Во все времена родители пытались дать детям образование, порой выбиваясь из последних сил, собирая копейку к копейке, учили их профессиональному мастерству, а тех, кто был поспособнее и чьи родители были побогаче, отправляли в институты или техникумы.
Отец Романа Пудовика сапожник Эли-Беру был отменный специалист. Приходили крестьяне из соседних деревень и говорили: «Элька, вот сапоги, которые ты пошил десять лет назад, они еще послужат мне, только надо поставить заплату». Где вы видели, чтобы семья местечкового сапожника имела лишнюю копейку? Никогда не было ее у Пудовиков. Росли пятеро сыновей и дочка. И им отец не уставал повторять: «Хотите выбиться в люди – учитесь. Другого пути у вас нет».
Эли-Беру умер молодым – в пятьдесят лет.
Его жена была из семьи раввина Спринсона. Звали ее Маня.
Роман Пудовик рассказал мне интересную историю про семью Спринсонов.
«Помните самый известный советский фильм, появившийся в годы войны? «Два бойца» – о фронтовой дружбе Аркадия Дзюбина и Саши Свинцова, воевавших под Ленинградом. Аркадия Дзюбина играл Марк Бернес. Безусловно, образ Дзюбина – вымышленный. Но прообразом стал мой двоюродный брат Рува Спринсон. Он служил корректировщиком огня. В Минске в Музее Великой Отечественной войны хранится его фотография. Писатель, драматург Лев Славин на фронте под Ленинградом встретился с Рувой Спринсоном. И когда Лев Славин писал сценарий фильма «Два бойца», он вставил эпизод, рассказанный ему Рувой: как они отбивались от немцев, вели корректировку огня. Через какое-то время писатель снова приехал на фронт, хотел встретиться со Спринсоном, показать ему сценарий, но Рува уже погиб. Славин был одесситом и сделал своего героя Аркадия Дзюбина земляком. Помните его знаменитую песню «Темная ночь»? Так что учтите, великий фильм и великая песня тоже имеют какое-то отношение к нашему местечку».
Старший сын Пудовиков – Яков, 1912 года рождения, гордость семьи, выучился на военного, стал командиром эскадрильи, воевал на финском фронте, летал на бомбардировщике и был награжден орденом «Красного Знамени». Орденоносцы были до войны редкостью. Когда Яков приезжал на побывку в Колышки и в военной форме шел по улице в родительский дом, все девушки выглядывали в окна и с сожалением вздыхали: «Такой завидный парень и не мой». Беда пришла в дом Пудовиков за три недели до начала войны. Якова арестовали в Гатчине под Ленинградом, где он служил. Пудовик замещал в это время парторга полка. Был приказ – офицерам, не прослужившим три года, находиться на казарменном положении, а их жен и детей выселить из гарнизона. Безусловно, в канун войны это был не только оправданный, но и необходимый приказ. Но офицеры стали приходить к Якову и просить его устроить их жен на свободные должности в гарнизоне. У Пудовика была добрая душа, он шел навстречу и был обвинен в невыполнении приказа. Потом у военных следователей «пошло и поехало», надо было показать рвение. Вспомнили, что Яков Пудовик однажды совершил вынужденную посадку на финской территории. Обвинили, мол, сделал это для контакта с английской разведкой. Вызывали на допросы членов экипажа, и они подтвердили очевидную ложь. Как в те годы выбивали показания, хорошо известно. За три дня до начала войны боевого летчика орденоносца Якова Пудовика отправили в лагерь на Урал, а весь экипаж самолета – расстреляли. В годы войны Яков Пудовик неоднократно писал рапорты с просьбой отправить его на фронт, но освободили летчика из заключения только в 1948 году.
Средний брат Наум, 1917 года рождения, тоже служил в армии. Часть дислоцировалась в Речице, но перед самой войной перевели в Брест на границу. Последнее письмо от Наума пришло в Колышки за две недели до начала войны.
Константин был на три года моложе Наума. К началу войны окончил Витебский медицинский институт и служил в военном госпитале в Казани. С 1942 года на фронте. Воевал на Северо-Западном направлении. В составе лыжного батальона под Старой Руссой выполнял спецзадание за линией фронта. Перед этим ему сделали новые документы, в которых он числился – русским.
