В январе 2018 года исполняется 125 лет со дня рождения талантливого еврейского поэта, писателя, драматурга и композитора Эли (Ильи) Яковлевича Савиковского.
О нём редко вспоминают. Эля был скромный человек, никогда не лез в первые ряды, не пользовался знакомствами, не стремился лишний раз напомнить о себе.
Между тем, он был по-настоящему творческий человек. Писал стихи, пьесы, сочинял песни не для того, чтобы заработать на кусок хлеба, просто без этого не мог жить.
Еврейский писатель Гирш Релес хорошо знал Эли Яковлевича. В конце сороковых годов в Минске оставалось всего два еврейских писателя: Релес и Савиковский. И волей судьбы, и по обоюдному желанию они часто встречались в парке на «заветной» лавочке. Вспоминали, обсуждали, им было о чём поговорить. И после смерти Эли Яковлевича, по просьбе его детей, Гирш Релес готовил публикации о друге, разбирал литературное наследие писателя для сдачи его в архив.
В очерке «Эля Савиковский», который был опубликован в журнале «Мишпоха» (№17), а потом и в книге Гирша Релеса «Еврейские советские писатели Белоруссии», написано:
«В начале 20-х годов, когда в Советской Белоруссии выходила еврейская газета «Дер Векер» («Будильник») и журнал «Штерн» («Звезда»), очень активными стали поэты Эля Савиковский и Моисей Юдовин, прозаики Иосиф Рабин, который приехал из Вильно, и Цодек Долгопольский, литературные критики Шмуель Агурский и Ури Финкель.
Эля Савиковский считался одним из самых талантливых поэтов. В 1923 году вышла книга его стихов «Фарместунг» («Состязание»).
Молодой поэт вырос в религиозной семье, много лет учился в иешиве, но с энтузиазмом встретил новую власть...»
Дочь Лия Эльевна Савиковская написала биографию отца. Это самый объективный документ, рассказывающий о жизни Эли Яковлевича.
«Эля Савиковский родился в 1893 году в местечке Полонка Барановичского уезда Гродненской губернии. Его отец Яков был бухгалтером и научил бухгалтерии сына. Мать была из состоятельной семьи.
Яков вложил приданое жены в предприятие, которое вскоре обанкротилось. Семья осталась без средств к существованию. В семье было уже шестеро детей: Арон, Эля, Гирш, Этка, Кусиил, Пешка. Семья бедствовала. Не было возможности учить Элю в гимназии. Он окончил только начальную школу.
Обладая блестящими способностями, Эля по учебникам самостоятельно изучил иврит, немецкий, которым владел в совершенстве, знал хорошо латынь, немножко французский и итальянский.
1907 году Эля, или Илья как его часто называли дома, уехал в Варшаву, где жил у дальних родственников, давал уроки иврита».
В Варшаве Эля Савиковский сблизился с еврейским писателем Ицхок-Лейбушем Перецом и Нембергом.
«Но тут пришла беда. В 1913 году Эля тяжело заболел. С диагнозом прободная язва желудка, он ложится в платную клинику, где работал знаменитый в Варшаве хирург Савицкий. Савицкий советует ему лечь в народную больницу…» – пишет дочь Лия Эльевна.
Бесплатная операция в народной больнице прошла успешно, и Эля всю жизнь был благодарен хирургу Савицкому.
В 1913 году семья Савиковских перебирается в Барановичи. Туда же, после операции приезжает Эля. Он, как и его отец, работает бухгалтером. Оказалось, что эта работа из временной превратилась в вынужденную возможность прокормить себя и помочь семье.
Однако в 1915 году Эля опять уезжает и до 1918 года живёт в Вильно. В эти годы он занимается журналистикой и литературой.
Сын Эли Савиковского – Зиновий тоже писал биографию отца: «В Вильно Эля Савиковский был сотрудником журнала «Грининке боймелах» («Зелёные деревья»). В 1919 году Эля переехал в Минск. Работал в еврейской прессе заведующим отделом информации и секретарём газет «Штерн» («Звезда»), «Дер Векер» («Будильник»), «Октябрь», «Коммуна».
