В детстве я часто слышал название этого местечка. Отсюда приехали в Витебск наши соседи, да и мои корни коснулись этих мест. Только по-еврейски Колышки называли Колыск. Мне очень нравилось это название. Было в нем что-то домашнее и ласковое. По-белорусски «колыска» – это колыбель. Вот и мне местечко Колышки казалось колыбелью. Я всегда хотел побывать там, увидеть места, о которых много слышал. Да как-то не приходилось. А в блокноте накапливались новые записи, воспоминания людей, живших там когда-то.
Есть разные легенды о происхождении названия местечка. Юрий Фомин в книге «Человек из легенды», которая посвящена памяти его отца, уроженца Колышек, комиссара легендарной Брестской крепости Ефима Фомина, пишет: «Среди обширных белорусских болот и густых лесов затерялась небольшая убогая деревня с не—обычным названием – Колышки. Выйдя за околицу, можно было действительно поколыхаться на толстом слое мха и дерна, под которым таилась предательская болотная вода. Существует и более романтическая версия происхождения названия: якобы молодежь незатейливо развлекалась в праздники, подвешивала на сведенных вместе кронах деревьев качели. А чтобы они не проседали, подпирала их жердями-колышками. Так и появилось в нынешнем Лиозненском районе Витебской области селение Колышки, переросшее со временем в одноименное местечко».
В музее Колышанской средней школы я прочитал «Летопись Колышек», составленную учителями и учениками школы. В ней еще одна версия происхождения названия. «В старину евреи селились там, где им нравилось, где было свободное место и где им царь жить разрешал. Ходили люди по белу свету, искали хорошее место, где бы и земля щедро родила, и люди добрые жили. Наконец, нашли такое место, поставили себе дома и оградили участки, но не сплошным забором, а деревянными колышками. Когда приходили новые люди и искали место, где бы им обосноваться, часто слышали совет: “Идите туда, где колышки стоят”. Отсюда и название местечка пошло».
Не знаю, какая из этих версий правильная, где правда, а где вымысел. Лично мне нравятся все рассказы «откуда есть пошли Колышки».
О чем рассказывают архивы
Еврейские местечки – «штетлы», в единственном числе на идише это слово звучит более ласково «штетеле» – это особый мир со своей неповторимой атмосферой, с веками сложившимися обычаями и традициями, это характерная архитектура и планировка.
Что же такое местечко? Само понятие происходит от польского слова «място» – город. Местечко – это небольшой городок или, вернее, уже не деревня, но еще не город. Все занятия жителей местечек были в основном городскими. Если деревню можно назвать поселением земледельцев, то местечко – поселением ремесленников и торговцев.
Когда и как появились еврейские местечки? В XV–XVI веках польская знать, а земли Восточной Белоруссии тогда входили в состав Речи Посполитой1, не препятствовала расселению евреев в принадлежащих ей селах и городах на сравнительно благоприятных условиях. Евреи были старательными и аккуратными работниками, учили своих детей, а грамотные люди лучше овладевают ремеслом. Евреи были практичными, понимали толк в коммерции; и, что не мало важно, вновь прибывающие всегда более покорны и покладисты. Им надо сначала обосноваться, а потом уж думать о своих правах.
Даты возникновения еврейских общин многих белорусских городов и местечек известны лишь приблизительно. Историки считают, что в Колышках и соседних местечках первые евреи поселились более четырех веков назад.
А теперь немного истории или фактов, подтвержденных архивными документами.
В начале XIX века, когда местечко Колышки входило в состав Суражского уезда, в нем жили 4 купца-христианина и 4 купца-еврея, мещан-христиан – 421, евреев-мещан – 408.
По ревизии 1847 года, колышанское еврейское общество насчитывало 508 душ.
В конце XIX века Колышки были крупным местечком. В 1897 году здесь жили 1568 человек, из них – 1127 евреев. В 1906 году в Витебске был издан «Список населенных мест Витебской губернии». В нем указано, что в Колышках 853 деревянные постройки, из них 252 – жилые. А вот мощеных улиц – нет.