Дочь Эли-Беру и Мани Пудовиков – Циля – к началу войны жила в Ярославле. Ее муж колышанский еврей Захар Федорович Муштаков тоже знает о фронте не понаслышке. Сначала воевал на финском. Отечественную войну – сержант Муштаков встретил на оборонительных рубежах, проходивших по границе Советского Союза 1939 года. В боях принимал участие с начала июля 1941 года. Попал в окружение, вышел к своим только в Подмосковье. Проверки, потом снова фронт, прошел всю войну, брал Кенигсберг. А в довершении ко всему попал еще и на Дальний Восток на войну с Японией. Не знаю, много ли таких солдат в стране, прошедших три войны от финской до японской и вернувшихся домой к семье.
…Этот очерк писался мной на протяжении нескольких лет. Когда я считал, что работа закончена, приходили новые письма от довоенных жителей местечка, люди звонили по телефону из разных стран, потом все чаще стал получать сообщения по электронной почте. Понимал, что обязан включить их воспоминания в очерк. Пожилые люди хотя бы на страницах книги снова хотели быть вместе, как когда-то в детстве.
Это письмо пришло из израильского города Цфат. Его написала Любовь Аркадьевна Златина (по мужу фамилия Арфа), 1931 года рождения.
«Я приехала в Колышки, когда мне было четыре года. Маму – Ионину Галину Марковну, родилась она в 1894 году в местечке Мстиславль Могилевской губернии, направили заведовать колышанской аптекой. Отец – Златин Аркадий Лазаревич, 1892 года рождения, тоже работал в аптеке, хотя был профессиональный музыкант. Мой брат, Златин Мотя, родился в 1929 году. Мы жили в том же доме, в котором находилась аптека. Я вспоминаю, что по вечерам у нас часто собирались гости. У отца была уникальная скрипка, работы самого Аманти – учителя Страдивари. (Новость о том, что в Колышках перед войной была скрипка работы Амати – фантастическая. Ни подтвердить, ни опровергнуть этот факт не могу – А.Ш.). Отец до женитьбы жил в Москве, играл в профессиональном оркестре. Наш дом привлекал, в первую очередь, любителей классической музыки».
Читаешь эти строки, пытаешься сопоставить их с сегодняшними Колышками... И не хватает фантазии. Как будто в письмах описывается какой-то другой мир – Атлантида, ушедшая в пучину времени.
«Вдохновенное исполнение моего отца завораживало слушателей. Не только взрослые, но и дети замирали от этого высокого искусства. Из слушателей запомнился учитель Валентик. Он преподавал литературу. Погиб на фронте. Я дружила с его дочкой Алевтиной.
Отец был большим любителем поэзии. Помню большую книгу, изданную в 1937 году (год столетия гибели А.С. Пушкина). Отец привез ее из Москвы. Соседи приходили к нам в дом читать эту книгу».
Аркадий Лазаревич Златин и сам был одаренным литератором. Написал две повести. Одна рассказывала о жизни еврейской семьи и называлась «Сын бедного художника». Другая – о советской молодежи, о долге, романтике и любви. Называлась «Жизнь зовет». Автор отправил рукописи в Союз советских писателей в Москву. Перед самой войной пришли положительные рецензии на повести, правда, Аркадию Лазаревичу было предложено их доработать.
Аркадий Златин приехал в местечко вслед за женой. В этом тоже была советская романтика тех лет: оставить Москву, оркестр и приехать в Колышки.
Галина Марковна Ионина выросла в бедной семье. Была очень одаренной девушкой, мечтавшей учиться в университете. Трижды ей пришлось поступать в Казанский университет, преодолевая процентные нормы, установленные для евреев. В конце концов, она добивается поставленной цели.
«Помню события, связанные со смертью Максима Горького, – пишет в письме Любовь Златина. – Как ни странно, это имело прямое отношение к нашей семье. В аптеке яды хранились в двух шкафчиках. На одном была красная буква «А», на другом – «Б». Из Витебска прибыл чекист проверять правильность хранения ядов. Считали, что «враги народа» отравили пролетарского писателя Горького и искали, где они раздобыли яд. Самые сильнодействующие яды должны были храниться в шкафу «А». Чекист обнаружил какую-то ошибку в хранении. Составил акт, через несколько дней маму арестовали и увезли в Витебск. Спустя какое-то время все выяснилось, маму отпустили, она говорила, что ей повезло: попался порядочный следователь».
Тридцатые годы, особенно их вторая половина, были наполнены страхом, поисками «врагов народа», доносами и очернительством.
1 сентября 1938 года Люба Златина пошла в первый класс. И на первом же уроке учительница рассказала малышам о «врагах народа», которые мешают стране строить светлое будущее.
«Учительница велела всем взять букварь и густо зачеркнуть фотографии. На нескольких страницах были напечатаны портреты «врагов народа»: Бухарина, Зиновьева, Каменева. И мы с остервенением их зачеркивали».
