают, что делают.

Но самое интересное было в названии улицы, на которой евреям разрешили построить синагогу. Улица называлась – Свинской.

И ни в каком другом месте, кроме вышеназванной Свинской улицы, евреям, по решению суда, молиться не разрешалось.

Чем жили евреи в те времена? Молитвами, ремеслами, торговлей. И еще: они умирали.

Насчет смерти суд не имел ничего против. Он разрешил евреям умирать, а посему отвел место для кладбища поблизости от города.

Теперь о торговле. Свободная торговля евреям разрешалась. Правда, евреи не должны были опережать христиан в этом деле. А чтобы помочь им решать эту задачу, суд ввел следующие ограничения. Евреи не имеют права открывать магазины на рыночной площади. И ни в коем случае нельзя ставить свои лавки между христианскими магазинами. Вот и торгуй, где хочешь: в лесу, в поле, у большой дороги.

В общем, в торговле евреям отводилась роль первопроходцев. Может, поэтому среди нас появилось немало первопроходимцев. Все время надо было искать обходные пути. Но самое удивительное: идя обходными путями, которые намного длиннее прямых, мы умудрялись не отставать от других.

И, конечно же, суд подумал о себе. И записал, что евреи должны подчиняться судам и не искать себе протекции. А как ее не искать, если даже подкоморско-комиссарский суд принимает такие решения, при которых без протекции – не проживешь.

Бои местечкового значения

В каждом народе есть люди, которых непременно подогревают амбиции. Они хотят принимать решения, властвовать, быть на виду. Они, как Моисей, готовы вести за собой народ, хоть по пустыне, хоть по тундре, хоть сорок лет, а лучше – пожизненно. Они уверены, что без них народ заблудится. И, может быть, в чем-то они правы. Среди евреев каждый второй (или третий) претендовал и претендует на роль Моисея.

Видя покорность и раболепство родителей, местечковым юношам хотелось быть другими. Они верили, что смогут принести избавление народу, знают единственно верный путь. И три еврея обязательно учреждали четыре партии. Спорили, митинговали, ссорились.

Окружающий мир до поры до времени был отделен другой религией, языком, нравами или, как говорят сегодня, менталитетом.

И тогда все страсти выплескивались в родном местечке, в своей синагоге. Людям казалось, что они решают судьбы всего человечества. И шли брат на брата, как в последний и решающий бой.

Со стороны если и замечали бои местечкового значения, то относились к ним, в лучшем случае, с иронией.

Дело это было в начале тридцатых годов давно позабытого XVIII века, но за давностью лет не потеряло своей актуальности. Между общиной, или по-еврейски кагалом, местечка Свислочь и кагалом такого же маленького местечка Мстибогов разгорелась нешуточная борьба. Решали, под чьей властью должны находиться несколько корчмарей, чьи заведения расположены ближе к Свислочи, чем к Мстибогову.

Конечно, под властью польского короля. С этим соглашались все. Попробуй не согласись! Потом, конечно, под властью местного начальства. Не забыть бы блюстителя правопорядка. А то обозлится – не откупишься.

А у общин какая власть была? За что боролись?

Кому корчмарям вносить повинности.

Спор разгорелся не на шутку. Забыли про все. Про то, что и слезы, и радости, как были, так и останутся общими.

Свислочские евреи, а их было чуть более ста человек, проклинали мстибоговских. А те, в свою очередь, – свислочских. В конце концов, написали жалобу в Брестскую общину. Та решила спор в пользу свислочских евреев, а для предотвращения в будущем всякого вмешательства мстибоговского раввина в дела своих соседей разрешила в Свислочи избрать своего раввина и иметь свой раввинский суд (бейт-дин). Это определение, переведенное с еврейского языка на польский, было представлено в 1754 году свислочскими старейшинами для внесения в брестские городские книги.

Музыкальный народ

Мы всегда были людьми, способными к искусствам, а уж тем более музыкальным народом. Поэтому не случайно в начале девяностых годов прошлого века ходила пословица: “Если еврей приезжает в Израиль без скрипки, значит, он пианист”. А чуть раньше острословы утверждали, что много евреев, собравшихся вместе, – это большой симфонический оркестр.

Наша любовь к музыке зарождалась давно. Еще легендарный Давид считал музыку делом царским и облюбовал себе инструмент под названием кинор.