В 1923 году вышел его сборник стихов «Фарместениш» («Состязание»). В 1928 году был напечатан сборник песен (слова и музыка Э. Савиковского) «Для молодых певцов» (29 песен).
В 1929 году вышла пьеса «Эрдлинг» («Земля»). А в 1934 году – детская пьеса «Папирене тойбун» («Бумажные голуби»)».
В 1920 году Эля женится на Гинде Эпштейн, дочери работника лесного хозяйства. Гинда окончила гимназию и фельдшерско-акушерскую школу. Правда, фельдшером никогда не работала, до замужества служила секретарём.
После женитьбы Эля живёт с родителями жены и её сестрой. В 1930 году он поступает в консерваторию на композиторское отделение. С Элей вместе учились известные белорусские композиторы Аладов, Богатырёв, Ефимов. Анатолий Васильевич Богатырёв не раз говорил внучке Эли – Софии, когда она училась в консерватории, о таланте дедушки.
Однако вскоре Эли Яковлевичу пришлось оставить учёбу уйти из-за необходимости содержать семью. К этому времени у него подрастали двое детей. Сын Зяма, родившийся в 1921 году, и дочь Лия – 1927 года рождения.
В тридцатые годы Гинда почувствовала в самой атмосфере страны, что-то неладное. Она была прозорливым человеком. И настояла, чтобы Эля ушёл из редакции. Впоследствии он скажет: «Гинда спасла мне жизнь!». Когда шли повальные репрессии, Эли не тронули.
В 30-е и в конце 40-х – начале 50-х, Эля Савиковский не стремился к публикациям. Но только ли страх останавливал его? Гирш Релес вспоминает, что Савиковский всегда очень щепетильно подходил к публикациям, помногу, раз переделывал свои произведения, был чрезвычайно требовательным к самому себе. Из очерка Гирша Релеса о друге:
«Когда Изи Харик, главный редактор журнала “Штерн”, просил у Савиковского стихи для журнала, тот отвечал:
– Со временем я принесу их.
А когда Савиковскому советовали:
– Гвалт! Почему вы не приносите в “Штерн” ваши стихи? Харик их обязательно опубликует.
На это он отвечал:
– Вот поэтому я их не приношу. Харик же не сможет мне отказать, даже если стихи будут слабые. Не хочу я использовать такие возможности…»
Гинда умерла молодой от рака. Это случилось в годы войны, 23 марта 1943 года, в Магнитогорске, где семья была в эвакуации. Эля посвятил жене прекрасное стихотворение «Твоей светлой памяти».
Я хочу излить сердце
На молчаливый лист бумаги.
Написать тебе, как пасмурна моя жизнь,
Как черно без тебя.
Но моё письмо уже не дойдёт.
Грусть изгоняет меня из дома.
Я иду и вижу: ты стоишь худая и бледна
У твоей могилы, тёмной ямы,
Ты смотришь на звёзды, как на родню.
Послушай, какие тайны они тебе рассказывают.
Ты говоришь: звёздочки расскажите мне о том,
Что слышно у меня дома,
Что делают мои дорогие дети,
Не простыла ли моя дочка, упаси Б-г?
Начинает дуть мягкий ветер,
Луна плотно закутана.
Я слышу твой напев,
Сплетённый со вздохами.
Ты поёшь так сердечно
И не смотришь на меня:
«Красивая Гинда лежит в саду
Дождь падает на неё
И она теряет красоту –
Не так красоту, как краски».
– Дорогой Эля, жизнь моя,
Если бы я не умерла,
Не оделась навсегда в чёрное,
Ты бы забрал меня
Назад в родной край,
Но теперь я останусь здесь
В уральской степи.
***
Вдруг сразу всё стихло.
Я остаюсь угнетённый и замученный
Я несу в сердце раны
Суровой утраты, которую пережил.
