Мой отец был военным, и этим объясняется география рождения его детей. Дочь Дина родилась в Монголии, я – в Приморском крае, недалеко от Владивостока, Рафаил – в Ленинграде.

Что мне запомнилось из раннего детства?

Как ни странно, день смерти Сталина. Начало марта – яркий, весенний, теплый, солнечный день.

Помню своих дедушку и бабушку – папиных родителей, они жили в нескольких трамвайных остановках от нас. Были у нас еще родные по маме и по отцу, но в то время я к этому относился без особого интереса. Да никто и не стремился мне рассказывать о них. Родители этих тем старались избегать. Как я теперь понимаю, это были опасные для нормальной жизни знания, их надо было скрывать, проще было не знать и не передавать их детям. Переписка с родными, многие из которых были в то время за границей, могла стать причиной увольнения с работы и даже обернуться лишением свободы.

Жизнь послевоенного поколения шла своим чередом: школа, техникум, армия, работа, учеба в институте, семья и дети.

…Наконец-то настало время, когда никто не препятствует общению с родными людьми, живущими по всему миру. Однако многих уже нет в живых, а их дети говорят на других языках, и это осложняет общение.

Вопрос о нашей родословной возник примерно лет десять назад у моего племянника Виталия. Он спросил деда: “Расскажи, откуда мы родом, кто наши родные, чем занимались, расскажи о себе и о бабушке”.

Мой отец с мамой стали вспоминать и составлять родословную.

Несколько лет назад я прочитал написанные ими воспоминания. С этого и начались мои занятия историей рода Шайкевичей.

Родословная семьи Шайкевичей очень тесно связана с родом Свердловых.

У моего прапрапрадеда Свердлова Гершона Шмуэлевича и его жены Хаи было восемнадцать сыновей. Даже в те времена такие многодетные семьи были редкостью. Семья была очень уважаемая, сыновья были красавцы и богатыри, и их, по-видимому, побаивались. Жили они в двух больших домах, пройти мимо этих домов было непросто, так как любимой игрой братьев были “Соловьи-разбойники“. Все в округе называли их Шмуленками.

Погромы, когда они случались, обходили эти дома стороной, со Шмуленками предпочитали не связываться даже отъявленные громилы. Сейчас я точно не могу сказать, где они жили. Но предполагаю, что в одном из местечек Витебской губернии, недалеко от Городка и Сиротино.

О моем прапрадеде Шмуэле Свердлове известно, что у него тоже было много детей.

К этому времени (приблизительно 1815-1820 гг.) относятся более детальные воспоминания о семье Шайкевичей.

Представители двух больших уважаемых семей часто находили общий язык и вступали в браки. И поэтому получалось: если жена Свердлова, то муж Шайкевич, а если парень был Шайкевич, то в жены он брал девушку из семьи Свердловых. Даже имена в этих семьях периодически повторялись: Гриша, Хая, Нина...

А уж объяснить, кто кому и кем приходился, и вовсе было сложно.

У прабабушки Нехамы Свердловой и прадеда Давида Лазаревича Шайкевича было трое детей: Хая, Нахман и Берл.

Старшая Хая вышла замуж за Гершона Свердлова.

Гершон родился в местечке Шумилино Витебской губернии. Был младшим ребенком в многодетной семье: “оторвался” от остальных детей на 18 лет. Старшая сестра, кормившая грудью своего сына, кормила и его, так как у матери уже не было молока. Женился Гершон в 20 лет на своей родной племяннице, которая была на шесть лет моложе его. Он – умный, доброжелательный, умел выслушать всех, не задавая лишних вопросов и не навязывая своего мнения.

Это была очень красивая пара. Они вырастили шестеро детей.

О сыне Давиде известно не много. Умер в 1930 году. О нем сегодня вспоминают благодаря его сыну Федору (Фае) Давидовичу Свердлову, который был профессором, преподавателем Московской артиллерийской академии им. Фрунзе. Он написал несколько книг о евреях-участниках войны. Федор Давидович умер в 2002 году в Москве.

Миша, сын Гершона, погиб в годы войны. Жил в Мариуполе. Не успел эвакуироваться, немцы внезапно взяли город десантом с моря. Фашисты расстреляли Мишу и всю его семью.

Сын Лева погиб на фронте.

Дочери: Игудея (Лея) пережила блокаду Ленинграда, Роза и Мира были в эвакуации в Алтайском крае с Гершоном и детьми.