Мы странствовали по миру под звуки скрипки. И однажды скрипач – то ли для того, чтобы отдохнуть, то ли, чтобы Бог его лучше услышал – забрался на островерхую крышу маленького домика в белорусском местечке. И увидел с этой крыши весь мир.

Из местечек пошли гулять по миру клезмеры Стемпеню и Гузиков, который стал известным на всю Европу музыкантом, но так и не освоил музыкальной грамоты.

И хотя клезмерская музыка родилась пятьсот лет назад в еврейских общинах Германии, ее считают местечковой.

Одна забавная история, связанная с музыкой, произошла в белорусском местечке Копыль.

Тамошние евреи жили не богаче, чем евреи в соседних местечках. И не были мудрее, не были большими знатоками Торы и Талмуда. И единственное, чем могли они гордиться, – это мужественной защитой своих владений от хасидизма.

 Было это лет двести назад, когда разворачивалась драматическая, а порой трагическая борьба между сторонниками Шнеура-Залмана, цадика из Лиозно, который стал родоначальником династии Шнеерсонов, и Виленским Гаоном, который защищал традиционный иудаизм от всяких новшеств.

Копыльцы победили хасидов не копьем или мечом: они не были кровожадными людьми. Они даже кулачного боя не любили.

Против хасидов было употреблено самое мирное и безобидное, на первый взгляд, оружие – барабан.

Как только хасиды собирались в свой “штибль” (молельню) для молитвы или для бесед о чудесах, которые происходят с цадиком, копыльцы являлись с барабанами и начинали бить в них с такой яростью, что ни о молитве, ни о каких беседах даже думать нельзя было.

Так продолжалось неделю, две, три.  Хасиды даже начали спорить между собой, кто первым не выдержит это: копыльцы или барабаны.

Первыми сдали нервы у хасидов. Они закрыли свою молельню навсегда.

“Боже, царя храни…”
в переводе на идиш

После разделов Польши, а это было в конце давнишнего XVIII века, обитатели местечек оказались подданными Российской империи.

Велика Россия: умом ее не поймешь, аршином общим не измеришь. Но для евреев была отведена пресловутая черта оседлости. Хочешь не хочешь, а редко кому удавалось вырваться за ее пределы.

Местечки по-прежнему оставались родником, который питал еврейскую жизнь. Она держалась на трех китах: дом, синагога и рынок.

Синагога играла главную роль в жизни местечка, в жизни каждого еврея. Она была не только домом молитвы и изучения законов иудаизма, но и местом собрания всей общины.

Зайдя в синагогу и окинув взором молельный зал, можно было сразу сказать: кто есть кто в местечке.

Вдоль восточной стены сидели наиболее уважаемые люди: раввины, знатоки Талмуда, богачи, жертвовавшие большие суммы на благотворительность. По мере удаления от восточной стены ценность мест уменьшалась и у западной – обычно располагались нищие.

Сколько анекдотов, легенд и былей связано с синагогами. В них и гордость, и смех, и наивность, и слезы. Все, чем приправлена наша жизнь.

Затерянное в белорусских лесах местечко Щедрин было не совсем типичным штетлом. Руководитель движения
ХАБАД рабби Менахем Мендл, больше известный как Цемех Цедек, советовал хасидам по возможности заниматься сельским хозяйством, а последовавшим его совету даже оказывал финансовую помощь.

Поселиться в деревне евреям в те времена было непросто, поэтому Цемех Цедек в 1844 году приобрел у князя Щедринова участок земли с лесами в Минской губернии. Так было основано Щедринское поселение.

Но и здесь евреи жили по всем законам местечка.

В 1913 году по всей России торжественно отмечали
300-летие Дома Романовых. И, конечно, евреи местечка Щедрин не могли остаться в стороне от такого события. Что подумают о них власти? И урядник встретил раввина на улице и намекнул, что и в церкви славят царя, и в костеле за него молятся, а синагога как-то в стороне осталась. Надо бы разобраться, по какой такой причине это происходит.

И хотя к царю-батюшке евреи из Щедрина особой симпатии не испытывали, но решили провести торжественный молебен. На синагогальную биму поднялись урядник, стражник. Сабли наголо. В жизни бы не пошли к евреям в логово. Однако за царя молятся. Обязаны власти отнестись к этому со всем почетом и уважением.