1943 г.
Подстрочник на русском языке к стихотворению – Вольфа Рубинчика.
Ещё одно стихотворение Эли Савиковского, посвящённое Гинде, «Шептался лес с полем», было опубликовано на идише в журнале «Советише Геймланд» в 70-е годы.
В Минске живёт внучка Эли Яковлевича – София Зиновьевна Савиковская. Мы попросили её рассказывать о дедушке, о том, как он жил и работал. Понятно, что детские воспоминания не могут передать все нюансы. Что-то с годами домысливается. И всё же это рассказы о самых близких людях, это семейные истории.
– Я родилась в 1947 году, мой брат Женя – в 1948. Дедушка написал мне с Женей на русском языке две колыбельных песни: и стихи, и музыку к ним.
Эта «Колыбельная» посвящена мне.
Спи, дитя моё родное,
Баю, баюшки, баю.
Время позднее, ночное.
Тише, тише, ни гу-гу.
Спят уж все. Луне не спится.
Ходит, бродит, сторожит.
Спит уж солнышко-сестрица,
Спите, детки, – говорю.
Сладко спи, дитя, счастливо.
Мир, покой и тишина.
Ты вот вырастешь на диво.
Бережёт тебя страна.
Спит малютка, тише, тише.
Ты, собаченька, не лай.
Ходит кошечка по крыше.
Баю, баю, баю, бай.
Вторая «Колыбельная» написана для Жени, который родился в мае.
Спи, мой ребёнок маленький.
Баю, баю, бай, бай.
Ты мой цветочек аленький,
Спи ты мой милый май.
Тише, не мяукай кошечка,
Собаченька, не лай!
Сомкни ты глазки-вишеньки.
Баю, баю, бай, бай.
Баю, баю, баю, баю,
Баю, баю, бай, бай.
С дедушкой мы жили в одной квартире, которую он получил в год моего рождения в мае 1947, как главный бухгалтер «Главминстроя». Дом, в который мы переехали из однокомнатной квартиры, был в те годы знаменит. С нами в одном подъезде жил писатель Анатоль Астрэйка с семьёй. В других подъездах жили белорусские писатели Микола Татур, Антон Белевич, Народная артистка Белорусской ССР Рита Млодек и другие известные люди.
Дедушка работал главным бухгалтером в «Главминстрое» ещё до войны. В годы войны семья была в эвакуации. А после освобождения Минска дедушку вызвали в «Главминстрой» из Магнитогорска. Организация, в которой работал Эли Савиковский, участвовал в строительстве проспекта Независимости, оперного театра и других важных исторических памятников столицы Беларуси.
Мои первые воспоминания о дедушке примерно с трёх лет. Он любил слушать, как я и Женя поём. Мы – двухлетний Женя, я – трёхлетняя, становились на табуретки и пели. Нас слушали дедушка, мама и папа, Лиля – сестра папы, которая жила с нами.
Домашние концерты часто звучали у нас в квартире. Мама – Рива Сосланд замечательно пела, папа играл на скрипке. Вся семья была очень музыкальная. И это передавалось из поколения в поколение.
Меня начали учить музыке в пять лет, Женю – в шесть.
Дедушка очень радовался нашим успехам – моим на фортепиано, а Жени – на скрипке. Дедушка отвёл моего папу, Зиновия Ильича – Зяму в Первую музыкальную школу учиться игре на скрипке.
…По вечерам Эля Яковлевич слушал старенький приёмник, у которого был проигрыватель. И мы вместе с дедушкой слушали пластинки: еврейские, советские песни, арии из опер.
Помню, я сидела у дедушки на коленях, и он рассказывал мне об удивительной стране Израиль, о выходе евреев из Египта…
В пятидесятых годах мы с дедушкой ездили на дачу, и там я с ним сочинила песню.
Бежит коник по дороге, а в санях сидит Анютка:
«Ветер, ветер очень строгий! Успокойся на минутку!»
Ветер, ветер, ты не вей, ты Анютку пожалей!
