Поиск по сайту журнала:

 

Регина и Ференц. Бобруйск, 1936 г.К сожалению, со временем незаслуженно забываются многие имена людей по-настоящему творческих, интересных. И трудно предугадать какое имя всплывёт в памяти у потомков, а какое канет в бездну времени.

Романы Владимира Ротта изданы на трёх языках: русском, венгерском и английском.

 

Биография писателя и сама могла бы стать сюжетом для «закрученного» романа. Родился в 1935 году в Бобруйске в семье выходцев из Венгрии, которые в начале 30-х переехали в Советский Союз, чтобы участвовать в строительстве социалистической страны. Отец – талантливый инженер Ференц Ротт – сконструировал гайку Ротта, которая используется при соединении пожарных рукавов. Как и полагалось по сюжетам того времени, вскоре его объявили «врагом народа» и отправили строить новое общество в колымские лагеря.

Мама, плохо знавшая русский язык, пережила ужасы Холокоста, одна поднимала детей. После войны семья переехала в Сибирь, чтобы быть ближе к отцу. Она не знала, что Ференца Ротта уже не было в живых.

Владимир окончил институт, стал успешным инженером, начальником цеха Волжского автомобильного завода. В 1974 году он встретился со своими родственниками, которые бежали в годы войны из Венгрии в Канаду и город Торонто. Во время одной из поездок за рубеж Владимир принимает решение остаться в Канаде.

Через год туда же приехала и его жена и дети.

Пожалуй, самые трудный маршрут совершили письма отца, написанные в колымской тюрьме. Вначале их нелегально переправили в Венгрию, оттуда в Австрию и наконец, в Канаду. Александр Солженицын приветствовал телеграммой это событие. Письма отца послужили основой для литературных произведений Владимира. Они вдохновили его на написание нескольких книг, начиная с романа «Письма моего отца из сибирской тюрьмы». Это произведение вошло в учебную программу венгерских школ.

Все произведения Владимира Ротта так или иначе автобиографичны. В двухтомнике «Наперекор судьбы» – венгерская деревня начала 20 века, оккупированный фашистами Бобруйск, строительство Волжского автомобильного завода в Тольятти, история бегства в Канаду.

Пожалуй, особняком стоит роман – «Станция Мысовая». Эта книга о семье жены Владимира – Ии Ярославской-Гутерман. В ней рассказывается о жизни сибирских евреев, о тех сложностях и невзгодах, которые им пришлось пережить.

Несмотря на почтенный возраст Владимир Ротт – энергичный человек, которому до всего есть дело.

Он помогает восстанавливать старое еврейское кладбище в маленьком сибирском городке – в память о семье его жены.

Построил Мемориал в венгерской деревне, в память о 32 родственниках – членах семьи Спилбергеров, погибших в Освенциме. Проект Мемориала создал сын Владимира – Шандор.

В начале 2010-х годов Владимир с женой были в Бобруйске. Встретились с друзьями детства, с учителем физики Николаем Николаевичем Вдовиным, которому тогда исполнилось 100 лет.

И всюду были трогательные беседы, воспоминания. Некоторые воспоминания Владимира Ротта, рассказанные им тогда, есть в статье Александра Казака, опубликованной в газете «Бабруйскае жыцце». С разрешения автора мы процитируем их.

… Мы переехали из Венгрии и привезли с собой всё:  перины, 16-литровое ведро, кофемолку, орехомолку… В 1938 году отца арестовали и осудили. Когда ещё через три года началась война и в Бобруйск пришли немцы, детство моё кончилось, его просто не стало…

…В первые дни немцы никого не трогали, они просто заставили всех зарегистрироваться. И люди доверчиво зарегистрировались. А потом из них немцы педантично отобрали евреев и отправили в гетто.

…Вместо мамы на регистрацию сходила соседка Люба.

…Я часто вспоминаю, как нам помогали бобруйчане, все белорусские люди. До войны соседи сушили для нас картошку, морковку, чтобы мы послали отцу.

…В войну мама грузила доски на комбинате. Рукавиц не было, работала до мозолей и ссадин. Я в свои шесть лет вынимал из маминых рук занозы.

… Маму звали Региной или Ризой, она по-немецки так же хорошо говорила, как и по-венгерски, а русского не знала. Соседи называли её «мадам Роттиха».

…Базар немцы огородили высоким забором и сделали двое ворот. Нередко их запирали и хватали людей, чтобы увезти в Германию. Здесь же, на базаре, вешали партизан и воров.

... Мы все были уличными мальчишками. И первое, что выучили: «Пан, гиброт» – «Господин, дай хлеба». Эх, и богатые же были у немцев мусорки! Мы там находили, бывало, целое ведро квашеной капусты, потому что сверху она заплесневела. Или корки от апельсинов.

…В войну я научился паять кастрюли, ремонтировать патефоны. Это мне пригодилось потом…

…Когда вернулась советская власть, мы снова стали семьей «врага народа». Только в 1956 году отец был реабилитирован посмертно…

В воспоминаниях Владимира Ротта прорывалась и горечь, и обида, но он несколько раз повторил фразу: «Учили нас хорошо, – и ещё добавил:  – Я каждый день по пять раз говорю всем, что я из Бобруйска».

Редакция сайта благодарит за помощь в написании статьи Александра Коготько (Бобруйск).

Регина и Ференц. Бобруйск, 1936 г. Единственая фотография Владимира с отцом. Бобруйск, 1936 г. Братья Ротт. Бобруйск, 1953 г. Встреча с друзьями детсва в Бобруйске в 1959 г. Владимир Малишевский, Тамара Хорошун, Владимир Ротт. Семья Ротт. Торонто, 2018 г.