Раввин произнес молитву за здоровье и благополучие царя и всей его семьи. Синагогальный староста-габай сказал речь. А затем с кантором спели на идише “Боже, царя храни…”.

Местечковые Самсоны

У местечковых жителей было свое понимание красоты, учености. Если кто-то считает, что розовощекий здоровяк с косой саженью в плечах – это местечковый идеал, он слегка ошибается. Все было ровным счетом наоборот. Малокровие и хилость считались в местечке признаками интеллигентности, благородства и служили лучшими рекомендациями для кандидатов на разные духовные должности, а также для женихов.

Рассказывают, что однажды один из самых популярных еврейских писателей 60 – 70-х годов XIX века, поборник просвещения, критиковавший в своих произведениях традиционный образ жизни и ратовавший за торжество “добрых” буржуазных начал, Айзик Меир Дик, встретив на улице нищего христианина – человека хилого, бледного, с искривленной спиной, воскликнул: “Ах, как у них все пропадает даром!  Да у нас такой редкий экземпляр был бы верно раввином...”.

Кто спасал Россию

Местечки никогда не были еврейскими островами в океане чужой жизни. Кто-то относился к евреям дружелюбно и по-соседски, кто-то считал их своими врагами, одни заглядывались на еврейских девушек, другие –  считали их исчадием ада.

История любит обобщения, глобальные масштабы. Но на деле все зависит от конкретного человека. И толпа становится массовкой, когда на авансцену выходит личность. И не важно, в каком столетии это происходит или на каком языке молятся люди.

Это было в 1905 году. Россию захлестнула волна еврейских погромов. Так бывало уже не раз на Руси, когда трон под властями начинал шататься. Виновников искали среди евреев. На них натравливали озлобленных и недовольных и отводили удар от себя.

Не знаю, понимал ли это отец Василий, в миру Василий Цитович, настоятель Жлобинского православного прихода, или просто был истинным христианином. Скорее всего, понимал, не случайно стремился в политику. Даже баллотировался в депутаты Второй Государственной Думы. Правда, в думское кресло не попал. Не хватило всего одного голоса, точнее шара (именно шарами голосовали тогда выборщики на своих собраниях). При этом, отец Василий свой голос отдал другому кандидату, постеснявшись голосовать за самого себя.

В начале XX века в Жлобине жило много евреев. А Карпиловка и вовсе была еврейской слободой.

Однажды прихожане рассказали отцу Василию, что готовится еврейский погром. Даже советовали идти вместе с ними “бить жидов и спасать православную веру”. Отец Василий просил не делать этого. Говорил, что такое занятие не достойно христианина. Но когда все же увидел разъяренную толпу, во главе которой были пьяные мужики с кольями наперевес, понял, что его место среди них. Только не для того, чтобы идти в Карпиловку громить еврейские дома. Он встал напротив толпы, готовой раздавить кого угодно, высоко над головой поднял крест и стал говорить о любви и добре. Казалось бы, это были самые несвоевременные, неуместные слова. Но ярость и гнев отступили перед ними. Сначала пьяные мужики бросили на землю колья, а потом толпа стала расходиться по домам. Так был остановлен погром в Жлобине.

Мы новый мир построим

Процентные нормы и черта оседлости унижали достоинство местечковых жителей и, в первую очередь, молодежи. Ей казалось, что красивые идеи способны перевернуть мир. Потом, спустя годы, они поймут, что красивые идеи и лозунги способны только сотрясать воздух. Но будет уже поздно. Фундамент, на котором на протяжении веков строилось местечко, был сломан.

В начале прошлого века в небольшом местечке Ветка, что на Гомельщине, было три синагоги: из красного кирпича, из белого кирпича и деревянная хасидская. Владелец корчмы Аба Эстрин решил возвести еще одну – четвертую. И построил ее на той же улице, где уже стояли две синагоги. Каждую субботу  и, конечно, все праздники синагоги были полны людьми. Одним из ветковских раввинов был любавичский хасид Довид Киевман.

