Как и во многих других местечках, в Колышках в центре на возвышенности находилась базарная площадь. От нее в разные стороны разбегались улицы и улочки. Причем, ближе к базарной площади были дома более зажиточных людей, посередине улицы – среднего достатка, на окраине жили бедняки.
Практически все колышанские магазины и лавки находились на базарной площади. Их владельцами тоже, в основном, были евреи. Скобяные товары можно было купить у Шейны Бляхар или Хаима Незлина, конскую сбрую – у Марасья Хейна, продовольствием торговали Бася-Роха Городецкая, Гирш Мерзляк, Фейга Эфрос, Абрам Стернин и Шмуэл Раппопорт. Симон Минц держал местечковый ломбард.
...Роман Борисович Пудовик родился в Колышках в 1927 году. Встретились мы с ним в Санкт-Петербурге, где он сейчас живет. Вспоминая молодость, а память у Романа Пудовика феноменальная, он рассказывал:
«В местечке было четыре улицы: Лиозненская, Микулинская, Поречьевская и Яновичская. Все названия даны по населенным пунктам, в сторону которых они вели: Лиозно, Микулино, Яновичи – местечки, а ныне городской поселок и деревни, находящиеся в Витебской области; Поречье – сегодня это город Демидов (Смоленская область). Были многочисленные переулки, соединявшие улицы. На базаре проводились ярмарки, народные гуляния».
Роман Пудовик призадумался и через несколько секунд назвал цифру: «На базарной площади в Колышках было 12 магазинов. На этой площади проходила вся деловая, да и культурная жизнь местечка. Базар был не только торговым, но и информационным центром. Приходили сюда кто с товаром, кто с деньгами, а кто и с новостями».
От рынка вниз в сторону еврейского кладбища шла Микулинская улица, в противоположную сторону, в направлении христианского кладбища, – Яновичская. Дома в Колышках были в основном деревянные, побогаче – на высоком каменном фундаменте, бедные – порой казалось: врастали в землю.
Через местечко протекали две речки. Старожилы уверяли, что обе безымянные. Одна протекала вдоль Яновичской улицы, другая – Микулинской. Через речки, скорее ручьи, были наведены мосты. Весной по обыкновению ледоход сносил их. А летом колышанские речки пересыхали. На Микулинской улице, где стояла баня, у русла было углубление, рядом поставили колодец-«журавль» и черпали воду для бани. Была вода чистой, и мыться ею было приятно. Мальчишки ходили купаться в деревню на пруд. Там было поглубже и можно было нырять.
На речке стояла мельница. Роман Пудовик вспоминал, как его дед поднимался на второй этаж мельницы и засыпал рожь, описывал большущие жернова, превращавшие зерно в муку.
Около мельницы, когда сходил лед, делали запруду и ловили большущих щук – рыба заходила на нерест.
Такая география была у местечка.
У нумизматов я узнал, что в 1919 году в Колышках выпускались собственные деньги – «колышанские боны». Это были первые деньги с надписями на белорусском языке. Боны были выпущены местной торговой общиной и имели обращение как в самом местечке, так и в соседних деревнях, причем не только на Витебщине, но и на Смоленщине. В самом Витебске колышанские боны тоже принимались при расчетах, но только теми, кто лично знал председателя торговой общины Хаима Незлина, порядочного, уважаемого человека. Боны были в обращении несколько месяцев. Существовали купюры достоинством в 1 рубль и 10 рублей. Печатались на простой бумаге. Старожилы Колышек уточняли: «На бумаге в клеточку». Главной защитой от фальшивомонетчиков была печать и личная подпись Хаима Незлина. Эти деньги люди именовали «незлинками», вероятно, по аналогии с керенками. При появлении государственных денег колышанские боны были выкуплены у населения и сожжены. Этим и объясняется, что сегодня они встречаются чрезвычайно редко.
Я был уверен, что Хаим Незлин – могучий хозяин, державший в своих руках торговую общину и наладивший выпуск денег.
Когда же я прочитал воспоминания его сына Соломона Незлина, фигура Хаима обрела иной облик.
Происходил он из местечка Дубровно, вырос в религиозной семье. Интересной личностью был его отец Шлема-Зелик.
«Он отличался глубокой и искренней религиозностью. Вставал в полночь. Садился на низкую скамеечку, надевал старый надорванный костюм, посыпал голову пеплом, читал специальную молитву и горько оплакивал разрушение храма. В траурные дни (17 Тамуза и 9 Ава)12 в глубокой печали переживал разрушение Иерусалима. В Симхат-Тора13 (хотя спиртного в рот не брал) был веселый и радостный, как велел Б-г.
Крестьяне, с которыми он вел дела, знали о его глубокой религиозности, и, когда он подъезжал к деревенской избе, хозяин обычно говорил жене: «Выгоняй свиней, Шлемка едет». Он избегал проходить мимо церкви или костела и обходил их на расстоянии. Соблюдал указания Талмуда о необходимости ежедневного омывания всего тела и, находясь в деревне, купался в реке или озере. Однажды, в холодный осенний день, крестьянин, проезжая мимо озера, увидел, что из воды поднимается какое-то существо с длинной свалявшейся бородой. Подумав, что это водяной, ездок в страхе сильно стегнул лошадь и поспешно удалился прочь».
Хаим Незлин, оставивший след в нумизматике, был человеком другого времени. По собственной инициативе он познакомился со светской литературой на иврите и русском языке. На него большое влияние оказал писатель Иегуда-Лейб Гордон14 – один из наиболее известных пропагандистов хаскалы15 – движения, возникшего среди евреев, стремившихся узнать не только Тору, Талмуд, но и язык, историю, литературу народа, среди которого они живут, постичь общечеловеческие ценности. У этих людей был лозунг: «Будь евреем у себя дома и человеком вне дома».
Хаим Незлин обладал незаурядными способностями. Знал наизусть ТаНаХ16. Уже живя в Москве, сам выучил немецкий и ездил в Ленинскую библиотеку читать книги на этом языке. Вероятно, при других обстоятельствах из него мог бы выйти крупный ученый.
И все же личность Хаима Незлина, описанная в воспоминаниях сына, как-то не соотносится с образом колышанского банкира, которого знали и которому доверяли в окрестных деревнях и городах. Но – чего не бывает в местечках!
«В повседневной жизни (Хаим Незлин – А.Ш.) был непрактичным и в какой-то степени чудаковатым, даже беспомощным. Он очень любил музыку и с молодости играл на скрипке, но при пожаре она сгорела, и на этом его музыкальное увлечение закончилось. Подобно своему отцу, был необычайно честен, правдив и с отвращением относился ко лжи и фальши. В течение пятнадцати лет занимался мелкой торговлей, имел лавку скобяных товаров, его клиентами были крестьяне».
В торговом деле у Хаима Незлина было одно достижение. В то время, как известно, пахали сохой. Хаим впервые привез в местечко из Витебска плуги, которые немедленно были раскуплены крестьянами.
К занятию торговлей Хаим относился с неуважением и хотел, чтобы его сыновья обучались ремеслу, например, столярному, и не пошли бы по торговому пути…