Младший сын Нехамы и Давида Берл Давидович Шайкевич и его жена Тоня Хазанская жили в местечке Городок Витебской губернии. Владели небольшой продуктовой лавкой и большим фруктовым садом. Берл занимался выращиванием овощей и фруктов. В 1922 году он умер от дизентерии. Целый год его старшая дочь Гута ежедневно ходила в синагогу и читала кадиш – поминальную молитву по отцу. Обычно это делают мужчины, но в семье не было взрослых сыновей, и синагога дала разрешение на чтение кадиша старшей дочери.

У Тони и Берла было четверо детей: Гута, Бася, Доба и Давид.

Давид служил рядовым в армии. Погиб на фронте 14 ноября 1941 года. Гута была участником войны с Финляндией, военфельдшером, долго работала на севере.

В феврале-марте 1942 года Тоня вместе с дочерьми Басей и Добой были эвакуированы по льду Ладожского озера из блокадного Ленинграда вместе с семьей моего деда Нахмана и бабушки Зелды в Свердловскую область. Там они работали на заводе, выпускавшем оружие для фронта. Тоня Хазанская умерла в 1942 году. После окончания войны Бася и Доба вернулись в Ленинград.

Средний сын Нехамы и Давида – Нахман Давидович Шайкевич, мой дед – был женат на Зелде Янкелевне Федерман. Дед Нахман занимался сельским хозяйством, был одарен природным умом. Весь дом держался на его плечах. Много внимания он уделял семье и воспитанию детей. Был честным, совестливым, порядочным и практичным человеком, но совершенно безграмотным.

Бабушка Зелда была образованная, грамотная, умная, красивая. Она любила играть в карты, гадать. Знала заговоры, например, умела заговаривать такую болезнь, как рожа. Хорошо шила на швейной машинке. Но у нее был тяжелый характер. Плохо уживалась с соседями. И об этом все знали.

Зелда и Нахман поженились 3 июля 1908 года в Городке.

У них родилось четверо детей: Янкель (Яков), Давид, Лиза (Лея) и Нина (Нэхе).

В 1925 году Нахман со всей семьей поехал на работу в еврейскую сельскохозяйственную артель имени Энгайта. Она находилась в местечке Оболь, это в 30 километрах от Витебска. Председателем артели был Григорий Лившиц, членами правления – Слейма Гудкин, Гинзбург, Резник и другие. Артель владела хорошими лугами, посевными площадями и большим фруктовым садом. Было молочное стадо, подсобное хозяйство, своя маслобойка. Может быть, жизнь в еврейской сельскохозяйственной артели и наладилась бы, но пришло время обязательной коллективизации. Она ломала все прежние устои. Дедушка со всей семьей вернулся в Городок, а вскоре уехал в Ленинград.

Дальнейшая жизнь дедушки связана с Ленинградом. Старший сын Янкель увлекался спортом, показывал в молодости хорошие результаты в легкой атлетике и участвовал в чемпионатах страны. Он проработал более 50 лет учителем физкультуры в школе.

Дочь Нина окончила техникум киномехаников и почти всю жизнь проработала на киностудии „Ленфильм“.

Судьба другой дочери – Лизы – оказалась трагична, она умерла в 27 лет.

Cемью Зелды и Нахмана во время войны эвакуировали из блокадного города. После окончания войны все вернулись в Ленинград.

Нахман умер в 1955 году, Зелда пережила его на одиннадцать лет. Похоронены на Преображенском еврейском кладбище Санкт-Петербурга.

Мой отец Давид Наумович Шайкевич родился 13 февраля 1915 года – в еврейский праздник Пурим, в Городке. Здесь окончил 4 класса и с таким образованием уехал в мае 1930 года в Ленинград.

Фабрично-заводское училище, рабфак, зенитное училище... С 1939 года служил офицером Красной Армии в Монголии на Ханхин-голе. Участвовал в боях против Японии в 1939 и 1945 годах.

В 1940 году Давид прибыл в отпуск в Ленинград к родителям. На ужин к ним приехала племянница деда Нахмана – Лея. Она дала ему адрес Стеры Свердловой.

По возвращении в Монголию Давид написал Стере письмо, и они стали переписываться.

В 1941 году он опять приехал в отпуск в Ленинград. И, естественно, отправился в деревню Улит-Новинка, где работала Стера. Это была их первая встреча после годичной переписки. Стера снимала квартиру у председателя колхоза. Друзья по работе быстро собрали еду, накрыли большой круглый стол, и отметили встречу. А через два дня Стера пришла из школы и с Давидом отправилась в сельсовет, где и зарегистрировали брак.

В первой половине июня 1941 года Стера, не дождавшись специальных пропусков, разрешавших жить в приграничной зоне, поездом уехала к Давиду на Дальний Восток. Сообщение о начале войны застало ее в пути. Давид встретил жену в Манчжурии…

С тех пор они живут неразлучно.