В начале 20-х годов 14-летний еврейский мальчик по фамилии Векслер, бредивший мировой революцией, решил начать ее со своего местечка. Он устроил пожар. Поджег дома тех, кого считал богатыми. Погорельцами оказались Эстрины, Киевманы и другие евреи из Ветки. Родители срочно отправили поджигателя из местечка. А погорельцы жили на пожертвования других евреев. Слава Богу, без крыши над головой и куска хлеба их не оставили.

Говорят, с тех пор появилась идишистская пословица: “Еврейское богатство с ветром приходит и с дымом уходит”. На языке оригинала это звучит так: “Yidishe Raykhkayt kumt mit Vint un geyt avek mit Roykh”.

Свадебный  пирог,
или “Болячка моей мамы”

В конце 90-х годов в Санкт-Петербурге я побывал на выставке, организованной Российским этнографическим музеем. Называлась она “И прошел над ними ветер...”.

– Это фрагмент из 102-го псалма царя Давида, – объяснили мне название. – “Пройдет над ним ветер, и нет его, и место его уже не узнает его...”.

На выставке были представлены уникальные экспонаты. Например, небольшое полотенце, на котором красными нитками вышиты слова: “От виленского еврейского общества”. Когда 11 ноября 1883 года тогда еще Великий князь, а в будущем – российский император Николай II, приехал в Вильно, многочисленная еврейская община, и особенно ее верхушка, решила засвидетельствовать свое почтение. И преподнесла будущему самодержцу на этом полотенце свиток Торы небольшого размера. По русскому обычаю целуют преподнесенный таким образом каравай хлеба. Интересно, приложился ли Николай II губами к свитку Торы? Думаю, что нет.

Глядя на экспонаты, собранные этнографическим музеем, можно было представить быт людей того времени. Не случайно у названия выставки – подзаголовок: “Жизнь еврейского местечка в царской России”.

Для женской одежды обязательным был фартук. Всегда очень нарядный, он как бы свидетельствовал и о вкусе, и о материальных возможностях хозяйки. Считалось, что фартук, так же как и головной убор, и нагрудник (брустихл), защищает женщину от “дурного” глаза и прочих напастей.

Посуда делилась на мясную и молочную и стояла на разных полках. Никаких пометок на тарелках и кастрюлях не было. Хозяйка и так знала, что у нее и где стоит. Фаршированную рыбу готовили в специальных кастрюльках, а потом раскладывали на рыбнице. Вся эта утварь была выполнена из меди.

Еврейские хозяйки были большими мастерицами “сладкого стола”. Сотрудники музея уверяли меня, что им известны рецепты 260 видов печенья, которое выпекалось в еврейских домах.

Практически не смешиваясь на конфессиональном уровне с окружающим христианским населением, евреи имели с ним на бытовом уровне обширные связи. И, естественно, это нашло отражение и в кулинарии, и в одежде, и в фольклоре. Часто субботние халы выпекались в виде жаворонков или других певчих птиц, а это — известная славянская традиция выпечки хлеба. Или хала в виде лестницы, которую пекли к Йом-Кипуру. У русских хлеб в виде лестницы выпекался на день поминовения усопших.

А знаете ли вы, как называется свадебный пирог – медовый с начинкой, который мать невесты дарила жениху? Если название перевести на русский язык, оно будет звучать примерно так – “Болячка моей мамы”.

Солдат-еврей из Крыжополя

Свое родное местечко евреи чаще всего называли уменьшительно “штетеле”. В этом слове была и любовь, и ласка, и гордость. Еврейская жизнь соткана из парадоксов, и один из них в том, что ткань эта очень надежна, как показало время. Мы вечные странники – скалолазы по глобусу. Но, куда бы ни закинула судьба, мы любим местечко – место, где родились, родину – первой любовью, светлой и незапятнанной.  Мы гордимся им, как будто это центр Вселенной.

Недавно я готовил к печати книгу одного уже достаточно пожилого человека. Он прошел две войны, храбро воевал, воспитал хороших сыновей – ему было, о чем писать. Вот только название меня не очень устраивало. Я посоветовал автору поискать другое название, и он обиделся на меня. “Как так, вы ничего не понимаете…”, –  его голос дрожал, когда он говорил эти слова. Книга называлась “Солдат-еврей из Крыжополя”. Я понял: если скажу, что название его местечка неблагозвучно, обрету врага на всю жизнь.

Остается только добавить, что сам автор живет вдалеке от родного Крыжополя – в Германии.