Аня ветра так боится. Она может простудиться!
А на лыжах по дороге мчится быстро так Мишутка:
«Ветер, ветер! Ты не строгий! Расскажи мне прибаутку!»
Ветер-ветер, вей, вей, вей! Ты Мишутку не жалей!
Миша ветра не боится. Он не может простудиться!
Я и сейчас помню эту мелодию.
Когда папа Зяма уехал по путёвке на турбазу в Эстонию, дедушка посылал ему открытки и писал, как мы занимаемся музыкой. Даже выдавал справки о занятиях со своей подписью. У меня сохранились копии.
Когда мне было пять лет, дедушка во второй раз женился на Марии Марковне Савиковской – Мане. Их познакомила моя мама. Маня была вдовой. Простая женщина. Добрая, умная, хорошая хозяйка. Из Витебска. Умерла в Израиле, где позже жила с семьёй дочери. Маня хорошо за ним ухаживала, очень вкусно варила и пекла.
Перед едой дедушка всегда молился, был в шапке с козырьком.
Я к ним часто заходила в комнату и смотрела. А дедушка говорил Мане: «Гиб а кук!». (посмотри – идиш). И Маня угощала меня сладкой булочкой.
Эля Савиковский постоянно творчески работал: сочинял мелодии и стихи. Он садился за трофейное немецкое пианино, которое ему выдали в Союзе композиторов, и сочинял мелодии.
Стихи он писал на бухгалтерских бланках, в старых блокнотах и тетрадях, на старых листах нотной бумаги. Свои рукописи дедушка складывал в потёртый чёрный кожаный портфель или в старенький чемодан.
Эля Савиковский посвятил много произведений скрипке. Он очень любил этот инструмент. В 50-е годы он написал «Элегию» и «Играй, скрипка, и плачь» (песню бродяги). Это песня-плачь написана в форме декламации, выразительного речитатива.
Играй, скрипочка, и плачь!
Пой, гармоник, пой!
На коне лечу я вскачь!
Я для всех чужой.
Как медведь, в берлоге сплю.
Я в лесу один.
Словно веточка, живу.
Вечер приютил.
Кто дрожит, пусть не идёт.
Острый камень я.
Словно мельница зовёт
И крутит меня.
Сердце, освети мне путь!
Скрипочка, не плачь!
Heira, heira! Там – тарарам!
Так лечу я вскачь!
(Транскрипция на идише и подстрочник Г. Релеса. Стихотворное переложение С. Савиковской).
Зиновий Ильич Савиковский писал: «С малых лет я слышал его стихотворения, песни, и в результате, благодаря музыкальной обстановке в семье, я начал заниматься игрой на скрипке. Любовь к музыке по эстафете перешла от отца ко мне, моим детям, моим внукам».
Эля Яковлевич писал на идише, иврите, немного на русском языке. Но родным для него был идиш. Это стихотворение поэт посвятил родному языку.
Я люблю с пером в руках стоять на вахте,
Думать обо всём, что творю.
Я люблю наш язык, наш золотой язык,
Красивый, светлый, сердечный идиш.
В страшное время, когда изверги разорили весь мир,
Когда казалось, что земля уничтожена и небеса разверзлись,
Я всё равно любовался своим языком
И боролся за него своими стихами.
В тяжкие дни, когда потоки крови залили землю,
И когда думалось, что луна и звёзды скоро погаснут,
Я на Урале, вдали от дома, о котором очень тосковал,
Думал о тебе, мой родной язык.
Идиш – моя любовь, моя жизнь, моя надежда.
Идиш – моя гордость, мой путь к достижениям.
Давайте петь, надеяться.
Давайте ковать золотую цепь.
(Подстрочный перевод на русский язык сделал Семён Лиокумович).