Местечко Сиротино – место рождения моей мамы Стеры Гиршевны Свердловой. Здесь прошли ее детство и юность.

Стера жила с мамой Ривой Завиловной Свердловой и папой Хаимом-Смулом-Гирсом Юдовичем Свердловым.

После окончания 4 классов еврейской школы Стера училась в школах Шумилино и Витебска, получила среднее образование и уехала в Ленинград. Она поступила в педагогический институт имени Герцена на годичные курсы факультета математики и физики…

После окончания войны Давид и Стера поехали в Сиротино. Рано утром их встретила довоенная соседка. Она рассказала о страшных ноябрьских днях 1941 года, когда фашисты и полицаи расстреляли евреев местечка. В эти дни погибли родители Стеры. Они похоронены в братской могиле недалеко от Сиротина. Кроме фундамента от их дома больше они ничего не нашли.

Мои родители походили по местечку и… уехали.

В пустыне Гоби они жили в землянках, которые строили из камыша. Служить было очень тяжело.

В 1947 году Давид получил назначение в Ленинград в военный институт физической культуры и спорта им. В. И. Ленина на должность начальника вооружения института. Только тогда мои родители увидели, что такое нормальные условия жизни.

Давид до 1961 года служил в Советской Армии.

Когда отец стал составлять родословную Шайкевичей, его воспоминаний и знаний хватило, чтобы описать несколько поколений.

Мне захотелось составить более подробное генеалогическое древо, и я решил, что буду искать Шайкевичей по всему миру и, узнавая у них, откуда они родом, восполнять недостающие знания.

В моей картотеке Шайкевичей много интересных биографий, фактов. Надеюсь, что после этой публикации их количество существенно возрастет.

Рассказ о Шайкевичах я хочу начать с упоминания об известном еврейском писателе, его называют родоначальником бульварного романа в литературе на идиш, Шомере. Дело в том, что это псевдоним Нахум-Меира Шайкевича. Он родился в местечке Несвиж Минской губернии в 1849 году. К двадцати пяти годам молодой человек уже имел семью, но не имел средств к существованию. Только что он закончил писать первый роман на иврите “Жертва инквизиции”. С увесистой рукописью явился в Вильно к знаменитому книгоиздателю, писателю и филологу С. Финну. Но “Жертва...” не прошла цензуру, а Финн, оценив бойкость пера новоявленного беллетриста, предложил ему сменить язык и жанр. По заказу издателя Шайкевич написал за один день рассказ на идиш и получил первый гонорар – три рубля. Эти знаменитые три рубля попали потом в “Историю еврейской литературы” и в энциклопедию. Шомер легким стилем, увлекательными сюжетами, фантастическими и романтическими персонажами приохотил к чтению на идиш многие тысячи людей. В 1889 году Шомер уехал в Нью-Йорк и издает там еврейский юмористический еженедельник “Дер юдишер пак”, продолжал писать романы и пьесы и за следующее десятилетие довел их количество до сотни. Шомер остался легендой идишистской литературы.

Зимой 1906 года в Нью-Йорке умер Нахум-Меир Шайкевич, почтенный отец семейства, он же Шомер, сочинявший романы на идиш.

Иногда людей, носящих одну фамилию, разделяет так много, что, порой, кажется: они из разных миров.

Анатолий Ефимович Шайкевич (1879–1947 гг.) был сыном миллионера – крупного заводчика и банкира, председателя Русского общества всеобщей кампании электричества и Санкт-Петербургского коммерческого банка.

Анатолий Ефимович состоял членом правления целого ряда золотопромышленных, горнорудных и нефтяных обществ. Интересовался живописью, музыкой, балетом, был библиофилом, коллекционером, меценатом. Выступал как балетный и художественный критик, либреттист.

„Красивый, элегантный, умный, он окончил два факультета и посвятил жизнь приятному времяпрепровождению. Человек большой культуры, эстет, философ, друг Волынского и Бердяева, тонкий знаток искусства, он был блестящим собеседником, эгоистом и игроком“, – писала о нем в своих воспоминаниях балерина Нина Тихонова.

Анатолий Шайкевич интересовался разными вещами, но понемногу, не превращая хобби в профессию. Он был музыкантом-виолончелистом, играл на рояле, занимался оккультизмом и магией, был знатоком вин, гастрономом...

В 1918 году он эмигрировал. В эмиграции Анатолий Шайкевич, конечно, не бедствовал, сотрудничал с балетмейстером Б. Г. Романовым, создавшим в Берлине „Русский романтический театр“, изредка писал в театральных и музыкальных журналах, но о роскоши и изысканности петербургской жизни оставалось только вспоминать, что Шайкевич и собирался сделать в своей незаконченной книге „Мост Вздохов через Неву“, соединив в названии два самых близких его сердцу места на земле: Венецию и Петербург...