...Люди выращивали картофель, лен, овощи. Делали плетеную мебель, бочки, ложки. Работали кожевенники, портные, сапожники. Со сбытом было туго. Конечно, выручали ярмарки, которые проходили в начале февраля и конце сентября на православные праздники Здвиженье и Стреченье2. Но разве две ярмарки прокормят весь год? И возили колышане товары в Витебск и Смоленск, в другие города. Много людей занималось извозом. А значит, и для скорняков, и для кузнецов находились дела.
Так жили люди, помогая друг другу, давая возможность заработать на кусок хлеба и прокормить семью.
Расположенное на дороге из Витебска в Смоленск местечко развивалось как торговый центр.
В каталоге промышленников и купцов «Вся Россия», изданном в 1911 году, приводится пофамильный список деловых людей Колышек. Сегодня у многих вызывает удивление, что в местечке было так много людей, занимавшихся бизнесом. За последние годы мы привыкли, что бизнес, оптовая торговля – удел жителей больших городов. В эпоху «еврейских местечек» дела обстояли иначе.
Ханон Цалкович Асташкович занимался торговлей текстилем, так же, как и его земляки Михель Беркович Будревич, Мина Рубовна Гинзбург, Израиль Лондон, Юдифь Давидовна Незлина, Алта Гершовна Ноц, Бендет Мовшевич Шмерлинг, Бася Хаимовна Шмидт. Заметьте, всем хватало места! И, несмотря на естественную конкуренцию, нигде я не нашел упоминаний о «торговых» конфликтах или войнах.
Табаком торговали Хая Шнееровна Хазина и Абрам Зеликович Стернин. Торговлю льном вели Эли Израильевич Бескин и Давид Беньяминович Иткин.
Внук Давида Иткина, видный советский ученый, врач Соломон Незлин (об удивительной династии Иткиных–Незлиных я расскажу подробно) написал воспоминания «Моя жизнь».
«Мой дедушка со стороны матери, Давид, был человеком очень умным, практичным и энергичным. Он родился в небогатой семье. В 15-летнем возрасте по своей инициативе поехал в Тамбовскую губернию, у помещиков купил партию лошадей, выгодно продал их местным крестьянам и вернул родителям взятые у них взаймы деньги.
Вскоре он переехал в Колышки, в 16 лет женился и построил двухэтажный просторный дом, стал отцом четырех сыновей и двух дочерей. Занялся торговлей льном, который покупал у крестьян, подвергал его обработке с помощью молодых деревенских ребят (трепачей) и вагонами доставлял витебским купцам, которые экспортировали лен преимущественно в Германию. Он стал довольно состоятельным и хорошо обеспечивал многочисленную семью, дал домашнее воспитание детям, учившимся в хедере3».
Чтобы представить себе, какими были купцы столетней давности, приведем еще некоторые фрагменты из воспоминаний Соломона Хаимовича Незлина:
«Он (Давид Иткин – А.Ш.) был красивый, высокий, представительный, любил хорошо одеваться – костюмы заказывал у лучших витебских портных. Ему была присуща свойственная евреям склонность к благотворительности. Он помогал (иногда без огласки) местным беднякам и был гостеприимным. В субботу за его столом нередко сидел приезжий нищий еврей.
Был честолюбив, его выбирали на почетный общественный пост старосты погребального братства «Хевра Кадиша»4. Несмотря на отсутствие общего образования, проявлял большой интерес к историческим событиям. Помню, как дед следил за англо-бурской войной в Южной Африке5, сочувствовал бурам6…
Хотя он ладил с местным начальством (приставом, исправником), но отрицательно относился к самодержавному строю – в основном за ограничения евреев в правах.
Давид Иткин был патриотом еврейского народа, сочувствовал национальному движению. В гостиной на видном месте висел фотопортрет Теодора Герцля7, он с удовольствием слушал отрывки из истории евреев Греца8 и рассказы Шолом-Алейхема9. Водку не пил, но по праздникам не отказывался от рюмки вина – из Витебска доставляли палестинское вино «Кармель», в доме были также палестинские финики и стручки («боксер»), к празднику Суккот10 привозили освященные «лулав» и «этрог»11.
Цитата, возможно, длинновата. Но дает представление о том, как жило молодое поколение состоятельных евреев в местечках в конце XIX – начале XX века.