Безусловно, подстрочник не может передать красоту стихотворной строки. Стихотворения родилось по возвращению из эвакуации в Белоруссию. Эли Савиковскому хотелось верить, что даже те немногие, оставшиеся в живых, возродят прежнюю жизнь. Но реальность была гораздо печальнее. Идиш угасал, безо всяких надежд на возрождение. Эли Яковлевич понимал неизбежность происходящего и болезненно воспринимал это. Ни дети, ни внуки не говорили на родном языке писателя.
София Савиковская рассказывает: «Дедушка с нами, внуками говорил по-русски. Мы с братом не знаем идиш, только кое-что понимаем. Даже сын и дочь Эли не знали идиша, только тоже что-то понимали. Они разговаривали всегда по-русски.
С бабушкой Гиндой Эля Савиковский, наверное, разговаривал по-русски. В семье брата Гинды – Наума Эпштейна говорили по-русски. Её старшая сестра Лиза и дочь Роза разговаривали по-русски.
Со второй женой Маней дедушка говорил на идиш. На идиш дедушка говорил и с нашей мамой Ривой Сосланд, которая до шести лет или даже позже вообще не знала русского языка (позже прекрасно его изучила). Мама читала нам дедушкины стихи на идиш».
Рива Сосланд была героической женщиной, вырвавшейся из Минского гетто, воевавшей в партизанском отряде. И в самые чёрные годы сталинского антисемитизма, когда некоторые люди старались забыть, кто они, впадали в панический страх при звуках родного языка, она читала детям стихи на идиш. Ни дочь, ни сын не понимали большинство слов, но заворожено слушали мамин голос.
У Софии Савиковской хранится письмо, которое Эли Яковлевич написал Риве 4 апреля 1944 года из Магнитогорска.
«Письмо Эли Савиковского будущей жене сына Зямы – Риве Сосланд.
Уважаемая Рива Сосланд!
Прочитав немногочисленные строки Вашего письма к сыну Зяме о том, как Вы вырвались из Минского гетто, примкнули к партизанам и вышли на широкий путь жизни, я решил написать Вам пару слов. Вашей смелостью, целеустремленностью и сильной жаждой жизни Вы вписали красочную страницу в Вашу скромную автобиографию дочери многострадального народа, свободолюбивой девушки, граждански Советского Союза. Вы, смотревшая смерти в лицо, с местью, гордо плюнули гитлеровским палачам-извергам.
Я живу, и буду жить, и перешагну через трупы подлых мракобесов и обер-бандитов. К сожалению, не все встали на ваш доблестный путь и погибли от варварских рук невиданных в истории палачей, в том числе, видно, и мои родные. Вы боролись за жизнь, за светлое будущее и вышли победительницей…»
В семье Эли Яковлевича было много книг на идиш: произведения еврейских писателей, книги по истории, музыке, словари, учебники. Хранились пластинки с песнями на идиш.
Недавно София Савиковская сдала в Музей Минского общинного центра несколько книг из этой библиотеки, а также пластинки.
Савиковские всегда были гостеприимными людьми. Зиновий Ильич вспоминает: «У нас часто дома и до войны, и после бывали известные писатели, поэты, артисты еврейского театра. После войны у нас неоднократно бывали Айзик Платнер, Мендл Лившиц, Гирш Релес, Цодик Долгопольский, Друкер и другие».
С ними Эли Яковлевич, конечно, говорил на идише. Это была отдушина. Но разговоры времён «беспачпортных бродяг» и «безродных космополитов» велись тихо и слышны были только в стенах комнаты.
В середине пятидесятых годов, когда в воздухе повеяло «оттепелью», Эля Яковлевич опубликовал на идиш в польской газете «Фолксштиме» («Народный голос», 1956 год, № 181) стихотворение «Октябрь».
В 50-е годы большое место в творчестве Эли Савиковского занимают песни о войне.
«В моём доме разруха и руины», «Рувелэ – партизан», «Выгони из памяти», «Слушайте, евреи, мою песню». К двум последним София Савиковская написала собственные тексты, так как в копиях рукописей текст был не виден. Они написаны в речитативном характере, который передаёт размышление и боль Савиковского.