В Алма-Ате вышла книга еще одной моей однофамилицы Тамары Шайкевич «Были 20 века».

Вспоминая о своей семье, она пишет:

«...Дедушка Давид Шайкевич был кассиром в лесничестве. Я его никогда не видела. Знаю, что дедушку убили грабители по дороге из Минска в местечко Старые Дороги, забрали деньги, которые он вез для зарплаты сотрудникам. Бабушка Мейта вела хозяйство и воспитывала четверых детей – одну девочку и трех мальчиков.

Из папиных родственников до войны к нам приезжала несколько раз бабушка. Она была религиозной. Соблюдала субботу, не ела свинину. Приезжала со своей посудой.

Родители мои были атеистами и такой же воспитали меня. Поэтому обычаи бабушки мне были непонятны и удивительны…

В родительском доме бывал и папин младший брат Саша (Вениамин). Он был военный. Работал в военной академии. Когда папу объявили врагом народа, Саша, боясь за себя, прекратил всякие контакты со мной и опекавшими меня родственниками.

Он настоял, чтобы так же поступил еще один папин брат Соломон, о существовании которого я только слышала.

После второго курса института я проводила каникулы у мамы в Акмолинске. Закончилась война, а я все еще носила довоенную одежду.

На Акмолинской барахолке мы купили отрез бостона (так называли ценившийся в те времена материал) на зимнее пальто. Это было таким крупным событием, что я до сих пор помню сумму, которую мама заплатила, – три тысячи рублей. Московская соседка – портниха – сшила мне пальто. Воротник к нему был сделан из меха белки, сохранившегося от “раньшего” времени: он служил подкладкой к дедушкиной шубе.

Итак, поезд из Акмолинска прибывает на Казанский вокзал. Я выхожу из вагона и попадаю в объятья высокого немолодого мужчины:

– Тамарочка, это ты! Я тебя сразу узнал по фотографии. Я твой дядя Соломон из Ленинграда.

У него была такая добрая, хорошая улыбка, что я сразу прониклась к нему симпатией и родственными чувствами. Потом тети мне рассказали: оказывается, Соломон позвонил и попросил разрешения пойти меня встречать. Он очень виноват, что много лет не видел меня...».

Читая биографии Шайкевичей, можно изучать историю страны, в которой они жили. Но, как и в любой еврейской семье, у моих однофамильцев смех и слезы часто соседствовали.

Профессора Розенталя в 1949 году за написание театральных и литературных рецензий, в которых был усмотрен космополитизм, отстранили от заведования кафедрой в одесском университете. Звание профессора ему все же оставили. В том же приказе упоминается и доцент кафедры зарубежной литературы Борис Шайкевич. Случай с ним был анекдотичный, но имел недобрые последствия. Шайкевич занимался изучением творчества Генриха Ибсена. Одному высокому чину от науки захотелось выяснить, кто же такой этот Ибсен. Он полез в энциклопедию. И надо же было такому случиться, что в статье об Ибсене было указано, что Ибсен – импрессионист. Причем „импрес-“ было напечатано на одной строке, а „сионист“ – перенесено на другую. Выяснив, что доцент Шайкевич занимается творчеством „сиониста“ Ибсена, начальство забило тревогу. Появились разоблачительные статьи в газетах… После этого следовало ждать ареста, но, к счастью, обошлось...

У Шайкевичей не было “фамильных” профессий. Среди них есть писатели, профессора, общественные деятели. Но все же чаще встречались портные, крестьяне, мельники – ремесленники, зарабатывавшие на хлеб своими руками.

Зелик Шайкевич был портным. Очень веселым человеком, и всегда пел песенку о портном:

Отезей нейт эр шнайдер,

Отезей нейт эр вох.

Эр нейт, эр нейт а ганце вох

У нит а копкец миталох. ¹

Зелик с женой и пятью детьми в голодном 1921 году переехал из Витебска в Челябинск…

С помощью Интернета узнал, что в мире сейчас примерно 250 человек носят эту фамилию. Предполагаю, что многие Шайкевичи находятся в родстве. В пользу этого говорят компактные места проживания Шайкевичей в 19 веке: Белоруссия, Западная Украина.

Сейчас мои однофамильцы, а, возможно, и родственники живут в Беларуси, Украине, России, Израиле, Америке и Германии.

Я занимаюсь поисками родовых корней Шайкевичей, интересуюсь, откуда наша фамилия Шайкевич, где жили наши предки, чем занимались. Эти знания надо оставить детям и внукам, чтобы они не теряли связь с прошлым.

Прошу отозваться тех, кто может рассказать о Шайкевичах и других моих родных.