Он пишет на идиш новые песни о мире, труде, природе, любви: «Кузнец», «Пташечка, пташечка», мелодию и текст кантаты «Фиделе» (скрипочка – пер. с идиша) и многое другое.
Одна из красивейших мелодий талантливого мелодиста Эли Савиковского – в песне «Слово – серебро, молчание – золото»
Сладкое слово блестит серебром.
Но помолчим, молчание – золото.
Слышишь в молчании ты моё сердце.
И ты моё золото.
Я люблю,
Я люблю тебя!
Вечер проходит. Так, где же ты, где ты?
Время бежит, летит час за часом.
Нет тебя рядом, я, молча, страдаю.
Приди поскорее.
Как я люблю тебя,
Как я люблю тебя!
Что же мне делать, скажи, дорогая.
Взглядом, улыбкой, как солнышко ласковой
Ты прикоснись ко мне. И пусть твоё сердце
Забьётся вместе с моим навсегда.
Как я люблю тебя!
Как я люблю тебя!
(транскрипция и подстрочник Г. Релеса. Стихотворный текст С. Савиковской ).
Эта песня тоже посвящена Гинде Савиковской.
Эля Яковлевич писал и на иврите, который хорошо знал. Но об этом не рассказывал даже друзьям-писателям. Иврит считался языком «вражеским» и за подобное писательство в сталинские времена можно было получить срок. Даже Гирш Релес узнал об этом от внучки писателя уже в перестроечное время. Тогда же он сказал, что этого наследия «…хватит на добротный поэтический двухтомник. Учитывая силу таланта Савиковского, его взыскательное отношение к своему творчеству, тонкое знание языка, можно с большой долей уверенности сказать, что в случае издания его стихов на иврите, читателей ждёт знакомство с высокой поэзией».
В семье живо интересовались всем, что происходит в Израиле.
Вспоминает София Савиковская: «Я часто видела, как дедушка слушает приёмник. По вечерам. Приёмник стоял в углу комнаты. Справа – табуретка, слева – стул. Дедушка садился на табуретку. Прильнёт к приёмнику и, сквозь шум глушителей, слушает зарубежные станции. И, конечно, Израиль. Хорошо, что у нас были толстые стены. Дедушка думал об Израиле. Но тогда, в пятидесятые годы, уехать было невозможно.
Из еврейских праздников мы всегда отмечали Пасху (Песах). Покупали мацу. Отмечали и другие еврейские праздники: Хануку, Рош Хашана и другие. Дедушка постился на Йом-Кипур.
Дочь Эли – Лия работала экономистом в ЦСУ Беларуси. Приходила домой уставшая и рассказывала нам, как прошёл день. Она изучала английский язык и иврит, хотела уехать в Израиль…
В Израиле жила сестра Эли – Этка. Уехала туда ещё в довоенное время. Все связи были прерваны. Не так давно Леонид Аронович Савиковский (дядя Лёня) нашёл внуков и правнуков Этки в Израиле».
Как же сложилась судьба остальных братьев и сестёр Эли Яковлевича?
Сестра Пешка погибла в Барановичском гетто. Брат Арон с женой погибли в Минском гетто. Брат Кусиел умер в 1923 году.
Брат Гирш, 1897 года рождения, артиллерист, подполковник, прошёл всю войну, начиная с битвы за Москву, трагедии 50-й армии (штаб которой вместе с командующим он сумел вывести из окружения к переправе, за что и получил уже в 1944 г. орден Отечественной войны), закончил войну, преподавателем артиллерии в Школе командиров под Москвой.
После войны стал мастером спорта по шахматам (по переписке). Любил играть с Эли в шахматы.
Вольф Рубинчик с Александром Астраухом издали две небольших книжки стихов Эли Савиковского на идише и на иврите в 2008 – 2009 годах. В. Рубинчик сделал к стихам подстрочники на белорусском языке. Он также сделал очень поэтичные подстрочники на русском языке к некоторым стихотворениям из сборника «Фарместениш» («Состязание») и ко всем стихотворениям сборника «Для молодых певцов». А также к стихотворению «Россия».
В 70-е годы Зиновий Савиковский встретился с Гиршем Релесом, и они вместе начали изучать архив Эли Яковлевича. Подготовили подборку стихов для журнала «Советиш Геймланд» и рукописи для сдачи в архив.
Вспоминает София Зиновьевна Савиковская: «Все эти годы мы с папой часто исполняли дедушкины произведения на концертах Минского общественного объединения еврейской культуры имени Изи Харика.
В 1993 году отмечалось 100-летие со дня рождения Эли Савиковского. Мама и папа болели, и мы с трудом определили дату проведения. Вечер состоялся в феврале 1993 года в библиотеке имени Янки Купалы.
Выступали Релес Григорий, Каплан Матвей, Левина Алла, Гофман Вера, Женеховский Абрам, Лившиц Израиль, Яхнина Ирина, Свирновский Моисей, Савиковский Зиновий, Савиковская София.
Папа играл на скрипке, я аккомпанировала, пела Вера Гофман. Прозвучало восемь дедушкиных песен и много других произведений Эли Савиковского.
На русском языке у Эли Савиковского есть два прекрасных романса «Весна» и «Грёзы плывут», к которым я написала аккомпанементы и которые исполнила артистка театра оперетты Людмила Дубровская.
У Эли Яковлевича была дружная, творческая семья. Сын Зиновий Ильич – инвалид войны. Учился в Магнитогорском педагогическом институте и музыкальном училище. Играл в симфоническом оркестре. Продолжил учебу в Московском и Минском университетах. Больше тридцати лет работал в средней школе №4 Минска учителем математики.
Жена Зиновия Ильича – Рива Сосланд после партизанского отряда, где она была медсестрой, училась в Ташкентском медицинском институте. Днём занималсь, а ночью таскала тяжёлые брёвна на заводе, чтобы заработать на хлеб. Зиновий Ильич, как мог, помогал. Продавал свой паёк инвалида войны, а деньги отправлял Риве. После блестящего окончания Минского медицинского института, куда Рива перевелась из Ташкента, долго не могла найти работу. Наконец устроилась Минском кожвендиспансере. В 30 лет тяжело заболела – микроинсульт. Сказалось гетто. В 1969 году случилась беда: произошёл тяжёлый инсульт. Ей было всего 47 лет. Парализовало правую половину тела.
10 января 1999 года Ривы Сосланд не стало. 14 ноября 2000 года ушёл из жизни Зиновий Савиковский.
Евгений учился в Ленинградской специализированной школе-десятилетке. Закончил консерваторию. Живёт во Франции. Солист симфонического оркестра.
«Я с 1965 по 1970 год занималась в Белгоконсерватории, окончила с отличием, – рассказывает София Зиновьевна. – Работала в методкабинете при Белгоконсерватории, в Мозырском музыкальном училище. С 1975 по 2010 год – в музыкальных школах Минска. У меня были сольные концерты и концерты в ансамблях».
Закончить рассказ о талантливом еврейском поэте, драматурге и композиторе я хочу строчками из стихов к его песни «Фрейлехс» («Веселье»).
Пришёл новый день –
Чистый, краснощёкий.
Не грусти, мой друг,
Счастье улыбнется.
Убери свои печали,
Положи их в мешок,
Завяжи узлом
И унеси подальше в поле.
Предай огню, преврати их в пепел.
А зимой брось их в полынью,
В речку, которая замерзла.
Руки после этого омой
Водой холодной
Или морозным снегом,
Как будто нечисть ты держал.
А после этого сплюнь три раза
И иди.
Иди без печали,
Светло и уютно
Станет тебе в конце пути.
Оптимизм, сила духа и вера в лучшее будущее помогло этим людям не только выжить в трудные годы, но и заниматься творчеством: мечтать, сочинять, писать…
Аркадий ШУЛЬМАН